Женщины без границ, широкими мазками. В Пушкинском музее показывают "Правдивую ложь" Ксении Хауснер

Ксения Хауснер на фоне «Изгнанников». Фото РИА Новости

В 1992-м австрийская художница Ксения Хауснер (почти) оставила сценографию – к тому моменту у нее за плечами было сотрудничество с Ковент-Гарден, брюссельским Ла Монне, венским Бургтеатром, с Зальцбургским фестивалем, – чтобы стать «режиссером собственных живописных пьес». В 2000-м ее выставку «Зона борьбы» привозили в Русский музей, в 2019-м показывали в основном проекте VIII Московской биеннале современного искусства, нынешний проект «Правдивая ложь» начался в венской Альбертине. Ее холсты и сегодня напоминают инсценировки, часто почти с театральным светом.

Проект Хауснер открылся в Галерее искусства стран Европы и Америки в последнюю неделю работы выставки «Музы Монпарнаса» (см. «НГ» от 27.07.21), женскую тему в искусстве музей продолжает и циклом дискуссий. Известная и в театральном (из сценографии она окончательно не ушла: в прошлом году участвовала в постановке «Кавалера розы» Андре Хеллера в Берлинской опере), и в арт-мире, Хауснер – еще и член-основатель организации «Женщины без границ» – главными и почти единственными героями полотен делает женщин, говоря, что те у нее «выступают как представители всех гендеров». При этом, по словам художницы, в работах нет «инструкций по применению или указаний, как это нужно прочесть… Жизнь – всегда знак вопроса».

Вот на автопортрете перед Хауснер торт, а к виску она приставляет дуло пистолета; вот ее «Зимний путь» – сцена расставания: он, безучастный, стоит к нам спиной, она его обнимает. Вот она пишет «Viribus Unitis (Общими усилиями)» и, отталкиваясь от обнародованного в 1848-м императором Францем Иосифом девиза, переводит его в пандемийной ситуации на огромную марку-картину, тут снова автопортрет художницы с респиратором в руке. Вот она обнаженная перед палитрой – ощущение после окончания работы. Художник сам себе – самая удобная модель. Вокруг – близость и расставание других, проблемы миграции, вопросы мультикультурализма, «Люди в клетке» (в своей мастерской художница сымитировала типичную гонконгскую каморку, в каких приходится тесниться бедноте).

Те самые близость и расставание, дружба, эмпатия и отчужденность, сексуальность и подавленность на ее холстах, кажется, ходят по кругу: порой трудно разобрать, где что. Видимо, это часть замысла. Сконструированные ситуации, в которых требуется отыскать неоднозначность и сложность жизни. Поскольку речь идет о живописи, подключен и риторический вопрос о жизни этого медиума сегодня. Жива.

Манера Хауснер узнаваема – она не боится ярких красок, широких мазков, монументального формата и ощущения резкости. Наверное, потому что жизнь – опять-таки (см. выше) вообще сложная штука и часто груба. А постановочность – что давно не новость – не отменяет правды. Декоративность ее холстов сейчас сравнивают с Матиссом (зачем?) и с традицией средневековой алтарной живописи (возможно, из-за ощущения медитативности). Она любит амбивалентные названия с отсылками к общеизвестным произведениям, но эти заглавия необязательно задают тон прочтению работы: так надо. Трактовок может быть много, медитативность изображенного создает эффект присутствия в каком-то общем поле, где герои переходят из комнаты в комнату, из зала в зал… В этом смысле, пожалуй, они вневременны, но почему-то от них довольно быстро устаешь. Это живопись, которую можно толковать так и эдак. И которую отчего-то хочется рассматривать с позиций цветовых пятен на стене. Она была бы хороша и в офисе, и в доме. Не в твоем.