Дина, вернись!

Фото Пьера Жаме с Диной Верни в лагере Друзей Природы в Шалифере (1936). Иллюстрация предоставлена  пресс-службой музея «Гараж»

Освободившись после полугодового тюремного заключения, участница Сопротивления Дина Верни вечером того же дня работала с Майолем над скульптурой «Река». Это был 1943-й. В том же году в Освенциме погиб ее отец. Через год случайно, даже глупо автокатастрофа унесла Майоля, собравшегося в гости к Раулю Дюфи. Как многие видевшие войну, Верни об участии в движении Сопротивления говорить не хотела – и не рассказывала 60 лет.

Она была, конечно, не просто ярким человеком – незаурядным. Отец устраивал вечера камерной музыки, среди друзей их дома были и Сент-Экзюпери, и Бунин. С юности Верни была вовлечена в политику, и ее объяснение Жоберу, что не участвовать было нельзя, звучит естественно и безапелляционно. Вообще логика «так надо», значит, «я так хочу», была у нее в крови, эти «так» становились неделимы. Когда в войну она помогала спасать людей, переводя их через границу, и когда она затевала Фонд Дины Верни – Музей Майоля, который открывал Миттеран. Когда во время поездки в СССР она встречалась с вернувшимися из лагерей и потом во Франции выпустила пластинку «Песни ГУЛАГа», причем многое приходилось учить наизусть, чтобы переправить через границу, и когда благодаря тому что она открыла для себя Кандинского, его работы появились в национальных французских музеях. Коллекционер и создатель знаменитой галереи на улице Жакоб, Верни открыла для себя абстракцию, наивное искусство – и среди прочего неофициальное советское искусство: Илью Кабакова, Владимира Янкилевского, Оскара Рабина – и стала с ними работать по той же самой логике «так надо» и «я так хочу».

Фото: Музей современного искусства "Гараж"

Через воспоминания Верни становится понятнее и темперамент, и метод работы Майоля, и то, как сама она билась, чтобы правильно экспонировать его скульптуры. Верни познакомилась с ним, будучи студенткой, и сама предложила позировать обнаженной. На вопрос о том, как воспринимается собственное тело во время сеансов в костюме Евы, она ответила, что тело – абстракция, а нагота – чистота. По рассказам Верни, Майоль, выросший из символизма, увлеченный классикой, тем не менее считал, что переизобрел скульптуру. У него она строится не на классических пропорциях, а «на соотношении пропорций, которое ближе к законам архитектуры, чем скульптуры». Верни было близко его чувственное восприятие скульптуры, и эту самую чувственность как черту естественную она передала, «обустроив» при поддержке Андре Мальро работами Майоля сад Тюильри. Сопротивляясь критике и традиции высоких постаментов (и не без азартной гордости добавляя, что потом ее логика стала общепринятой), она настояла на низких постаментах, тем самым сократив дистанцию по отношению к зрителю и следуя идее скульптора о том, «чтобы взгляд проникал в скульптуру на уровне живота».

Что до ее собственной коллекции, если рассматривать ее как целое, она была довольно эклектичной в том смысле, что объединяла не только произведения искусства, но и, например, экипажи и кукол. Сама Верни предпочитала разграничивать их на несколько разных собраний: часть из них ей пришлось пустить с молотка, чтобы найти денег на более важные проекты, часть она заставила приносить доход – так, она предоставляла экипажи для киносъемок.

Жадность до жизни, вернее, до живого – это ее любовь не только к вещам, а главное к людям. При этом она была человеком с принципами. Из тюрьмы, куда она попала после ареста гестапо, ее вытащили не без помощи любимца фюрера Арно Брекера. Когда тот просил Дину Верни устроить ему выставку, она благодарила за спасенную жизнь, за то, что, избежав гибели, смогла родить сыновей (муза Майоля, вторым и третьим браком Верни связала свою жизнь со скульпторами), и говорила, что готова теперь отдать свою жизнь взамен, но выставку сделать отказалась.

По отцу Дина Верни – Айбиндер (Верни – фамилия первого мужа Саши Верни) родилась в 1919-м в Кишиневе, из Бессарабии семья уехала в 1925 году и осела во Франции. «Вся думающая Россия сидела за решеткой», – говорила она о начале прошлого века. «Мне не понравилось в стране, где царило молчание и не было слышно детских криков», – вспоминала Верни свой первый приезд в СССР в 1959-м. Но ей хотелось найти интересных художников. Верни приезжала еще несколько раз – безрезультатно. Когда она уже готова была смириться, познакомилась с Кабаковым – и тут все завертелось заново спустя десять лет поисков.