Марина Гайкович
Момент, когда смыкаются архаика и достижения человеческого разума.
Фото со страницы фестиваля «Белый июнь» в социальной сети «ВКонтакте»
В рамках музыкальной программы фестиваля «Белый июнь» прошла мировая премьера пьесы Владимира Горлинского «Коды реки. Северная Двина». Сочинение, написанное по заказу Поморской филармонии, произвело потрясающее впечатление: такого опыта архангелогородцы – да и многие гости фестиваля – еще не переживали.
Сам процесс подготовки перформанса был интригующим. На центральной набережной города (Красная пристань) за неделю до премьеры начали возводить деревянные помосты, на них – шалаши, обматывать их корабельными канатами (художник Этель Иошпа). За три дня зазвучала музыка: рандомно, отдельные звуки, фрагменты, целиком. Все это создавало интригу – горожане останавливались, снимали на телефон, не уходили до конца репетиций. Никого не останавливала погода, а июнь совсем не радовал температурой: 8–10 градусов тепла, дождь, ветер. В день премьеры, когда стометровый променад наполнился слушателями, выглянуло солнце, что лишь подчеркнуло необычность обстоятельств: суровое лето, солнце в девять вечера, пронизывающий ветер с реки. Для музыки Горлинского идеальная атмосфера – представить себе ее звучание в расслабляющий зной невозможно, она требует концентрации, собранности, какой требует вообще вся жизнь северного человека.
Северная Двина – самая крупная река Архангельской области, вместе с притоками и мелкими речушками она пронизывает весь регион, создавая единую водную систему. Очевидно, этот факт стал исходной точкой для сочинения, которое задело не только формальные географические коды, но вышло на метафизический уровень.
Собственно, уже само начало пьесы создавало некую нереальную, с ощущением печали, атмосферу, которую маркировали вертикали у низких и высоких инструментов (Московский ансамбль современной музыки). В образовавшемся пространстве отрывочно возникали голоса из прошлого – напевы песен, записанные в прошлом веке в разных регионах Архангельской области. Совсем скоро им ответили три по-ангельски высоких женских голоса на сцене (Валерия Полякова, Светлана Филиппова, Мария Говорова). Эта миграция между светлым и темным, прошлым и настоящим, реальным и потусторонним – и открывшийся здесь и сейчас, в момент звучания музыки, портал между ними – как кажется, стала основой партитуры. Женские голоса, женщина русского севера стала для Горлинского если не символом реки, то ее спутницей.
Пространственная композиция требует идеального звука, и он был обеспечен через систему динамиков и тонкое ведение (звукорежиссер Сергей Кочетков). Визуальную часть поддерживали перформеры (хореограф Ксения Бурмистрова): девушки и парни, плечом к плечу стоявшие около главной сцены, начали расходиться хороводами через всю площадь, а оттуда – на крылья набережной, вовлекая в свой ритуал зрителей.
В какой-то момент музыка стала вызывать тревогу, страх. На сцене появилась фигура в красном (костюм дизайнера Анны Злотко) – воплощение нечистой силы (в партитуре эта часть названа «Чудь»), с которой не в последнюю очередь связана водная стихия. В исполнении Тины Кузнецовой, лидера проекта Zventa Sventana, этот нырок в темные воды пробирал до мурашек. Певица вышла на сцену босиком: энергетика холода рождает нужный образ, это и правда работает. В драматургических пластах пьесы можно условно наметить образную, фольклорную, смысловую, и в этом смысле героиня Тины – и лихо, и невеста (Горлинский использует одну из песен свадебного обряда, в фольклорной традиции, как известно, нерадостного), а после – так называемая большуха, женщина, которая берет на себя дом в отсутствие мужчины.
Кульминация наступает в следующем разделе, когда в фарватер Северной Двины выплывает сухогруз «Таймыр» – массивный, брутальный, он будто заполняет собой все пространство, смыкая технологичное (сегодня) и древнейшее, архаичное. С корабля начинает звучать в старой аутентичной записи песня «Соколы перелетные» (Вы куда вечор летали? – Уж мы летали, летали / Уж мы с моря да на морё), и ее продолжает долгий сигнал корабля (его дает капитан судна!). Им отвечают вокалистки со сцены, и этот диалог вызывает оцепенение, которое одновременно рождает чувство бескрайнего восторга от происходящего и постепенное осознание происходящего: женщины остаются на берегу, мужчины – уплывают все дальше. Река разделяет их, возможно, навсегда, и кто-то из жен станет большухой…
Горлинский, тонкий драматург, дает музыкальную разрядку в следующем части («Индия» как символ выхода реки в Мировой океан): слух переключается на необычный тембр колесной лиры. Финал же своим небесными колокольчиками отправляет нас в небытие, в пространство между мирами, откуда раздается песня «За реченькой было за Невагою»: «Шатается да всё шатается в поле всё душаль моя / Да и задушенька душа добрый молодец / Завела молодца всё неволюшка / Чужая дальняя сторонушка…» Вновь композитор смыкает образ и смысл: умиротворение стихии и человеческую боль, отчего пронзительность этой партитуры все более обнажается.
На аплодисментах публика кланяется команде.
Архангельск–Москва
