Марина Гайкович Нижегородский оперный театр на этой неделе представит премьеру оперы Моцарта «Похищение из сераля». Над постановкой работают главный дирижер театра Дмитрий Синьковский и московская команда – режиссер Екатерина ОДЕГОВА и художник Этель Иошпа. Накануне премьеры корреспондент «НГ» Марина ГАЙКОВИЧ поговорила с режиссером о ее первой моцартовской постановке.
– Катя, это ваша первая постановка Моцарта. Как все проходило?
– Конечно, я много лет мечтала поставить Моцарта, и в первую очередь что-то из трилогии Моцарт – да Понте. Но вдруг поступило неожиданное предложение поставить «Похищение из Сераля»: это зингшпиль, отличный от оперы жанр. Так что мой первый Моцарт получается со звездочкой: повышенной сложности. Здесь режиссеру нужно быть в соавторстве с Моцартом гораздо больше, чем в его оперных спектаклях, так как форму нужно лепить вместе с композитором. Что касается музыкальной формы, ее текучести, ее динамики, это от режиссера и дирижера зависит гораздо больше, чем в опере, где темпоритм всегда задан автором. А в зингшпиле – это задача режиссера. Мне кажется, сейчас, когда спектакль уже почти на сносях, получается сделать Моцарта динамичным, не теряя легкости, игривости, моцартовской переливчатости. Признаюсь, в начале репетиций были моменты сомнения, когда думаешь: а справишься ли ты с этим?
– Вы впервые работаете и с Дмитрием Синьковским. Плодотворно?
– С Димой очень интересно работать, он увлекающийся человек и увлекающий. И мне кажется, что в этом плане у нас счастливый союз с Моцартом. На мой взгляд, важно, чтобы у всех работающих в проекте было чувство юмора, ощущение легкости, игры жизни. С Димой всегда можно обсудить игровые моменты, темпы. Потому что в нашем спектакле темпы могут быть принципиально отличны от задач, которые в этот момент есть у артистов. Легкое играние у нас взаимное есть, и оно очень помогает нам обоим.
– Вы несколько раз произнесли слово «игра», что подталкивает меня спросить о вашей трактовке «Похищения из сераля». Здесь целое хитросплетение – Восток и Запад, разные социальные слои, переодевания, влюбленные многоугольники и т.д. Какую линию выбираете вы?
– Это очень хороший вопрос. Мне хотелось бы остановиться на двух моментах: Моцарт и игра и противопоставление Восток–Запад. Моцартовская матрица, моцартовский феномен – это интересный, сложный, тонкий сплав из игры, эротики, печали и феерии. И в «Серале» это все уже есть. Здесь происходит чеканка его стиля, его ДНК. Моцарт существует на нюансах, и эту переливчатость мне хотелось в спектакле сохранить. Что касается второго вопроса, то здесь есть скрытая история, которая часто остается без внимания. На самом деле это противопоставление почти совсем условное. В то время было можно уезжать на Восток, менять веру и делать там карьеру. Главная героиня не делает выбора между европейцем и мужчиной другого менталитета, турком, потому что Селим – это ренегат. Он был рожден европейцем и воспитан по тем же канонам, что и Бельмонте и Констанца. То, что он становится ренегатом и встречает Констанцу на Востоке, дает новую краску в отношениях между мужчиной и женщиной. А Моцарт – это всегда про отношения, про то, что есть мужчина и женщина, в какой динамике они существуют внутри собственных отношений и в концерте маленького моцартовского человечества.
Единственный носитель другого менталитета – это Осмин, он работает в другом треугольнике – с Блондой и Педрильо. Тут действительно должна быть инакость. Но то, что главная героиня выбирает между мужчинами-европейцами, подтолкнуло меня остаться в контексте европейской матрицы, европейской модели отношений. Поэтому мы не имеем реального гарема с энным количеством женщин, но есть пространство маленького фантазийного эдема, где каждый может прожить немного другую жизнь, раскрыть себя по-новому и обрести новый опыт отношений. И что каждый герой из сераля для себя выносит?.. Здесь мне хочется сохранить многоточие, чтобы зрителю быть о чем подумать и дофантазировать.
– Каков ваш диалог с публикой? Вы обращаетесь к современному человеку и его проблемам?
– Я осознанно шла именно в оперный театр, а не в драматический, потому что именно в музыкальном театре я могу оставить за дверью всю реальность дня и предложить зрителю прожить внутренний, в первую очередь эмоциональный опыт. При этом выйти из зала чуть-чуть другими. Я не сторонник плакатного, политического театра или актуального с точки зрения соответствия сегодняшнему дню театра. Опера – это поле для проявления аффектов, очень сильных, эмоциональных, экстраординарных ситуаций, каких у человека за всю жизнь может быть 10–15. Поэтому для меня опера – это зазеркалье, куда можно перешагнуть, прожить другую жизнь, а потом вернуться в нашу реальность.
– В Нижнем Новгороде вам повезло работать с лучшими артистами.
– Безусловно! Когда поступило предложение от художественного руководителя театра Алексея Трифонова, было три потенциальных для меня манка: Моцарт, Синьковский и артисты. Надя Павлова, Сережа Годин, Диляра Идрисова, Боря Степанов – это замечательные артисты. Гарри Агаджанян, который обладает редким качеством для настоящего баса – чувством игрового начала. При этом дополняют состав молодые ребята из труппы, очень одаренные. Это тот самый случай, когда на площадке происходит обмен молодости и опыта. Много драйва на площадке, много нежности, много взаимного интереса и любопытства. Это дает большую радость работы в команде. Надя Павлова – это настоящий фейерверк, оперная Джульетта Мазина. Гениальная Коломбина, все время находится в бликовании печали и игры, идеальный моцартовский персонаж.
– Этель Иошпа – ваш постоянный художник, соавтор. Как развивается ваш дуэт?
– Как любые отношения. Было очень яркое начало, потом был период совместной притирки, не без конфликтов, но в какой-то момент ты начинаешь понимать партнера с полуслова. Поэтому мы вновь и вновь возвращаемся друг к другу и работаем вместе, каждый подбрасывает дрова в полыхающее пламя друг друга. Это очень любопытный процесс, мы никогда не работаем автономно. Есть практика, когда режиссер и художник работают сепаратно, каждый выполняет свою задачу. Мы же всегда вместе придумываем и макет, и костюмы, Этель всегда может вносить какие-то предложения – по мизансценам, например. Это гораздо более диффузный глубокий процесс, когда мы вместе создаем спектакль. От этого ловим кайф.
– Хорошо ли вам работается в пакгаузах? Зал современный, но для сложных спектаклей не слишком приспособленный.
– Пакгаузы мне напоминают мини-модель Дома Моцарта в Зальцбурге. Для меня лично это обаятельное и современное пространство. В меня оно попадает. Сложности технического свойства, это концертная площадка, и полностью ее преобразовать в театральный зал – задача со звездочкой. Несмотря ни на что, зал прекрасен, и он мне очень нравится, особенно акустически. n
– Нет разочарования, что это не основная сцена театра с ее возможностями?
– Задача была сделать очарование театрального фантазийного пространства из концертного. То есть как раз из разочарования сделать очарование. Чтобы у зрителей было полное ощущение оперного вечера. А как вы знаете, оно особенное, оно дает особую праздничность и волнение.
– Вы выпускаете по одному спектаклю в год. Наверняка кроме этого есть некая лаборатория, размышления о других операх. Работаете ли вы в стол?
– И да, и нет. Есть проекты придуманные, но по разным причинам – финансовым или техническим – они до сцены не дошли. Мы живем в постоянно меняющемся мире, и это случается. Со мной может быть чаще, чем хотелось бы. Что касается количества спектаклей, то я могла бы делать два, максимум три. Но не больше, иначе будет потеря качества. Другой вопрос – интендантский запрос, что сегодня хотят видеть оперные театры. То, что мы делаем с Этель, безусловно, имеет определенный стиль, узнаваемый, это не самые простые и очевидные решения, в том числе и технически. И здесь выбор за директором, когда каждый директор решает, а хочет ли он видеть подобный спектакль на своей сцене? У нас есть придуманные «Катя Кабанова», «Тангейзер», «Улисс».
– Как придумываются ваши спектакли?
– В процессе выпуска нас с Этель часто спрашивают, что вы принимали, когда это придумывали? Но никакого допинга нам не нужно. Главный стимул – это само произведение. А работа идет через образы. Я не зря работаю с художником мастерской Дмитрия Крымова. Это действительно важно, потому что художники-технологи прекрасные, мыслят слишком структурно, слишком много логики в их подходе. Вопрос структуры и формообразования возникает чуть позже. А первый этап – не сковывать себя ничем, а просто нафантазировать все, что угодно. Многие режиссеры скажут, что для них самый радостный момент – это репетиции. Я очень люблю репетировать, но по-настоящему я счастлива, когда придумываю спектакль, когда работаю с художником над макетом. Для меня этот этап идеальный, потому что здесь я не скована ничем, кроме своей фантазии – ни бюджетом, ни кастингом, ни техническими возможностями сцены. За эти моменты я особенно люблю театр.
