Москва и Тбилиси: есть ли шанс договориться?

Посол США в Тбилиси Ян Келли одобрил действия грузинского премьера. Фото со страницы посольства США в Грузии в Facebook

Власти Южной Осетии передали в Грузию тело Арчила Татунашвили, задержанного 22 февраля в Южной Осетии и погибшего затем при неясных обстоятельствах. Родственники наконец получили возможность похоронить его.

На этом точка в печальной истории не поставлена. Не может быть сомнений, что экспертиза, которую проведут в Грузии, придет к выводу, что Татунашвили погиб в результате пыток. Не может быть также сомнений, что в его гибели Грузия обвинит Россию, поскольку Южной Осетии, по мнению Тбилиси, не существует. Парламент Грузии собирается принять некие санкции против России в дополнение к тем, что уже были приняты после присоединения Крыма. Грузинские политики, особенно из оппозиционных «Единого национального движения» (ЕНД) и «Европейской Грузии» (ЕГ), соревнуются по части того, кто жестче выскажется в адрес России и громче осудит любые намерения двигаться в сторону нормализации отношений с Москвой.

На этом фоне слышны намеки на некоторую модификацию официальной позиции Грузии в отношении Москвы. Премьер-министр Грузии Гиоргий Квирикашвили недавно призвал сделать «разумные шаги» для вывода отношений двух стран из «заколдованного круга». Он заявил, что Грузия заинтересована в прогрессе на Женевских переговорах и готова к прямому диалогу с абхазами и осетинами.

Могут быть разные объяснения этого шага премьера. Возможно, заявление было продиктовано внутриполитической конъюнктурой. Квирикашвили прозрачно намекнул, что в качестве акта доброй воли ждет от России содействия в передаче грузинской стороне тела Татунашвили. Возможно, он пытался таким образом уменьшить критику в свой адрес в связи с гибелью грузинского гражданина в Южной Осетии.

В таком случае придется признать, что в Тбилиси очень плохо понимают, как устроена российская политика и российская дипломатия, и не просчитывают последствия своих действий и заявлений даже на шаг вперед. Как и следовало ожидать, российский МИД, одобрительно отозвавшись о заявлении Квирикашвили, предложил ему обсуждать выдачу тела грузинского гражданина непосредственно с властями Южной Осетии – в порядке того самого прямого диалога, о котором и говорил премьер. Ничего иного МИД ответить не мог: Москва не собирается создавать прецедент, когда третья сторона влияет на Цхинвал через переговоры с Москвой. Такой прецедент подорвал бы принципиальную позицию России: Южная Осетия – это независимое государство, и по всем относящимся к ней вопросам нужно обращаться к ее властям. В Тбилиси заявление премьера тоже не оценили: оппозиция в лице ЕНД и ЕГ ругала его так, что, кажется, прозвучало даже слово «предательство». Правда, за Квирикашвили заступился посол США в Грузии Ян Келли – высший арбитр в грузинских внутриполитических спорах. Он сказал, что премьер-министр «правильно относится к «женевскому формату».

Возможно, премьер попросту допустил ошибку, выбрав для своего заявления неправильное время и неверно оценив возможную реакцию Москвы. Хотя эта версия наиболее вероятна, нельзя исключить и другое: грузинские власти сознательно выстраивают свои заявления так, чтобы перспектива нормализации отношений с Россией выглядела как можно более иллюзорной. Ведь в глазах грузинской публики дело выглядит так, будто Россия в ответ на примирительную просьбу премьера выдать тело Татунашвили предложила вести диалог с «сепаратистами». Точнее, даже не «сепаратистами», таких в Грузии официально сейчас нет, – а с «оккупационной администрацией Цхинвальского региона».

Если так, то теперь у грузинских дипломатов (например, на Женевских дискуссиях) есть надежный повод не отступать ни на шаг от своей позиции, сколь бы сомнительной она ни была, – ведь они только что объяснили всем, что с Россией договариваться невозможно. И наоборот, любая попытка договориться с Москвой рискованна из-за той реакции, которую она вызовет со стороны грузинской публики; ведь публика благодаря своевременному заявлению премьер-министра в очередной раз убедилась, что с русскими говорить нельзя, поскольку они отвергают протянутую руку.

Но можно и представить, что заявление Квирикашвили отражает не тактику, а стратегию. Другими словами, оно было не просто неудачной попыткой повлиять на Цхинвал через Москву или переложить на Россию ответственность за отсутствие договоренностей в Женеве, а отражением поворота, происходящего в грузинской политике на российском направлении.

В поддержку этой версии говорит и то, что грузинский премьер заговорил о важности нормализации отношений с Россией еще в декабре, а в марте просто повторил некоторые свои слова – например, о готовности лично принять участие в Женевских дискуссиях. И обсуждение перспектив членства Грузии в НАТО получило в последние месяцы необычный оттенок: один из крупных американских thinktank предложил принять Грузию в НАТО с оговоркой, что 5-я статья Устава альянса о коллективной обороне не распространяется на Абхазию и Южную Осетию. Хотя такое решение в кулуарах обсуждалось уже несколько лет, его появление в публичном пространстве стало открытым признанием очевидной вещи: принять Грузию в НАТО с двумя неурегулированными конфликтами крайне затруднительно. Между тем грузинские избиратели постепенно устают от невыполнимых обещаний по поводу НАТО.

К тому же Россия так и не капитулировала под западными санкциями, хотя в Тбилиси, конечно, на это надеялись. Эта надежда все еще жива, но срок явно откладывается. В России экономический рост, пусть и медленный, рекордно низкая инфляция, новое оружие и триумфально переизбранный на четвертый президентский срок Владимир Путин. В принципе все это могло подтолкнуть грузинскую сторону к некоторой косметической модификации ее позиции.

Грузия не входит в число приоритетов российской внешней политики. На постсоветском пространстве Грузию в качестве самой проблемной страны давно и, похоже, безнадежно затмила Украина. В Сирии Россия ведет войну параллельно со сложнейшими многосторонними переговорами. Отношения с Западом настолько плохи, что на этом фоне длящийся разлад с Грузией – сущая мелочь. Но у всего этого есть и оборотная сторона: даже небольшой успех в виде позитивных подвижек в отношениях с Грузией может быть Москве полезен – естественно, не ценой отказа от принципиальных позиций.

Понятны и непосредственные шаги, которые стороны могут предпринять, чтобы обеспечить эти позитивные подвижки. В недавнем интервью замглавы МИДа Григорий Карасин дал понять, что Россия может отменить визы для граждан Грузии, если будет налажено постоянное и удовлетворительное сотрудничество по противодействию терроризму. Опыт контактов и совместной работы у спецслужб двух стран в условиях отсутствия дипотношений был накоплен еще во время подготовки Олимпиады в Сочи, так что ничего невозможного здесь нет.

С другой стороны, Грузия может разблокировать женевские дискуссии, просто согласовав текст совместной декларации о неприменении силы и прекратив практику внесения односторонних и политизированных резолюций по беженцам в Генассамблею ООН. Текст декларации почти готов, он не был принят только потому, что Грузия в последний момент предложила включить в него пункт, требующий обеспечить доступ на территорию Абхазии и Южной Осетии международных наблюдателей (Сухум и Цхинвал настаивают, что международные организации должны с ними договариваться о присутствии своих миссий, да и к обязательствам по неприменению силы это предложение Грузии не имеет отношения). Что же касается грузинских резолюций о беженцах в Генассамблее ООН, то они не имеют никакого практического смысла, зато гарантируют, что, пока они вносятся, никаких подвижек по гуманитарным вопросам в Женеве не будет.

Препятствия, однако, в том, что взвинченная политическая атмосфера в Тбилиси затрудняет любые договоренности. А грузинским дипломатам, привыкшим жаловаться на Россию в Брюсселе и Вашингтоне, будет трудно вести содержательные переговоры с Москвой. И печальные и непредсказуемые события, такие как гибель Арчила Татунашвили, в любой момент могут подорвать договоренности между Москвой и Тбилиси.