Владимир Дудин
Рыжеволосую Снегурочку в этом спектакле зовут Евой.
Фото Юлии Губиной/Пресс-служба театра «Приют комедианта»
Появление мюзикла в стенах непрофильного театра, где основу репертуара составляют обжигающе модные, трендовые, приправленные разной хорошей музыкой, но все же драматические спектакли, не может не вызывать удивления. Второй спектакль в этом жанре здесь поставил Алексей Франдетти.
Впервые слово «мюзикл» на афише «Приюта комедианта» заметили в 2021 году, когда там объявился спектакль «Дорогой мистер Смит» на музыку и либретто Пола Гордона в постановке Франдетти. За год до этого режиссер выпустил на этот сюжет первый инстаграм-мюзикл «Мой длинноногий деда», который получился настолько успешным, что его перенесли из виртуальности в реальность. Приютил его у себя, как и положено, согласно названию, «Приют комедианта». Уникальность проекта заключалась и в штучности состава, какой сложился из звезд российского мюзикла Юлии Дякиной и Ивана Ожогина, и в особенности партитуры, которая написана только в мажорном ладу. Тогда же не осталось сомнений, что режиссер Алексей Франдетти основательно взялся за апгрейд жанра мюзикла – главного музыкально-театрального жанра современности, который, не успев окончательно сформироваться, уже обнаружил следы бронзовения, стагнации и пробуксовки. В своем мюзикле «Онегин», поставленном в Театре на Таганке, режиссер ошеломил, перенеся лирические сцены в далекий ХХ век, в инородный березовой России американский роуд-муви. Там же он распрощался с рифмой онегинской строфы, собрав из осколков текста угловатую прозу, словно бы плохо переведенную в гугле, породившую, в свою очередь, новую чудаковатую поэзию. Получилось как минимум занятно и небанально. В тексте новой «Снегурочки», превращенной в «Айсвилль», послышалось эхо метода, как раз найденного Франдетти в «Онегине».
Сказать, что площадка «Приюта комедианта» идеально подошла под формат нового экспериментального мюзикла, было бы большим преувеличением. Но то, что здесь камерный мюзикл обрел пространство для экспериментов, можно с полной определенностью. Мюзикл и камерность – вещи ведь как будто совсем не совместные, но где еще можно так пристально разглядывать грим и мимику актера, изучать детали сценографии почти на расстоянии вытянутой руки, отчетливо слышать слова, острее почувствовать себя сопричастным происходящему на сцене?
«Айсвилль» после «Дорогого мистера Смита» – новая ступень поиска идеального формата, который бы осчастливил меломана на все 150%, задействовав все аспекты восприятия. Здесь и броское название – «Айсвилль» – открыто декларирует связь с остросюжетным психотриллером «Догвиль» фон Триера, «отзеркаливая» его на эмоционально-драматургическом уровне. Киноассоциациями прошита костюмно-декорационная оболочка спектакля. Но при гиперсуггестии визуального плана музыка в новом мюзикле играет, к великому счастью, далеко не последнюю роль, заставляя слух интеллектуально напрягаться, выкручивая сознание хлесткостью и ледяной свежестью гармонических и ритмических оборотов, терпкостью и лихой полифоничностью вокальных ансамблей. Могучая язычески-космическая сила «Айсвилля» – в его акапельности, благодаря которой музыка и слово сосуществуют в теснейшем, честнейшем, бескомпромиссном союзе, когда слово пропето с предельной интенсивностью, без помощи оркестра.
Согласно любимой Франдетти динамике парадокса, движущей силе «от противного», Снегурочка в этой радикальной версии брала вовсе не ледяным дыханием, а, напротив – жгла солнечными лучами. Среди серого народца Айсвилля-«берендеевки», больше похожего на нежить-привидения-зомби, чужестранка ослепляла своей копной рыжих волос. Названная Евой, экс-Снегурочка рождала еще и коннотации с библейской героиней, принесшей непокой в Эдем, и всеми множащимися мировыми проблемами. Вместе с автором либретто Константином Рубинским режиссер придумал новые имена, в которых отразились и детские игры в тайные сообщества, и антиутопии – от «Мы» Замятина до Эрнста Юнгера, братьев Стругацких и т.д. Берендей стал Мэром, Лель получил имя Май (Антон Авдеев), Мизгирь – Лил (Дмитрий Воробьев), Купава – Кву (Евдокия Малевская). В оформлении Анастасии Пугашкиной и Екатерины Гутковской герои обрели правдоподобное обиталище, от которого веяло холодом и мраком безысходности под стать мирам Стивена Кинга. Многочисленные ящички в задней стенке сценической коробки напоминали колумбарий, где бережно хранились трехлитровые банки из советских гастрономов с разными жизненно важными реликвиями-воспоминаниями. Можно клеймить художника в очередном покушении на классику, да только сказка Островского, а вслед за ней опера Римского-Корсакова говорят нам тоже ведь не об «одной абсолютной счастливой деревне». Разве случайно написал композитор ближе к финалу оперы наступательный, вытаптывающий все мешающее на его пути марш с тупым остинатным ритмом, приправив его взвываниями тромбонов, дабы подчеркнуть и безжалостный характер Ярилы, а вслед за ним и берендеев, сплоченных в их ритуальном сговоре. В этом коллективе у каждого есть право на секс по купону раз в год, равно как и право на одно убийство – тоже по купону. Нетрудно догадаться, что многие решили использовать последний, дабы устранить ослепительную Еву (Кристина Кузнецова), затмившую своей неземной красотой весь Айсвилль.
Мюзикл «Айсвилль» музыкально организован так, что артисты должны испытывать в нем многомерное чувство – эйфории, клаустрофобии и страха. Радость и боль – ключевые полюса существования и самой девушки-снегурочки, как Русалочки, пожелавшей «с людьми побыть» ценой лишения голоса. Евгений Загот написал для этого исключительных художественных достоинств сложную вокальную партитуру. Но команда артистов выходит на ринг в полной боевой готовности. Их удел – успеть пройти испытания, как бывает у героев каких-нибудь «Голодных игр», где все жестко, ибо чревато лишением жизни. Здесь они сами себе дирижеры, как в «высокоорганизованном сообществе». Каждый справляется со своей партией безупречно. Право выйти за рамки дозволяется лишь однажды и лишь одному Мэру (он же Берендей) в лице Кирилла Гордеева, который поет песню Леля «Туча со громом сговаривалась» из оперы Римского-Корсакова, давая понять, каким натуральным, «экологически чистым» источником дана ему одному привилегия питаться ради жизни вечной.
Санкт-Петербург
