Зураб Церетели - человек монументального мышления

Зураб Церетели верил в созидательную энергию.  Фото Константина Ремчукова

Он умел вдохновлять. Художников, президентов, градоначальников… Думается, во многом его энергии, его вдохновению и, конечно, личному участию мы обязаны возрождением храма Христа Спасителя. И до сих пор почти единственный в Москве не фигуративный памятник – монумент Церетели и Вознесенского, посвященный дружбе народов – русских и грузин. Этот памятник вселяет в нас надежду и сегодня, когда дружба, к сожалению, не так крепка. Он умел вдохновлять людей, даже тех, кто до знакомства с ним имел некоторое предубеждение, Зураб Константинович умел мгновенно располагать к себе и влюблять. Энергия творчества была в нем, казалось, неисчерпаемой. В каком бы состоянии он ни был, в руке всегда была ручка или фломастер, под рукой лист бумаги. Разговаривая, он всегда продолжал рисовать. Год назад Церетели согласился встретиться с группой студентов-художников ГИТИСа, и из этой встречи родился большой проект, где молодые, совсем юные девушки прониклись и духом, и магией цвета, формы, материалов, которыми работает Зураб Константинович. Получилась целая выставка посвящений большому художнику и мастеру. Сам неисправимый оптимист, он всех, кто оказывался рядом, учил оптимизму, учил вере в высокое предназначение искусства и самого Художника, учил верить в лучшее в человеке, вообще – в лучшее. Он умел заражать своим оптимизмом. Эти уроки оптимизма, хочется верить, помогут нам и сейчас, и в будущем.

Выпускник Тбилисской академии художеств, в 1960-х – главный оформитель курортов Грузии, в 33 года он стал заслуженным художником Грузинской ССР, в следующем десятилетии – главным художником МИД СССР. Далее – везде. Еще через 30 лет Зураб Церетели – посол доброй воли ЮНЕСКО, президент Российской академии художеств. Все его регалии вряд ли кто-то сможет перечислить, дело не в них. В Переделкине, где умер Церетели, в 2010-х был создан его дом-музей, как и в Тбилиси, при Академии художеств работает галерея искусств его имени. При этом он же создал Московский музей современного искусства, ставший одной из самых живых институций, связанных с современным искусством, а сейчас – остающейся одной из немногих. За то, что он пустил музей в самостоятельное, не зависящее от его вкусов плавание, испытываешь к нему огромную благодарность.

Известия о его новых скульптурах приходили почти с частотой новостной рассылки – казалось, щедрой рукой Церетели был готов одарить своими работами и страну, и соседей, а до того, когда представлялся случай, – и весь мир. За год, например, в 2018-м, он мог открыть и бюст Ельцина, и памятники Цветаевой в Москве, Грибоедову в Тбилиси, Нурееву в Казани и Солженицыну в Кисловодске. Церетели нравился масштаб, он участвовал и в создании комплекса на Поклонной горе, и в переустройстве Манежной площади. Это играло с ним саркастичные шутки – не забыть ни изменившего облик Москвы колосса Петра, ни гремевшие вокруг него споры, на которые он, впрочем, казалось, не обращал внимания. Наверное, и это было частью темперамента, который в живописи и эмалях тоже выплескивался через край, просто иначе, контрастами красок, в чем можно было еще раз убедиться на отмечавшей его 90-летие выставке «Солнечный сад» в Московском музее современного искусства. А в самом церетелиевском облике этот темперамент заставлял уживаться осанистость мэтра с ребячливостью ярких шарфов и перстней. В любом возрасте.

Возможно, его страсть к масштабу оказалась по-своему понятым продолжением интереса к масштабу личностей или событий, которые он принимался ваять, будь то Петр I или «Жены декабристов». Как к ним ни относись, это что-то, мимо чего просто так не пройти. Церетели верил в созидательную энергию и вообще – в силу искусства, в его преобразующую силу, в то, что силой искусства можно остановить войну, даже и войну, тем более – утешить в горе.