Елизавета Авдошина
Не принимая своей болезни, Иван Ильич «распадается» на себя живого и своего умирающего двойника. Фото с сайта www.theatreofnations.ru
Премьера на Малой сцене Театра Наций «Обыкновенная смерть» инсценирует известную позднюю повесть Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Роль умирающего от болезни судейского чиновника исполнил народный артист России Евгений Миронов. Вместе с артистом все стадии принятия неизбежной кончины героя проживают и зрители.
Игра с ролью зрителей начинается сразу: пока публика рассаживается, только разглядывая буржуазные, но типизированные интерьеры похоронного зала (художник-сценограф Алексей Трегубов), монтировщики с надписью «Ритуальная служба» на спинах спецовок вносят настоящий гроб. Как только открывается его крышка для гражданской панихиды и зрители почти сдерживают возглас восклицания, все присутствующие обнаруживают свою поменявшуюся роль: мы становимся гостями на траурной церемонии. Есть социальные паттерны, которые невозможно побороть: как только мы слышим траурную музыку, начинают подступать слезы, как только мы видим гроб, то внутренний настрой приближается к страху встречи со смертью – с ее чернотой и неизвестностью.
Режиссер играет по-крупному – откинутая крышка гроба открывает для взглядов возложенного среди белого атласа, со сложенными, как принято, на груди руками, живого артиста. Этот ход, еще только предваряющий основной сюжет, становится и ключом, и «парализующим» зрителя игровым образом. После такой гиперреалистической мизансцены вся линия витального, интонационно легкого и невесомого в своей детской наивности монолога Евгения Миронова – Ивана Ильича несет на себе печать смерти. Такой натуралистичной, что становится не по себе. По усопшему читают псалмы, а к финалу по сцене распространится запах ладана. Между этими двумя точками герой Миронова заново проживает в своем монологе последние дни жизни перед полной темнотой (а быть может, это уже его освободившаяся душа так оглядывается назад?). Он мучится всего одним, но самым важным вопросом: за что? За что он умирает, а другие остаются жить, за что он умирает так рано и так болезненно, за что он так страдает перед смертью и почему никто не спешит проявить к нему подлинное сочувствие?
То, как ведут себя совсем не убитые горем, а скорее досадующие на болезнь и смерть родственники и товарищи по службе Ивана Ильича, окружившие его гроб черной стаей, так он видит их сам: дурно изображающими скорбь, где траурное выражение лица не мешает практическому расчету. Вдова (Марьяна Спивак) спешит осведомиться у сослуживцев о положенном пособии, а его коллеги по судейской службе (Кирилл Быркин, Владимир Белостоцкий, Антон Ескин), этакие «трое из ларца – одинаковы с лица», обсуждают предстоящую партию в винт, деловито возлагая цветы.
Размышления Ивана Ильича сливаются с воспоминаниями, а затем и со сновидениями и почти с галлюцинациями. Порой романтическими, когда злополучная, ударившая в бок и ставшая причиной всех бед гардина превращается в белоснежный парус. Порой чудовищными, когда свита сочувствующих демонизируется и, теряя человеческий облик, превращается в хоровод лукавых бесенят. Приходя в перерывах между нарастающими приступами боли в смешливое расположение духа и как будто чтобы взбодрить себя, Иван Ильич в своей «исповеди» начинает паясничать – потешает публику забавными медицинскими случаями, доктора – изображением в лицах своих недугов, слепой кишки и блуждающей почки. Над семьей и вовсе устраивает клоунские розыгрыши.
Так акцентируется толстовская полнота жизни, где страшное и смешное, вечное и бренное идут рука об руку. «Ложь, долженствующая низвести этот страшный торжественный акт его смерти до уровня всех их визитов, гардин, осетрины к обеду... была ужасно мучительна для Ивана Ильича». Противостояние с филистерами будет сопровождать все последние минуты героя, и однажды он представит, с каким бы наслаждением он бы им крикнул: перестаньте врать. И это был бы крик отчаяния. И в этот крик вместилось бы еще многое, что он хотел, но уже не решался сказать.
Но как раздваивается облик его благообразной семьи, так сам Иван Ильич двоится. Не принимая своей болезни, он словно «распадается» на себя живого и настоящего, больного и умирающего. Двойник Ивана Ильича (его играет пластический дублер Леонид Тимцуник в ночной рубахе и маске воскового оттенка, копирующей черты лица Миронова) материализует образ болезни. Преследующей, не оставляющей надежды. Этот танец со смертью и займет все последние часы Ивана Ильича, которые вмещаются в его предсмертный монолог. В отличие от повести в спектакле почти редуцированы те подробности биографии героя, которые рождают при чтении неоднозначное отношение. Толстой добивается сложного восприятия героя: сочувствие к нему соединяется с отторжением вследствие его нелицеприятных поступков, которые к тому же зримо влекут возвращенное бумерангом равнодушие – как он относился к человеческим слабостям и бедам, так и к нему в самый тяжелый момент жизни оборачивается общество. В спектакле же обаяние Евгения Миронова столь победительно, что не сочувствовать сполна Ивану Ильичу с его искренним удивлением перед несправедливым устройством мира, невозможно. В этом смысле герой как будто выносит свою судьбу на суд зрителей и выигрывает суд присяжных.
Спектакль интертекстуален. В нем есть отсылки к очень многим работам Валерия Фокина. В первую очередь кастинг спектакля словно отправляет на 30 лет назад, к московским постановкам режиссера, вошедшим в историю новейшего театра. Тогда Евгений Миронов сыграл Ивана Карамазова в спектакле «Карамазовы и ад», а Авангард Леонтьев, выходящий здесь в роли флегматичного врача, играл в знаменитом моноспектакле «Нумер в гостинице города N» Чичикова, вступающего в диалог с собственными фантомами. Есть тут и дыхание постановки Александринского театра «Маскарад. Воспоминания будущего». Душащее своим цинизмом и черствостью окружение Ивана Ильича неожиданно оказывается запертым в вагонах метро (сверху спускается метрополитеновская табличка: «Площадь Ильича») и напоминает мрачноватых кукол в витринах «Маскарада». А то вдруг пройдет Посторонний (Дмитрий Сердюк), перепутавший похоронный зал, и обнаружится главный распорядитель траурной церемонии – Неизвестный (Владимир Калисанов).
Еще одна, естественная, рифма выстраивается с театральным сезоном Москвы. В Театре Маяковского параллельно вышла премьера «Скучная история» по повести Чехова, написанной спустя три года после толстовской – в 1889 году. Повесть вторит толстовскому сюжету, Толстой даже упомянут впрямую: «Человеку нужно всего три аршина земли в жизни – на могилу», вспоминает слова классика перед смертью профессор медицины, который, несмотря на колоссальный врачебный опыт, не может себе помочь и угасает с каждым днем, даже толком не в силах диагностировать причину недуга. Его последние дни сдавлены тяготением от повседневной суеты когда-то любимой семьи и отчаянной попыткой осознать самое важное в уходящей жизни. Драму заката мягко и обстоятельно играет народный артист России Михаил Филиппов.
Театр явно пытается зафиксировать ужасающее раздвоение сегодняшней жизни на ее филистерскую невозмутимость снаружи и болезненную агонию внутри.
