Вероника Словохотова
Каждый образ – это бесподобный бенефис Ароновой. Фото агентства «Москва»
«У вас Гоголи-то как грибы растут», – думаю, эти слова Белинского вполне применимы к новым «Мертвым душам» в Театре Вахтангова. Режиссер Владимир Иванов определил жанр постановки как галопад, то есть подвижный бальный танец для дамы и кавалера. И действительно, если не считать анонимных помощников, спектакль исполняют всего два актера – Он и Она, мать и сын Мария Аронова и Владислав Гандрабура.
Портретная галерея колоритных гоголевских персонажей, начиная от Чичикова и заканчивая кучером Селифаном, сливается в один фантасмагорический портрет самого Николая Васильевича Гоголя. Артисты играют в масках: длинные носы, а в случае с главным героем и стрижка à la moujik заставляют вспомнить писательский профиль. И получается, что на сцене предстает сочинитель поэмы, просто в разных своих ипостасях: Гоголь-Чичиков, Гоголь-Манилов и даже Гоголь-Коробочка – все они являются порождением его фантазии, а значит, и продолжением авторского «я». Роль Чичикова не закреплена за кем-то из актеров, они меняются, как только главный герой взрослеет и начинает новую жизнь.
Владимир Иванов решил уйти от инсценировки Булгакова и написал свою в соавторстве с Андреем Тупиковым. Действие у вахтанговцев развивается линейно. Всю первую часть они отвели последней главе поэмы, то есть детству и жизни Чичикова до того, как он решил скупать мертвые души. Его образ словно бы рождается из разговора. Просьба актеров говорить потише «тщ-тщ-тщ-тщ» незаметно переходит в «чи-чи-чи-ков». Аронова и Гандрабура по очереди играют повзрослевшего героя, а в начале маленького Павлушу заменяют безликие куклы в маске Гоголя. Быть может, лица нет, потому что художественный образ еще не сформировался – вернее, не выкристаллизовался в сознании автора. Эту идею в сценографии подчеркивает художник Максим Обрезков. В темноте проецируются мятые черновики поэмы в прозе, и мы словно становимся свидетелями появления этого текста.
Иванов терпеливо перебирает школьные будни Чичикова, его попытки добиться степеней, известных на службе,и таможенные махинации, прослеживая, «из какого сора» рождается характер подлеца. Путешествие Чичикова строится по классическому образцу, однако эпизод встречи у Ноздрева опущен – впрочем, ссора с ним в конце все равно будет, актеры специально заранее об этом предупреждают строгих ценителей. Режиссер не стремится к реалистичности, ему важен гоголевский юмор. Добиваясь абсолютного абсурда, инсценировщики смело сокращают диалоги с помещиками и растягивают второстепенные в сюжетном отношении сцены, как, например, беседу дамы приятной с дамой, приятной во всех отношениях.
Каждый образ – это бесподобный бенефис Ароновой и Гандрабуры. Они перебрасывают друг другу роль Чичикова, как мяч, и успевают вжиться в десятки других образов. Раскрыть сущность персонажей помогают пластическая режиссура Сергея Землянского и костюмы Максима Обрезкова, придающие фигурам гротеск. Манилов в спектакле носит панталоны с воздушными, напоминающими безе розами, на плаще Плюшкина, который тянется по всей сцене, можно разместить классическую кучу мусора, а Настасья Петровна Коробочка в пышном платье похожа на курицу-наседку – и даже сидит она в коробке.
В световой партитуре, созданной Александром Матвеевым, преобладают холодные краски, этот стиль приближает по атмосфере «Мертвые души» к новому «Королю Лиру» Вячеслава Бутусова. Порой насмешливая, порой ужасающая музыка Вячеслава Жукова вторит интонации поэмы, которая к финалу становится все более трагичной. Надвигается гроза, сцену застилает дым, и кажется, что бричка Чичикова несется в царство Аида. Он выступает хозяином метафорического подземелья, где обитают мертвые души, – но не купленных крестьян, а помещиков, которые пошли на сделку. Манилов, Плюшкин, Коробочка, Собакевич и Ноздрев так же лишены человечности, как и картонные куклы, использованные в постановке. И средь этого нешумного бала Чичиков с полным правом расхаживает гоголем, демонстрируя в полумраке свой брусничный фрак с искрой.
комментарии(0)