Дарья Курдюкова
Инсталляция «Ау» арт-группы «Хвойные». Фото из Telegram-канала центра современного искусства Az/Art
В последний, августовский выпуск фестиваля-интенсива «Алгоритмы познания» (о второй выставке см. «НГ» от 07.07.25) куратор Александр Дашевский пригласил объединение «Хвойные», Михаила Рубанкова и Ирину Корину. Проекты принципиально автономны, но в общей попытке понять способы взаимодействия с современностью этих художников объединяет если не эскапизм, то блуждание – своею ли компанией, в своей ли мифологии или в плане остранения привычного.
Петербургская группа «Хвойные» вообще, кажется, не занята выяснением отношений с реальностью. То есть у Марины Абаджевой, Виталия Дивенцова, Греты Димарис, Вильгения Мельникова и Серафимы Сажиной нет общей цели, «цементирующих» узнаваемость способов репрезентации и прочих общих знаменателей, служащих зацепкой стороннему наблюдателю. Просто пять лет назад они решили, что в майские праздники будут собираться в «доме-резиденции-мастерской» Мельникова в деревне Хвойное и что-то вместе делать. Акцент тут на «чем-то». Иронически определенные Дашевским «паломничества-перформансы-ретриты» могут быть рисованием ветками, обниманием деревьев, совместным блужданием, чем угодно. «Ау», как назван их раздел, объединяет не только документации акций, фотографии и лесную инсталляцию с чудными обитателями. Поверх всего – это перекличка своих, проверка связи, поскольку главное у «Хвойных» – сам процесс общения друг с другом.
В мифологию с шаманским оттенком приводит блуждание Михаила Рубанкова. Его «Железная кость», как тут сообщается, – образ из шаманской вселенной, отвечающий в том числе за способность перемещаться между мирами. Инсталляция Рубанкова состоит из импровизированной юрты и развешанных вокруг нее картин (строительная перчатка раз за разом крепится гвоздями к картинке со звездным небом, раз за разом же эпично охраняющим елки). И объединяет картинки с абсурдным умыслом: вот битье в барабан, вот хрустальные сувенирные фигурки, обычно востребованные накануне Нового года, а тут подсвеченные, как для вечной дискотеки, вот рисунок про железную кость, а рядом – видимо, персонаж-шаман с птичьей головой сидит возле розетки и простодушного пояснения: «Прямая коммуникация с миром духов». Есть ли смысл, нет ли его, может, вопрос вторичный. Кажется, художнику важнее погружение в сконструированный им из узнаваемых предметов собственный мир.
Кульминацией и самым сложносочиненным проектом августовских «Алгоритмов познания» стала инсталляция Ирины Кориной «Послезавтра скорее всего, но почему-то не могу». Предметы, часто заимствованные из реальности, иногда так на нее похожие, составляют обстановку некоего интерьера. Впрочем, обыкновенные предметы, как детская кроватка, навершие массивного шкафа, его миниатюрный родственник с дверцами, завешанными тканью расцветки звездного неба, и с миниатюрным действом внутри, массивные фолианты с картинками, портреты известных людей и тут же модные в советских интерьерах доски с безвестными хорошенькими девами (девица, еще одна и вдруг – прямо Барби), обозначая мещанский уют, – из разных осколков собирают интерьер, распадающийся на метки разных миров. Или не таких уж разных?
Они беспрестанно прорастают друг в друга, за смешным, нелепым, пошлым без антракта являя что-то совсем другое. Ящики от велика до мала установлены один на другой, а сюжеты маркетри демонстрируют визуальную иерархию, от золотой рыбки к Ивану-царевичу, а потом к Василисе Прекрасной. Венчает «восхождение» одинокая березка. Картинки в огромных книгах показывают в том числе гильотину и могилу. На полке над детской кроваткой стоят сувенир с профилем Бажова и плюшевый Бобик, который с застывшим взглядом не может наглядеться на свое маркетри-«отражение». Еще в этом углу есть светильник с избушкой на курьих ножках и коврик, олень на нем имеется, но вообще там доминирует кладбище.
В хранилище культурных кодов мелькают портреты Владимира Проппа с отсылкой к «Морфологии волшебной сказки» и Льва Выготского с отсылкой к «Мышлению и речи» и в том числе к тому, что смысл слов зависит от контекста. Кажется, это могло бы быть эпиграфом к проекту. Внешняя статика, зашитая в память узнаваемость, обыденность вдруг не то что дают сбой, а показывают, как, например, китч делается кошмаром. Во сне ли, который ковриком над кроватью напоминает о конечности всего, или в страшных картинках из книжки, или в сувенирном ли птахе, зловеще расправившем гордые крылья. В сказке или в жизни, или в ее изнанке, если только время жизни может позволить себе изнанку. В том и дело, что осколки собираются в целое и что «статика» полна внутренних трансформаций.
«Алгоритмы познания» в целом и нынешняя выставка как точка проекта сквозным мотивом ведут мысль о том, что ответов, опор и всяких утешительных вещей иногда быть не может. Блуждание не обещает выхода. Вместе с тем вспоминаешь Башляра, размышлявшего в «Поэтике пространства», как стараниями воображения в малом может уместиться огромное, невместимое, нереальное, и писавшего, что «при необходимости вы сможете обрести свободу с помощью одного лишь абсурда». Зависит от контекста.
