Драматург задумал пьесу-притчу, построив ее по классическим канонам драмы-дискуссии

Сцена из спектакля «Стражи Тадж-Махала». Слева направо Никита Сухарев и Никита Каратаев. Фото предоставлено пресс-службой театра

Для своего режиссерского дебюта актер Малого драматического театра Артур Козин выбрал пьесу американского драматурга с индусскими корнями Раджива Джозефа «Стражи Тадж-Махала». Пьесу 2015 года открыл фестиваль молодых российских и американских драматургов «LARK + Любимовка».

Фабулой пьесы послужила старинная легенда о том, как в Индии в Агре в 1648 году была возведена усыпальница Тадж-Махала для умершей любимой жены императора. Монумент был столь прекрасен, что император приказал отрубить руки архитектору и 20 тыс. строителей, чтобы он остался единственным в мире образцом прекрасного и не мог быть повторен. Подобная легенда сложена и о храме Василия Блаженного: Иван Грозный приказал ослепить его создателей Барму и Постника, чтобы те ничего более не смогли создать.

Драматург задумал пьесу-притчу, построив ее по классическим канонам драмы-дискуссии, как определил такую модель Бернард Шоу. Дискуссия ведется двумя молодыми стражниками, друзьями с детства, несмотря на разницу в социальном положении: один – сын высокопоставленного военачальника, другой – из самых низов.

Они ждут утра, чтобы увидеть на рассвете законченный монумент, хотя это не разрешено. Их духовный мир различен, но точки соприкосновения есть. Бабур чувствует красоту природы настолько, что сливается с ней. Хумаюн любит птиц, может подражать их голосам. Оба мечтают попасть в гарем, «правительственное учреждение», как они выражаются.

На рассвете они увидели божественную красоту усыпальницы. А наутро, исполняя приказ, отрубили 40 тыс. рук, включая руки архитектора, прижгли раны и получили вожделенную награду – войти в гарем.

С этого момента Артур Козин выстраивает дискуссию, разворачивающуюся чем далее, тем острее. Режиссер работает с актерами, как в кинематографе – крупным планом. Спектакль идет на Камерной сцене – зрительный зал мал, сцена вплотную прилегает к рядам, видны малейшие движения персонажей.

Бабур (Никита Сухарев) – прирожденный поэт, мыслит образами, и такие понятия, как долг, честь, у него неразделимы с понятием красоты. Архитектора он приравнивает к императору. Хумаюн (Никита Каратаев) – сын своего отца: долг и честь для него понятия одного порядка.

Друзья, называющие себя братьями, превращаются в палача и жертву. Выполненный долг для Бабура – преступление: «Я убил красоту». Хумаюн, для которого выполнение долга стало тяжелым испытанием, находит оправдание в своей солдатской верности долгу.

Напряженная борьба идей достигает кульминации, когда, поборов себя, Хумаюн выполняет свой «долг» поэтапно: арестовывает Бабура за богохульство, затем отрубает ему руки и прижигает, повторив действо, которое они выполняли вдвоем. Хумаюн не посрамил чести верного слуги императора, но взамен получил одиночество, муки совести и осознание своего предательства, которое пребудет с ним до смертного часа.

Дуэт молодых актеров впору рассматривать как музыкальное произведение, в котором продуман и точно выполнен меняющийся темп, все forte и piano, паузы, позволившие в финале достичь драматического накала, которым закончилась дискуссия друзей о смысле красоты и ее значении в жизни человека.

Драматург дает развернутые ремарки места действия и способа существования актеров. Надо сказать, что рецензенты нью-йоркского спектакля высоко оценили разнообразие и богатство сценических эффектов, написав о них больше и интереснее, чем о режиссере и актерах.

Артур Козин отбросил все внешнее, что отвлекло бы от идеи, которую он хотел воплотить, и это ему удалось. Минимализм постановочных средств, ограниченных прекрасной работой художника по свету Василия Ковалева и исполнителей-осветителей Ольги Мажориной и Богдана Панова, позволил высветить темперамент режиссерской мысли и дать актерам возможность проявить эмоцию крупным планом. А публике – напомнить о великих возможностях русского психологического театра, обращенного к человеку.