Дарья Курдюкова
«Богатыри» пасмурно вглядываются в даль. Фото агентства «Москва»
Времена, когда трехэтажные выставки-блокбастеры в Третьяковской галерее посвящали Серову или Репину, похоже, остались в прошлом. Как и времена, когда блокбастеры, пусть не такие размашистые, перемежали что-то общенародное с чем-то авангардным. Теперь на смену Рериху пришли Васнецовы. У занявшей три яруса в Новой Третьяковке выставки «Васнецовы. Связь поколений. Из XIX в XXI век» формальных поводов тоже три. В 2023-м прошло 175 лет со дня рождения Виктора и 90 лет после смерти Аполлинария Васнецовых, в нынешнем же году – 100-летие Андрея Васнецова. Куратор Ольга Атрощенко, в 2015-м занимавшаяся как раз памятной серовской ретроспективой, в случае с Васнецовыми сделала ставку «на исключительно знаковые произведения», чтобы «поднять вопрос о профессиональной ответственности художника-творца». Получилось все равно много – более 200 работ из музеев и частных коллекций.
Налево пойдете – увидите, как, разгоняя сонных сов, повис в воздухе «Ковер-самолет». Направо пойдете – найдете усеянное трупами поле в «После побоища Игоря Святославича с половцами». Пойдете прямо, там «Богатыри» пасмурно вглядываются в даль. Кажется, в сторону «Аленушки», впервые вышедшей в свет на 9-й выставке передвижников и незначительно варьирующей позу задумчивости, которая в кругу этих художников превратилась в штамп. Руки, обхватившие колени, застылую сосредоточенность лица уже пускали в ход в 1872-м Крамской в «Христе в пустыне» и Перов в портрете Достоевского – к слову, любимого писателя Виктора Васнецова.
«Витязь на распутье» тоже на посту. А еще «Царевна-Несмеяна», купленные московским генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем «Сирин и Алконост» – и «Баба-Яга» со слетевшим от скорости 1917 года лаптем. Теперь она оказалась откомментирована не просто как «персонификация зла»: «Красный цвет ее сарафана отождествляется с цветом революции и войны, поэтому полотно невольно воспринимается как своеобразное авторское высказывание»… Отдельные разделы отданы эскизам к «Снегурочке» и росписям Владимирского собора в Киеве.
Эти вещи обрамляют павильон – раздел младшего брата Аполлинария. Стараниями студии ЧАРТ (занимающийся и разными ЖК, и фасадами корпуса ГТГ на Кадашевской набережной Сергей Чобан и Александра Шейнер) он напоминает белую крепостную стену какого-нибудь пряничного города. Снаружи это прозрачный намек на увлечение московскими древностями Аполлинария, который даже обнаружил в 1922 году остатки укреплений Белого города. Внутри – сами представленные им древности, подернутые открыточным, мифологизированным налетом, и всякие родные просторы, за исключением вида швейцарских Альп.
Код, транслируемый национально-романтическим стилем Виктора и неоромантизмом Аполлинария Васнецовых, уходил корнями в славянофильство, старший описывал себя «убежденным монархистом на исконных русских началах». Давняя дилемма больших ретроспектив Третьяковки – показать побольше, включая неудачи, либо оставить комплиментарный дайджест, в нынешнем случае решена в пользу последнего. Выставку это не спасло. В случае этих художников куратор сделала все возможное, разделив «блокбастер» между тремя авторами.
Контраст первых двух с Андреем Васнецовым (1924–2009), внуком Виктора Васнецова, с его «суровым стилем», представляющим что значимые для всех Васнецовых абрамцевские пейзажи, что человеческий образ лаконичными знаками, без нарративности деталей и особых эмоций, с минимумом цвета, – хороший ход. Но даже так оказывается много.
В случае со старшими Васнецовыми много оказалось – в отдельных случаях декоративного толка экзальтации (чего стоит написанная гротескно, но качественно неубедительно толпа жаждущих расположения Царевны-Несмеяны), в целом – декоративной же нарочитости и ставки на всякое исконное. И в былинах да сказках Виктора, и в видах Москвы Аполлинария. Эту нарочитость трудно отделить от нарочитости сегодняшней эпохи со всеми ее узко понимаемыми ценностями, которым тут обретается одна из рифм. Взгляд отдыхает на вещах «непрограммных», вроде непритязательных лирических пейзажей, как «Ахтырка», написанная старшим Васнецовым в духе поленовской тоски по уходящему миру прошлого, – и на портретах. Главным образом на Вере Мамонтовой, до того ставшей серовской «Девочкой с персиками». Васнецовский портрет будет подарен на венчание мужу Мамонтовой Александру Самарину, сама она рано умрет, в 1907-м, и после картины Серова любое ее изображение отмечаешь почти как отсчитывавший годы документ.
Вопрос в целом – к выставочной политике. После большого показа Рериха принципиальной смены тональности как будто не случилось. В духе времени оно и понятно, но зритель ценит разнообразие.
