Скрябин. Музыка. Гроза

Исполнение «Поэмы огня» сопровождалось световым шоу. Фото Армана Тадевосяна/Пресс-служба музея «Новый Иерусалим»

Чай, дождевики, оркестр, окруженный влажным воздухом, быстро расстраивающим инструменты, – дождь уже стал традиционным атрибутом фестиваля. Однажды гроза началась во время звучания малеровской симфонии, в прошлом году дождь сопровождал балеты Стравинского, а в этот раз – музыку Александра Скрябина.

Фестиваль «Лето. Музыка. Музей» посвящен 150-летию со дня рождения композитора. Главным произведением первого вечера стал скрябинский «Прометей», или «Поэма огня», которую исполнили с партией света и с хором, что бывает не так часто. Вместе с ним в программу, которую представил Российский национальный оркестр под управлением Александра Рудина, вошли симфония «Гармония мира» Хиндемита и увертюра к единственному балету Бетховена «Творения Прометея». Произведения для фестиваля выбирали, ориентируясь не столько на публику, сколько на качество музыки – в ход пошли ассоциации, аллюзии, переложения, редко исполняемые сочинения и вещи, известные скорее профессиональным музыкантам.

Одно из таких произведений – симфония Пауля Хиндемита «Гармония мира». Так назывался трактат астронома Иоганнеса Кеплера, жившего в XVII веке. В основе сочинения лежит древневосточная идея единства законов музыки, человеческой природы и всего мироздания. Что прекрасно рифмуется с космогоническим мировоззрением Скрябина. «Это произведение сложное, это композитор выдающийся, в наши дни несколько недооцененный. Великий гуманист, прекрасный человек, действительно защищающий в своей музыке и в своем мировоззрении все то хорошее, что в нас есть – я имею в виду, в людях. И то, и другое сочинение обращены куда-то ввысь и в человеческую душу. Хотя в Скрябине есть очень много индивидуализма, а у Хиндемита эта музыка, наоборот, крайне объективна, тем не менее мировоззрение где-то в небесных сферах у них смыкается, всепоглощающее какое-то слияние макрокосма и человека – это то, что их объединяет», – сказал Александр Рудин.

После «Гармонии мира» поверх грозовых туч выглянуло солнце, а к началу «Прометея» уже стемнело. Как известно, в музыкальной партитуре Скрябин выписал отдельную строчку для света – Luce. Композитор был синестетиком – человеком, который вместе с нотами и тональностями видел определенные цвета. Всю жизнь им владела парадоксально соответствующая современному образу жизни и духу фестиваля идея синтеза искусств и воздействия на разные органы чувств человека.

Подлинный цвето-световой аппарат для исполнения «Прометея» хранится в московском Мемориальном музее Скрябина и представляет собой куда более скромное зрелище, чем любое световое шоу: 12 лампочек, расположенных по кругу наподобие люстры и соответствующие им кнопки. Но задумка была грандиозной – Скрябин хотел, чтобы свет пронизывал насквозь все пространство, в котором находится публика.

Специально для фестиваля «Лето. Музыка. Музей» композитор Петр Климов и художница по свету Елена Перельман подготовили световую партитуру. Вместо лампочек – круги, выстроенные в три линии, которые загораются разными цветами – их Скрябин обозначал нотами.

Пианист Андрей Коробейников, исполнивший партию фортепиано в «Прометее», считает, что соединение разных средств выразительности – света и цвета, оркестра, солирующего фортепиано, хора, который тоже становится определенной краской, с мифом о Прометее – создает особое впечатление: «Идею синтеза чувств, какой-то такой суггестии, какого-то такого гипноза, круговорота образов искусства, которые куда-то уносят вместе». Уносят – и дают возможность в темноте, под проливным разноцветным дождем с отдаленными раскатами грома каждому, кто присутствовал, пересотворить, пересобрать свой собственный мир и объяснить себе мир внешний – его отчаянную, страшную и великолепную гармонию.

Программа фестиваля (ее идея родилась в Московской областной филармонии – это один из организаторов форума) строилась на сопоставлении двух форматов – больших концертов под открытым небом, где звучали крупные симфонические произведения, и камерных вечеров. На одном из опен эйров выступила пианистка Полина Осетинская с Академическим симфоническим оркестром Московской филармонии под управлением Дмитрия Лисса. В этом концерте отразилась одна из магистральных идей фестиваля – сопоставление разных и музыкально, и эстетически композиторов: прозвучали Концерт для фортепиано с оркестром Скрябина и Вторая симфония Рахманинова. Их дополнили сочинением Мессиана «4 медитации для оркестра».

Несколькими часами ранее, на концерте камерного оркестра Musica Viva и его художественного руководителя Александра Рудина, который солировал в некоторых произведениях, публика также могла сопоставить сочинения Скрябина и Рахманинова – но несколько в ином контексте. В программе, исполненной с присущими Рудину благоговением и строгой аккуратностью, были произведения композиторов скрябинского круга – музыка его современников и ранние сочинения самого Скрябина, которые, скорее всего публику удивили: «Это Скрябин не совсем тот, которого мы знаем, но совершенно обаятельный», – говорит Рудин.

Также прозвучала «Мелодия» Глазунова и переложения малоизвестных пьес Дебюсси из «Альбома военных лет» для виолончели и струнного оркестра, созданные Петром Климовым специально для концерта. Их слушателям представили впервые. Центром программы стала «Просветленная ночь» Шенберга.

Создалось впечатление, что у этого концерта тоже была негласная, скрытая программа, под стать самому формату – камерному и интимному. Сама последовательность и выбор сочинений будто бы намекали на вещи, о которых редко говорят вслух. Казалось – и по атмосфере, которая чувствовалась в зале, и по внутреннему отклику слушателей, – что речь идет о сострадании, всепрощении, смирении, нездешней горькой грусти и такой же нездешней радости.