Марина Гайкович
Оркестр открыл свой персональный филармонический абонемент. Фото предоставлено пресс-службой МГАФ
Московская филармония традиционно дает концерт в день рождения Дмитрия Шостаковича. Чести выступать в этот день удостаиваются лучшие коллективы. Нередко – Госоркестр Татарстана под управлением своего художественного руководителя и главного дирижера Александра Сладковского.
Выбор коллектива неслучаен: у оркестра и филармонии давние и крепкие отношения, не менее давние и крепкие – у коллектива и маэстро с музыкой Шостаковича. Один из первых масштабных проектов обновленного Сладковским оркестра стала запись всех симфоний и инструментальных концертов композитора. Этому предшествовала колоссальная работа, когда оркестр буквально болел Шостаковичем, выучив и исполнив массив партитур в течение сжатого (для погружения в такое количество музыки) времени.
С момента записи прошло восемь лет, время, за которое оркестра прошел огромный путь, приобрел опыт, который открывает и музыкантам, и дирижеру абсолютную свободу, возможность, не думая о технических сложностях, размышлять о важном.
Время – очевидно – диктует выбор музыки. Второй виолончельный концерт и Восьмая симфония прозвучали в этот вечер. Написанный для Мстислава Ростроповича, в расчете на его способность к эмоциональности, выразительности в игре, Второй концерт был создан в 1966-м и исполнен на вечере к 60-летию композитора. Скрытое содержание его музыки музыковеды пытались найти долгое время. Одна из самых распространенных версий (Александра Ивашкина) – на смерть Анны Ахматовой. Но есть и другая, весьма любопытная – Марины Рыцаревой, которая считает, что музыка концерта отражает разочарование интеллигенции в оттепели, продиктованное общественными процессами, в первую очередь процессом над Андреем Синявским и Юрием Даниэлем, закончившимся сроком за антисоветскую пропаганду. Один из немногих случаев в отечественной истории, когда художников судили за их творчество и наказание было жестоким. Знаменитая в свое время одесская песня «Бублики», которая в лирическом варианте открывает вторую часть и звучит в катастрофической кульминации третьей, рифмуется (через местный бандитский фольклор) с псевдонимом Абрам Терц, под которым публиковался Синявский. Так или иначе, Второй концерт – по поиску формы, по способу существования солиста и оркестра, по самой декламационной манере в партии виолончели, где скрыта и боль, и пафос верности идеалам, несгибаемости, – сочинение глубоко личное. И это передали оркестр и солист Александр Князев, пройдя вместе путь от драмы к освобождению, к переходу в вечность.
Восьмая симфония возвращает слушателя на 20 с лишним лет назад, в 1943 год. После грандиозной «Ленинградской» появляется партитура не менее мощная, но – слишком философская, для того чтобы в годы войны стать орудием пропаганды. Итог: снятие партитуры с Госпремии, а затем – негласно – из репертуара. Камнем преткновения стал финал, очевидно, показавшийся цензорам слишком легкомысленным. Он же – и предмет интереса для интерпретаторов. Что стоит за простым мотивом у фагота, неброским, даже игривым? Вспоминается месседж Владимира Юровского, который на примере последней части (для первой темы он использовал текст «мы за мир») размышлял о том, что самые добрые намерения, попадая в массы, рискуют обернуться вселенским злом. Артем Варгафтик – он вел концерт – исходит из позиции, что противостоять злу можно, только открыто посмотрев ему в глаза. И Александр Сладковский с этой концепцией оказался солидарен. Драматическая первая часть и два скерцо – нагнетание и концентрация ужаса, с дьявольской точностью переданные оркестром, – замирают в трагической пассакалии. Но все же некий импульс (тот самый начальный мотив финала) пробивается к жизни, находит выход за пределы скорби – к свету.
