Дирижер Александр Сладковский благодарен главе Татарстана Рустаму Минниханову, называя свой оркестр его детищем. Фото с сайта www.tatarstan-symphony.com
25 сентября, в день рождения Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, в Московской филармонии выступит Государственный академический симфонический оркестр Республики Татарстан. В программе – Первый скрипичный концерт, в котором будет солировать Павел Милюков, и Двенадцатая симфония («1917 год»). Накануне концерта художественный руководитель и главный дирижер оркестра Александр СЛАДКОВСКИЙ рассказал корреспонденту «НГ» Марине ГАЙКОВИЧ о судьбе записи всех симфоний Бетховена и о том, как действовать в реалиях нового времени.
– Александр Витальевич, начало сезона у вас ударное – вы уже были и в Сочи, и на Байкале…
– Да, так и есть, мы выступали в «Сириусе», на фестивале Дениса Мацуева «Звезды на Байкале» в Иркутске, с Аидой Гарифуллиной на Дне республики Татарстан. За три недели мы сыграли пять концертов с разными программами, и какими! «Весна священная» и Скрипичный концерт Стравинского, Двенадцатая симфония Шостаковича, Вторая симфония Рахманинова и его Четвертый концерт с Борисом Березовским, Третий Прокофьева с Денисом Мацуевым, Скрипичный концерт Шостаковича с Павлом Милюковым. Бешеный алгоритм, и я рад, что мы с этим справляемся.
– Судя по планам, такая же интенсивная работа предстоит и дальше: очень насыщенная программа, особенно по части гастролей. Тут и Москва с разными залами, и Петербург.
– Когда я 12 лет назад пришел в оркестр, было 20 концертов в сезоне, из которых 10 – с одинаковой программой.
– А сейчас?
– Я даже не считаю. Но уже в первый мой сезон мы сыграли порядка 60. Валерий Гергиев, у которого я учился – не в классе, а на деле, сидел у него в Мариинке, – дал мне понять, что нет ничего невозможного. И наш оркестр сейчас в топе, потому что мало кто может за три недели сыграть пять разных программ в разных городах, с разными солистами. Но тут надо отметить и еще одну вещь: добиться такого уровня было невозможно без поддержки, и я хочу сказать спасибо президенту Республики Татарстан Рустаму Нургалиевичу Минниханову. Наш оркестр – его детище.
Для меня в каком-то смысле этот сезон – рубежный. Я в оркестре 13-й год. Тринадцать лет жил в Казани Натан Григорьевич Рахлин – с 1966 по 1979. Он создал этот оркестр и руководил им до своей смерти. И за 13 лет он сотворил татарское чудо. И вот сегодня можно сказать, что мы достигли того же возраста и, как мне кажется, мощи, достойной этого коллектива. Во многом благодаря поддержке президента, который нас холит и лелеет. Где бы я ни выступал – в Сочи, в Иркутске, Перми, Москве, Петербурге, – всегда в зале татарская диаспора, это показывает отношение к оркестру.
– А часто приходит на ваши концерты сам Минниханов?
– Конечно. Бывают такие мероприятия – и в Казани, и в Москве, и раньше бывали за рубежом. Мы – визитная карточка республики и этим статусом очень дорожим.
– Сейчас три федеральных оркестра в поисках главных дирижеров. В кулуарах гадают, кто возглавит, скажем, Госоркестр им. Светланова, и называется, в частности, ваша фамилия. Вам не делали предложение?
– Скажу сразу: Сладковский Татарстан никогда не бросит. Я так дорожу тем, что нам удалось создать, что мне не надо других экспериментов. Я всему миру доказал, что можно сделать на руинах, на потерянном с мировой карты оркестре. Нет, мне никто не делал предложений и даже больше: я не приму никаких предложений, потому что мое сердце живет в Татарстане. Для меня огромная честь работать здесь. Ко мне относятся как к человеку, который сделал невозможное. Этим нельзя пренебрегать. К тому же как оставить оркестр, который стал твоей семьей? Ведь музыканты – это люди, которые мне верят, и я не могу их подвести.
– Как изменилась ваша гастрольная карта после 24 февраля?
– В октябре мы планировали большое европейское турне из 21 концерта: в планах была Берлинская филармония, Кельнская филармония, Люксембург, Женева, Амстердам. Я 12 лет к этому шел, но реалии таковы, что все это оказалось отложенным на неопределенный период. Скажем, крупнейшее берлинское агентство «Адлер» вовсе не захлопнуло перед нами дверь, впрочем, как и наши добрые партнеры-организаторы турне, напротив, они ожидают разрешения внешнеполитической ситуации для возобновления сотрудничества. Они ни на йоту не сомневаются ни в качестве, ни в возможностях оркестра. Им кажется, что должно пройти какое-то время. Что я хочу подчеркнуть: я это принимаю как данность.
SonyMusic приостановили свою работу в России в тот самый момент, когда наш альбом с записями сочинений Стравинского уже был выпущен на CD, и SonyClassical попросту не успели оформить его в стриминговых платформах, а ныне этот лейбл вовсе не представлен в России; на Mezzo и Medici.TV нас больше не показывают, деликатно умалчивая о причинах. Мы сделали запись всех симфоний Бетховена вместе с великолепным звукорежиссером и нашим другом Павлом Лавриненко, Девятую писали вместе с капеллой им. Юрлова и чудесными солистами Мариинского театра. Но издать – так, чтобы запись была интернационально признана, мы не можем. Мы не отчаиваемся, и моя задача сейчас не плакать, а развивать оркестр дальше. Как бы ни было, что бы ни было – оркестр будет делать то, что должно, а будь что будет.
Сейчас я ставлю себе задачу записать все симфонии Густава Малера. До нового года мы сыграем в «Зарядье» Седьмую, а в начале февраля в Московской филармонии – Вторую. И должен сказать, что у меня нет цели записаться на крутом лейбле, это не тщеславие, а есть цель – сделать запись. Это все останется в цифре. Почему для меня это важно? Вот Рахлин 13 лет руководил этим оркестром, он его создал, он сделал уникальную вещь – публику воспитал, которая до сих пор, кстати, ходит на наши концерты. Но записей его не осталось! А мне важно, что наши записи останутся в истории оркестра.
К тому же сам процесс – это колоссальный выброс энергии, творческий вызов, это новая ступень для музыкантов и всего коллектива.
– Презентация записи всех симфоний Бетховена пройдет в трех городах: Казани, Москве и Санкт-Петербурге. Что для вас в Бетховене главное?
– То, что это классика на все времена. Классику нельзя разукрашивать, как это делает, например, Кристиан Тилеман, которого я очень уважаю как дирижера. У меня другой подход к музыке Бетховена. Есть карта мира черно-белая, ее можно раскрасить в разные цвета. Бетховен – это не контурная карта, которую можно раскрасить в разные цвета. Это данность. А данность – это черное и белое, это – есть или нет. Это икона.
– Сейчас, когда все мировые связи отрезаны, куда и как аккумулировать энергию?
– Для меня приоритет один – это Казань. Я мечтаю, что мы здесь построим зал, который бы стал современным музыкальным центром. Мне 57 лет, сколько мне осталось? Никто не знает. Но я бы очень хотел построить зал. Чтобы он работал по-настоящему, чтобы он звучал по-настоящему. Мы были в венском Музикферайн, и там деревянные доски – как лежали 200 лет назад, так и лежат. Я ходил по ним и думал: невероятно. Наверное, что бы меня грело больше всего – построить такой зал, который остался бы на века в Казани. Конечно, зал имени Сайдашева, наша резиденция – удивительный, намоленный зал, мы его обожаем, там звучит все прекрасно. Но я хотел бы построить в Казани зал современный, технологичный. Я прихожу к мысли, что то, что мы создали в оркестре, должно быть реализовано в звуке, а зал для оркестра – это как рояль для пианиста.
– В Москве в день рождения Шостаковича вы сыграете Двенадцатую симфонию, которую соврем не играют, в отличие, скажем, от Одиннадцатой или Тринадцатой. Почему вы ее выбрали?
– Время такое. Я хочу, чтобы мой слушатель слушал не просто красивую музыку, я хочу поднять слушателя до такого уровня, чтобы он понял, о чем мы говорим. Я хочу, чтобы люди услышали то, что мы пережили 100 лет назад. Я хочу, чтобы к этому мы никогда не вернулись.