Пояс сдерживания вокруг России. В чем разница в подходах к РФ администраций Байдена и Трампа

Госсекретарь Энтони Блинкен и президент Джозеф Байден делают акцент на коалиционной дипломатии. Фото Reuters

Но различия, безусловно, есть. И дело не только в продлении Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3). Необходимость пролонгации СНВ-3, ее полезность для США очевидны. Можно предположить, что и Дональд Трамп, будь он переизбран, тоже в конечном итоге предпринял бы аналогичный шаг. Ведь заморозить стратегические арсеналы обеих стран в условиях, когда, как нам говорят, Россия вырвалась вперед в качественном совершенствовании стратегических носителей, выгодно для Вашингтона.

Различие и в том, что нарастающая волна обоюдной обличительной риторики сопровождается взаимными изъявлениями готовности к конструктивному диалогу по вопросам поддержания стратегической стабильности в мире. Недавно посол РФ в США Анатолий Антонов обрисовал в общих чертах и повестку этого диалога: угроза международного терроризма, проблема нераспространения, иранская ядерная программа, безопасность в регионах, кибербезопасность. О кибербезопасности, кстати, в Вашингтоне много говорится, но мало делается для налаживания устойчивого продуктивного диалога с Москвой. А договоренность о создании совместной рабочей группы достигнута еще на саммите в Гамбурге летом 2017 года.

Возникает, естественно, вопрос: кто лучше для России? Грубый и прямолинейный Трамп, склонный к силовому давлению больше, чем к дипломатическим переговорам, или учтивые дипломаты из команды Джозефа Байдена, делающие акцент на коалиционной дипломатии и войне информационной?

Все, на наш взгляд, зависит от того, как понимать эту самую дипломатию и войну. Отметим прежде всего один «нюанс», который в силу объективных обстоятельств не могут уловить родившиеся после 1981 года «поколения Y и Z» – главный объект информационной войны. Никогда, даже в кульминационные моменты холодной войны, уровень истеричности в обвинениях Москвы в нарушениях прав человека и гражданских свобод не был столь высок, как сейчас. Заметим также, что тогда в СССР действительно грубейшим образом нарушались права человека и демократические свободы, вовсю работал механизм мордовских лагерей для «государственных преступников», свобода СМИ как таковая вообще отсутствовала, а в критике «из-за бугра» было больше объективности и меньше истеричности. В чем секрет этого феномена?

Как представляется, причина в том, что тематика прав человека и демократических свобод в современном мире все чаще используется как козырная карта в политической борьбе силовых центров за сферы влияния. В данном случае на постсоветском пространстве. Неожиданно для политической элиты стран НАТО развитие событий в отношениях между Москвой и коллективным Западом начиная с 2000 года пошло совсем не по тому сценарию, который был написан для России еще до 90-х годов прошлого века. Любой человек, проходивший военную подготовку, знает, что победа не может быть полной до тех пор, пока территория противника не оккупирована своими войсками. Коллективный Запад не решился закрепить свою победу в холодной войне оккупацией всего постсоветского пространства. Слишком велики были риски. Да и необходимости в этом натовские генералы в 1990-е не видели. Победа казалась абсолютной и бесповоротной настолько, что директор ЦРУ Роберт Гейтс продефилировал по Красной площади в октябре 1992 года с бутылкой шампанского в руках, провозгласив перед направленными на него телекамерами: «Это мой парад победы в холодной войне». В честь этой «победы» были отчеканены памятные медали, и никто даже не упоминал о победе демократии и прав человека. Речь шла «просто о победе США» в военно-политическом противостоянии с СССР.

Но произошло неожиданное. В течение короткого отрезка времени Россия стала подниматься с колен: заработала экономика, по трубам пошли нефть и газ, причем по весьма приличным ценам, на заброшенные поля пришли люди, из импортера пшеницы она превратилась в первого в мире экспортера зерновых. Конечно, до полного вставания с колен еще далеко. Но, используя терминологию автора перестройки, можно сказать, «процесс пошел». Только в обратном направлении. И этот процесс порождает ту психологическую фрустрацию, определяющую накал русофобии в натовских кругах.

С учетом этого можно было бы сделать вывод о том, что цивилизованный Байден и его команда для России лучше, чем Трамп. Вот тут-то, наверное, и не стоит спешить. Да, Трамп в большей степени делал упор на силовое давление. Но силовое давление на Россию дело неблагодарное.

Окружение Байдена понимает это. Поэтому курс взят на укрепление коалиционных связей с союзниками в евро-атлантическом пространстве и Азиатско-Тихоокеанском регионе. В жертву этим связям Байден может принести даже «священную корову» – дать немцам разрешение на завершение строительства многострадального газопровода «Северный поток – 2».

В любом случае речь идет о намерении новой администрации США укрепить вокруг России своеобразный пояс сдерживания, включив в него как можно больше и прямых вассалов, и более-менее независимых государств с тем, чтобы «подобно умной обезьяне, обозревать поединок тигров в долине».

Эта стратегия хорошо известна с незапамятных времен и столь же очевидно обречена на неудачу, потому что в ней есть одна ахиллесова пята. С поворотом на Восток, к которому Россию подтолкнул сам Запад в 2014 году, Москва установила отношения продвинутого стратегического партнерства с крупными государствами в Евразии, Африке, Латинской Америке, которые стабильно воздерживаются при голосовании по антироссийским резолюциям в ООН. Учрежден и действует, хотя еще и недостаточно эффективно, внеблоковый альянс БРИКС. По нарастающей развивается сотрудничество с Китаем, Индией, странами АСЕАН. В этих условиях изоляция России – это не реальность, а скорее сладкая мечта.

И вот, словно спохватившись после слоновьего вторжения Трампа в посудную лавку Азиатско-Тихоокеанского региона, администрация Байдена срочно делает реверансы в сторону Пекина, признает ошибкой торговую войну, отказ от Тихоокеанского торгового партнерства и довольно-таки унизительное заигрывание с КНДР сепаратно от Пекина, вассалом которого Пхеньян так или иначе является.

Конечно, реализовать даже на бумаге голубую мечту об антироссийской «большой двойке» (Chimerica) за счет огромных пространств Сибири, взывающих, по словам Збигнева Бжезинского, к китайской колонизации, невозможно. На зондажи байденовской команды Пекин отреагировал хладнокровным изъявлением готовности к сотрудничеству при выполнении Вашингтоном ряда условий: отказ от трактовки Коммунистической партии Китая как деструктивной силы, нарушающей стратегическую стабильность в мире; признание территориальной целостности Китая, включая статус Тайваня как провинции КНР; отказ от подрывной деятельности и информационной войны Вашингтона в Гонконге, Синьцзяне и Тибете. Ясно, что без выполнения этих требований говорить о каком-либо стратегическом партнерстве с КНР невозможно. Но для их выполнения США пришлось бы вначале отказаться от главного идеологического стержня своей политики – ставки на глобальное мировое лидерство. А это означало бы смену агрессивного курса не только по отношению к Китаю, но и России, которую с подачи Байдена вновь стали именовать в Вашингтоне главным противником.

И с этой точки зрения Байден для Москвы, пожалуй, хуже Трампа, потому что вместо лобового силового противостояния России навязывается дипломатическая «византийская игра», в которой на стороне Запада огромной опыт. Но будем надеяться, что и для России истекшие три десятилетия не прошли даром: она извлекла и усвоила уроки, преподанные Западом, продвинувшим свои танки на тысячу километров восточнее от границы, некогда разделявшей НАТО и страны Организации Варшавского договора.

Пик необъявленной, но активно ведущейся против России информационной войны еще впереди – на рубеже выборов в Государственную думу осенью 2021 года. Но есть ведь и альтернатива никому не нужному противостоянию. Это конструктивный диалог, повестку которого сейчас активно согласовывают дипломаты в Москве, Вашингтоне и Пекине.