Нана Абдрашитова: "Музейный посетитель не запрограммирован на результат"

Усадьба на Павелецкой. Вид на Главный дом. Фото предоставлено пресс-службой ГЦТМ им. А.А. Бахрушина

В 2024 году Театральный музей имени Алексея Бахрушина откроет первый в России Музейно-театральный квартал. Так будет называться отреставрированный и расширенный музейный комплекс федерального значения, в сердце которого старинная усадьба российского коллекционера. Всего квартал включит шесть зданий на Павелецкой. Корреспондент «НГ» Елизавета АВДОШИНА поговорила со сценографом, художником по костюмам, архитектором выставок Наной АБДРАШИТОВОЙ – автором художественной концепции новых экспозиций Дома-музея Бахрушина, Музея истоков русского театра, а также филиалов музея - Дома Островского и Музея-квартиры Мейерхольда.

Дом-музей Бахрушина. Купель. Предоставлено Н.Абдрашитовой

– Главной целью создания новых экспозиций является необходимость развития уникального языка разговора с посетителем, привлечение новых целевых групп и рассказ о великих деятелях русского театра. Мы постараемся рассказать об их творчестве и жизни через уникальные экспонаты музея, привлекая и мультимедийные средства, и новые методы формирования сценариев посещения объектов и театрализацию пространства экспозиций.

Центральное место театрального музея Бахрушина принадлежит, конечно, Главному дому усадьбы Алексея Александровича Бахрушина. …Здесь мы в первую очередь исходили из тех мемориальных пространств, которые будут возвращены в свой первоначальный вид. Если вспомнить Бахрушинский музей до закрытия, то из мемориальных пространств были: Граненая столовая, Верхний кабинет Бахрушина и Вестибюль. Сейчас добавится большая анфилада новых мемориальных комнат, воссозданных по фотоматериалам и реставрационным изысканиям. Будет восстановлена даже ванная комната. С ней связано как раз интересное реставрационное открытие: все образцы плитки были найдены под полом… Оказалось, что после революции вся плитка, которая была заказана Бахрушиным во Франции, была просто сколота, засыпана прямо внутрь ванны, а сверху был положен новый пол. То есть когда пол вскрыли, выяснилось, что на сегодняшний день у нас существуют все образцы по цвету плитки. Хотя до этого у нас с реставраторами было сомнение, какого цвета была ванная. Фотографии же черно-белые. Но теперь можно воссоздать аутентичный интерьер. И еще много таких неожиданных, где-то даже мистических, открытий. Например, потолочный фриз в кабинете Алексея Александровича невероятной красоты – он тоже будет восстановлен благодаря усилиям реставраторов и сотрудников музея. Когда сняли штукатурку, оказалось, что роспись даже не потеряла цвета.

Дом-музей Бахрушина. Предоставлено Н.Абдрашитовой

– Отчасти это так. Главное здесь в личности Алексея Бахрушина – его неизбывная страсть в театру и всему, что с ним связано. Очень важно заразить зрителя этой любовью, разбудить интерес. Экспозиция построена так, что сначала знакомит посетителя с историей рода Бахрушиных, потом с началом и развитием его пути как коллекционера и постепенно погружает в мир русского театра девятнадцатого века. Коллекция Алексея Александровича постоянно пополнялась, но от строительства отдельного здания для музея он отказался. Сперва экспонатов было не так много, и они заняли первый этаж. Там же располагался рабочий нижний кабинет, в котором будет воссоздан эффект «перенасыщения», хозяин шпалерной плотной развеской вешал-вешал-вешал экспонаты, ставил шкафы… Мы с директором музея Кристиной Дмитриевной Трубиновой в ходе работы придумали такой лозунг – «вместить невместимое». Он передает принцип коллекционирования, хранения и экспонирования Бахрушина. Из хранилища он стал потом поднимать экспонаты уже в жилые комнаты второго этажа, постепенно заполняя все семейные комнаты, чем не всегда вызывал одобрение близких.

На втором этаже помимо столовой, которую могут помнить посетители, будут восстановлены и будуар, и спальня, и очень красивая музыкальная гостиная-жемчужина интерьера, и комната Веры Васильевны, супруги Бахрушина, опять же купель-ванная. При этом мы будем идти хронологически от пробуждения интереса к театру к собранию огромной коллекции.

Причем для меня открылись новые интересные факты. Мне всегда казалось, что Бахрушин через любовь к театру пришел к коллекционированию, а на самом деле он начал коллекционировать книги, гравюры, музыкальные инструменты, предметы эпохи Наполеона и восточные редкости и – потом уже перешел к коллекционированию именно театральных экспонатов. Очень важный момент, который хотелось бы донести до посетителя, – это рассказ о том, что собрание Бахрушина дало начало многим другим отечественным музеям. После Октябрьской революции часть экспонатов была передана в Эрмитаж, Государственный литературный музей, в Малый театр и др. То есть коллекция Бахрушина была более крупной и разноплановой, чем представляется сегодня, и она дала ростки многим музеям. Хочется посетителю заронить мысль, что на самом деле коллекция Бахрушина и его интересы больше, чем мы можем о ней рассказать в рамках даже такого мощного пространства. Связать невидимой нитью не только сами филиалы, но и всю бахрушинскую коллекцию.

– Поэтому посвящена главная экспозиция будет императорским театрам?

– Все, что будет расположено в главном доме, будет посвящено экспонатам, которые собирал именно сам Бахрушин, его прижизненной коллекции, мы пройдем весь путь становления российского театра XIX – начала XX века. Внутри главного дома мы сможем рассказать и историю возникновения императорских театров, и Дягилевских сезонов, и частных театров рубежа веков, и, конечно, музыкальных театров, связанных прежде всего с Федором Ивановичем Шаляпиным, и другими великими именами. Далее перейдем к театральному авангарду, будет отдельный зал, посвященный началу прогрессивной режиссуры – Таиров, Мейерхольд, Вахтангов. Будут два маршрута внутри одной экспозиции. Мы строили саму архитектуру экспозиции так, чтобы переходы между этими пространствами предполагали вариативность.

Дом-музей Островского. Предоставлено Н.Абдрашитовой

– Важный момент в создании концепции был связан с тем, что Островскому, мне показалось, стало тесно в XIX веке, и было принято решение оставить главный Дом-музей, где он родился, мемориальным пространством. Но в самом Бахрушинском музее очень много интереснейших экспонатов из XX века, связанных с пьесами Островского. И более того, мы видим, насколько Островский сейчас современен. Особенно, когда в его 200-летие все стали ставить его пьесы, но и в 2000-е, и в 90-е никто Островского не забывал. Поэтому много спектаклей, о которых хотелось бы рассказать. И было принято решение перенести экспозицию, связанную с XX веком в отдельное строение (театральную галерею) напротив Дома Островского. Островский, как психолог, очень современен, что хотелось бы драматургически и экспозиционно показать.

В экспозиции мы будем рассказывать про историю спектаклей по его пьесам – будут и макеты, и эскизы декораций, и эскизы костюмов. В последнем зале рассматриваем возможность менять экспозицию, постоянно обновлять ее новыми спектаклями, чтобы человек, дошедший до финала, увидел материалы не четырехлетней давности, а посмотрел на макет или эскизы спектакля, который вышел в прошлом или даже в текущем сезоне. Хочется, чтобы зритель видел, как Островский поистине живет в XXI веке.

Историю течения времени на территории Дома Островского поддержит пирожковая. Нельзя сказать, что это будет аутентичное пространство, оно будет современное и включит и сувенирный магазин, и саму пирожковую, но атмосферу замоскворецкого лубка хотелось бы туда привнести.

Важно, что, когда я раньше приходила в музей Островского, мне в голову не могло прийти, что там Александр Николаевич жил от рождения до трех лет. То есть ничто об этом мне не говорило как посетителю. А он там родился, его крестили рядом в церкви. Он жил там совсем маленький. Весь первый этаж дома займут, как и в старой экспозиции 80-х годов, мемориальные комнаты, но мы попытаемся сделать исторически точную обстановку. Поэтому я очень рада, что музей согласился с моим предложением в спальне или возможных для этого пространствах использовать в экспозиции детские вещи – детскую колыбель, лошадку. Для меня это тонкий, трогательный момент, что мы все-таки начинаем свой осмотр музея как раз с этого уникального места рождения и комнат, связанных с его родителями. А дальше уже переходим в становление Островского как театрального драматурга и подвижника театрального мира.

Музей-квартира Мейрхольда. Предоставлено Н.Абдрашитовой

– В квартире в Брюсовом переулке существует одно поистине мемориальное пространство – кабинет Всеволода Эмильевича. И сейчас, конечно, мы попытаемся «усилить» его аутентичность; с небольшим включением мультимедийных составляющих, связанных с архивом, в принципе он останется таким же, каким и был. Но так как у остальной квартиры были совершенно другие владельцы, она утеряла свой облик: была перепланировка, не сохранилось реальной мебели.

Поэтому хотелось бы сделать помимо рассказа биографии и истории становления и творчества, рассказ о Мейерхольде как новаторе не только в методах работы, которые тоже будут представлены через мультимедийные инсталляции, но и как новаторе уникального отношения к пространству. Мы все знаем, как он широко работал с разными художниками, как он использовал пространство по-новому. Через макеты, инсталляции на основе макетов, инсталляции на основе фотографий, сценографии, спектаклей. Получится как бы путешествие по комнатам-«шкатулкам», где мы бы открывали разные периоды творчества режиссера. Все периоды развития стиля Мейерхольда были очень зрелищными, как мы знаем, и поэтому мы можем пройти от дореволюционного периода, очень яркого, связанного с Головиным через Судейкина и дальше прийти к авангарду – Поповой, Родченко, что станет экспозиционным ядром Желтой гостиной.

Работа с музеем-квартирой, конечно, отличается от таких больших пространств, которые есть в Доме Островского (8 комнат в доме и 4 больших зала в галерее) и Бахрушина (19 экспозиционных залов). Музей-квартира – небольшое пространство, а Мейерхольд очень «большой» – в этом была главная задача и интерес в работе. Здесь всего четыре комнаты: Голубая, Розовая, Желтая и кабинет. Во второй прихожей мы создадим архив Мастера, представленный в мультимедийном и аналоговом виде, в котором можно будет найти, я надеюсь, что-то интересное каждому посетителю

Мне кажется, что музейный язык общения с посетителем шагнул вперед за счет привлечения инклюзивных и интерактивных методов. И стало понятно, что посетителю можно создать возможность самостоятельно взаимодействовать с экспозицией.

– Это повлияло на методы оформления пространства?

– Конечно, это дало новые инструменты за счет того, что созданные мультимедийные и интерактивные объекты необходимо и выделить, и вписать гармонично и эстетично в общую среду экспозиции.

Как и в театре, в музее литературоцентричная, хронологическая драматургия, как основа экспозиции, себя исчерпала. Соответственно на смену приходит другая структура сценария, другой язык. Я долго думала про законы драматургии музея. Что такое театральная драматургия, мы прекрасно знаем, – когда мы следим за драматическим героем. А как эту историю перенести в музей, кто в данном случае должен быть таким объектом, героем? Экспонаты не могут, потому что с ними не происходит никакого изменения. Драматический герой же – это тот, с кем должно произойти изменение. В этот момент я пришла к личному открытию, что героями становятся посетители. Вот когда изменение возникает внутри посетителя, когда он пришел в одном состоянии, а вышел в другом или образовательное, или эмоциональное, или мыслительное изменение должно произойти, а лучше все сразу.

– А что важнее – передать больше знаний или воздействовать эмоционально?

– Все-таки важна атмосфера. Я в этом смысле романтик. Считаю, что атмосфера может дать больше, чем нарративная история. Нужно рассказывать и образовывать. Но вопрос: какими методами? Если мы говорим о детях или о людях, не очень погруженных в предмет, эмоциональность – очень важный аспект. Через эмоцию мы воспринимаем смыслы намного легче.

– Как ни странно, если мы говорим о зрителе, зритель театральный более консервативен в момент встречи со спектаклем. Потому что в музеи большинство людей приходят или небольшими группами, или семьями, или в одиночку. Когда ты один, твой личный опыт, как с книгой, – у тебя нет больших ожиданий, ты достаточно нейтрален. А когда ты приходишь в зрительный зал на 1000 человек, там работают другие законы восприятия. Во-первых, у тебя есть сформированные ожидания: от пьесы, режиссера, артистов, самого театрального бренда. И ты все равно зависишь от зрителя, который сидит рядом, от какой-то его реакции. С одной стороны, это и более управляемый процесс, потому что мы всегда знаем, когда зал смеется, ты так или иначе смеешься, там легче сформировать непосредственную реакцию. А с другой стороны, восприятие музейного посетителя более тонкое, внимательное. Твоим вниманием по-другому можно управлять внутри музейного пространства. Музейный посетитель не запрограммирован на результат и в определенной степени менее требовательный. И как следствие, он менее зажат для себя, открыт для восприятия.

– Как вы доносите нужные смыслы – в театре, в музее, какие у вас приемы?

– Счастье работы сценографа заключается в том, что каких-то выработанных приемов нет, приемы появляются в момент рождения темы и идеи. Я читаю пьесу и в этот момент я уже придумываю приемы в зависимости от того, что мне важно, какие темы я хотела бы заложить – смысловые, эстетические. Механизм творческий для меня в экспозиции абсолютно такой же – существует тема, я начинаю ее изучать. Смотрю, какие будут экспонаты; узнаю, что хотели бы сказать кураторы на эту тему и какие чувства, ассоциации у меня есть самой. То есть это похоже на работу с режиссером, только совершенно в другом процентном соотношении. Вы ищете путь, сценарий, и потом каждый со своей стороны пытается привнести то, что ему ценно, интересно. Если говорить про коллаборацию именно с куратором, то в Доме Островского она произошла с научным сотрудником Светланой Викторовной Семиколеновой.

Предоставлено Н.Абдрашитовой

– Тема магистратуры – мультижанровые проекты – связана с тем, что сегодня профессия сценографа развивается, выходит за рамки театральных проектов и в том числе – связана с выставочной архитектурой. В моей экспозиционной карьере проект постоянных экспозиций Бахрушинского музея – это на сегодняшний день, несомненно, вершина. Я лет пять, наверное, сотрудничаю с крупными музеями – Царицыно, Музеем современного искусства, Еврейским музеем и центром толерантности. И магистратура посвящена именно тому, как сценограф выходит за пределы театра, за пределы сценической коробки и какие интересные дороги его ждут вокруг. Я пытаюсь привлечь совсем новых педагогов, новых экспертов, которые даже не связаны с театром, театральной сценографией. У меня был авторский курс «Визуальные коммуникации в музыкальной индустрии» в Московской школе музыки, сфокусированный на концертной сценографии и сценографии музыкальных туров, которая сейчас вообще практически нигде в России не преподается. Тут я могу сказать без ложной скромности, что это уникальный курс, который я по крупицам в плане иконографической информации набирала на англоязычных ресурсах, в альбомах, журналах; изданий, посвященных этой теме, крайне мало. Ведь удивительно, насколько часто театральные приемы сейчас внедряются в концертные туры, в выставочную сценографию, современное искусство. Для меня также очень важен диалог и умение со-творить, сотворчество внутри большой креативной команды, сохраняя собственное авторское лицо.