Дарья Курдюкова
Последняя электричка. Фото агентства «Москва»
25-летие дуэта Алексея Политова и Марины Беловой куратор Сергей Хачатуров обыграл «Машинерией зрелищ». Здесь объединены восемь больших проектов разных лет, а еще культурные коды – с клише, жизнь с балаганным действом и рефлексия с иронией, которая тут же превращается в иронию над иронией.
Быть шутом, «травести и трикстером – прерогативы, которые недоступны настоящему императору, охраняющему самый что ни на есть правильный миропорядок», пишет Сергей Хачатуров в тексте к одному из выставочных разделов. «Эротические мотивы вполне объединяют первобытное общество и карнавал», – комментирует он в другом. «Машинерия зрелищ» выходит за рамки просто ретроспективы – кураторский взгляд, благодаря которому прошлое, будь то эпоха Реформации или Екатерининский век, прорастает в настоящем мотивами площадного действа, балагана, карнавала, представляет необычный ракурс на известные работы художников. Вместе с тем он превращает выставку в новое цельное повествование, главы которого объединены фарфоровыми фигурками – эдаким чичероне-трикстером, что всякий раз отбрасывает не похожие на себя тени.
Открытки с подписями, камеи, рюмочная в виде летающей тарелки (с портретами художников, кураторов и критиков на бутылях — некоторых уже нет в живых, и объект, 18 лет назад сделанный для фестиваля «Арт-Клязьма», постепенно начинает восприниматься и как памятник прошлому), электричка, мультфильмы со стихами Александра Тимофеевского, театр теней, масскульт сталкиваются лбами. Как «Последняя электричка», лихими машинистами которой тут стали сами Политов и Белова, они идут напролом сквозь эпохи, делая их комнатами большой веселой коммуналки. Там и античные Афродиты, и русские бабы, и Роден, и Че Гевара. «Художники были одинаково нищими и страшно креативными. Наш творческий подход – из 1990-х», – говорит в интервью Art Newspaper Марина Белова.
Тело, оболочка образа, делается лейтмотивом отражения мира, его желаний, его страстей, его шаблонов. Похищенная Европа глядит вожделенной картинкой из магазина для взрослых, маленькие башни – символы мировых столиц отбрасывают большие тени. В области балета мы все еще впереди планеты всей? – тут раздухарившаяся, как динамо-машина, балерина дает ногой по физиономии спортсмену. У уставших припадать на колено амуров перебинтованы ноги, котики маскируют фривольную картинку, бутылка джина на пару с пакетом кефира отбрасывают тени-небоскребы. В мультфильмах спортсмены на словно заедающем, прихрамывающем изображении подтормаживают, ставя новые рекорды, а классики литературы умеют шутить над собой: «Один сумасшедший напишет, другой сумасшедший – прочтет». Зрелище – то, что всегда с тобой, одни в нем тонут, пытающиеся спастись видят себя со стороны.
Плоть, тень, проекция – во все это вплетены рассуждения о том, на что вообще сегодня способен образ как таковой. Ответ, кажется, в том, что он переменчив, обманчив, но все еще достаточно силен. Он может дать забыться в карнавальной сутолоке, а может утянуть за собой в театр теней, таких образов «наоборот», за шутливой интонацией которых порой могут открыться и несколько зловещие мотивы. Мы – тень наших страстей. Но когда мрак уже не разрежается, не император, а шут может проговориться о важном.
