Елизавета Авдошина
Из дома никто не выходит: бушует эпидемия холеры.
Фото Анастасии Ентяковой с сайта www.scenamelnikov.ru
Нет, в Москве не появился новый театр. Экс-Театр Романа Виктюка переименовали. Теперь труппа, работающая в ДК Русакова на Стромынке, именуется Театр-Сцена «Мельников» и объединена с труппой Театра на Бронной. Бренд театра развивают теперь через память о Константине Мельникове – архитекторе, построившем необычное здание в виде шестеренки.
В фойе повесили ознакомительное панно об архитекторе света: Мельников экспериментировал с проникновением световых лучей, его собственный дом на Арбате и вовсе состоит из оконцев в виде сот. А ДК Русакова имеет огромные панорамные окна, особенности его архитектуры заключаются в трех масштабных балконах, которые расходятся в трех направлениях от центра. И соотношение асимметрично: в партере ряды не доходят и до десяти, а срединный балкон имеет все 14 рядов. Для театрального действия Мельников зал не строил. Роман Виктюк это прекрасно понимал, получив это здание, в которое он влюбился (если на уровне сцены днем открыть все ниши, подмостки зальются светом, этот фокус Виктюк демонстрировал на открытии здания после реконструкции), вписывая свои постановки в не имеющую аналогов архитектуру, используя всю глубину сцены. Стилистика Виктюка имела все признаки как театра площадного, зрелищного, так и театра символистского, а потому воздействующего ярко, мощно. Режиссерские средства выразительности были крупными, рельефными (как происходила игра света, как отсутствие декораций давало воздух, как использовалась выразительным фоном кирпичная стена арьерсцены). Спектакли Виктюка легко и органично вписывались в эту сцену-«колодец».
По первой премьере Сцены «Мельников» не скажешь, что новая команда чувствует театр – труппы перемешаны, то есть нет единого лица актерского коллектива (к тому же много совсем новых актеров), нет постановочного владения этим пространством. «Детей солнца» в постановке ученицы режиссера Андрея Могучего Лизы Дороничевой играют в тесной выгородке декораций. На сцене интерьеры респектакбельного дома в темно-зеленых тонах. По пьесе Горького действие происходит в генеральском доме.
Слева окно в пол, сквозь которое идет закатный свет или оно покрывается водяной пылью дождя. Справа такой же нечеловеческой высоты стеллаж, заставленный коллекцией самых разных зверьков, стоящих ровными рядами с подсветкой. То ли экспонаты ветеринара Бориса Чепурного (Денис Бондаренко), то ли собрание химика Павла Протасова. В дальней комнате за столовой – рояль, за него сядет мучимая депрессией сестра Протасова Лиза (Анастасия Тереля). Действие будет по большей части протекать на авансцене за обеденным столом, куда вся семья Протасовых и их окружение собирается под колокол строгой няньки (Александра Николаева) пить чай. Нянька явно напоминает докучливого Фирса из «Вишневого сада».
Дом никто не покидает, все слоняются друг от друга (а перекрестных пар здесь много) и не знают собственного применения, кроме фанатичного Павла Протасова. За окнами бушует эпидемия холеры. И все это, конечно, напоминает время уже нашей пандемии с ее изводящей изоляцией. Именно так, довольно убедительно прочитаны режиссером мелодраматические мытарства героев. Разночинцы Чепурной и его недалекая сестра Мелания (Анастасия Морозюк) чают найти свое счастье в брате и сестре Протасовых, а жена Протасова Елена (Катерина Васильева) на глазах мужа ведет сторонний роман с художником Вагиным (Павел Новиков). Вся эта психологически не устроенная жизнь интеллигентов начала века переведена в еще более бессмысленный, бесцельный, сегодняшний регистр томления души. И это точно и узнаваемо, однако доведено до мизансценической сумятицы, когда во втором действии (в отличие от первого, более бытового) режиссер доводит расстановку игрового театра до предела и актеры со своими стульями ходят и бродят, говоря реплики, как это сейчас принято, не глаза в глаза, а спиной к своему собеседнику, вполоборота, полностью разрывая человеческие связи и подчас связи логические.
В первом же действии, согласно принципу игрового театра, отыграв свою сцену, актеры рассаживаются перед первым рядом партера, ожидая следующего выхода. Таким образом, легкий флер психологического театра каждый раз разбивается. Правда, пока жонглирование приемами у режиссера происходит очень робко, словно на подмалевке. Но, к счастью, нет типичной «болезни» начинающих режиссеров, безудержно-агрессивного монтажа сцен. Сцены сменяются плавно, композиция недерганая, что отражает и внутреннее неспешное течение действия и предуготовляет неожиданный горьковский финал, в котором будут личные драмы, но, конечно, не будет народного бунта – эта часть пьесы, дань эпохи первой русской революции, разумеется, давно почила в постановочной традиции.
Но конфликт остался: водораздел между интеллигенцией и народом актуален и спустя 100 лет. Сергей Епишев (и это почти единственная цельная и внятная роль в спектакле) воплощает Павла Протасова выдающимся, но крайне неприятным человеком, превосходящим остальных в силу своих умственных устремлений, но катастрофическим эгоцентриком. Епишев с его утонченной, аристократичной внешностью тонко раскрывает и героя: в первом действии Протасов неловок в ежедневной рутине, не может сказать о деньгах, не может сделать выговор рабочему (такой мужской тип чеховской Раневской); не видит, как его жена уходит на свидания к его же другу. Но все же он вежлив, деликатен, демократичен со всеми. А главное – воспаряет и завораживает всех, говоря о силе человеческого разума, которая должна спасти человечество от хаоса.
В пролог введена библейская цитата из предыстории Всемирного потопа – «и увидел Господь, что велико развращение <…> на земле; И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков». И потому Протасов обретает мессианские черты, чтобы сквозь них заблестели призраки элитаризма, – на его воображаемый Ковчег возьмут только первых и лучших. Акцент сделан на горьковское ницшеанство. Во втором же действии Протасов показывает истинное нутро: предстает человеком страшно инфантильным и эгоистичным, равнодушным и брезгливым до людей, тайны галактики ему куда ближе. С Борисом, как с образованным человеком, Протасов с удовольствием смеется над темнотой других; обожающую его девицу Меланию с отвращением отталкивает, как грязную. Впрочем, ровно так, как художник Вагин снобистски заявляет, что «искусство всегда было достоянием немногих». Протасов – ученый, чьи научные изыскания не предполагают помощи людям, не обращены к ним (за это у Горького народ ему и отомстит).
Пьеса поставлена в жанре мелодрамы (но остросюжетной не выходит). Есть картина мрачная, зачастую статичная. Горьковская многословная риторика, пожалуй, менее всего получает в спектакле современную форму. Но иногда звучит злободневно, даже независимо от качества актерской подачи. В сущности, зачем еще ставить сегодня «Детей солнца», как не за звучащими со сцены словами, вложенными в уста Лизы Протасовой, душевнобольной, но прозорливой пророчицы: «Среди миллионов растет ненависть. Я видела, как вырвалась на улицу ненависть и люди, дикие, озлобленные, с наслаждением истребляли друг друга».
Заявленная премьера Богомолова («Заговор чувств» Олеши с Екатериной Карпушиным и Олегом Исаевым, заслуженными артистами экс-труппы Романа Виктюка), по информации «НГ», не выйдет и снята с репетиций, нового своего названия худрук пока не оглашает. Вперед пустили молодых дебютантов, – режиссерский конкурс был открыт для пополнения репертуара. В премьерной афише – сказка для детей «Лукич» (версия «Чипполино») и сказка для взрослых «Снегурочка».
