К дискуссии по поводу будущего транзита власти

Фото с сайта Президента России / kremlin.ru

В августе будет 19-я годовщина пребывания на вершине российской власти нынешнего президента Владимира Путина. И более важной датой представляется не 16-е, когда Госдума утвердила его председателем правительства, а 9-е число, когда Борис Ельцин публично назвал Путина своим преемником. Свой выбор тогдашний президент обосновал так – дескать, Путин «сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом, ХХI веке предстоит обновлять великую Россию».

И теперь наступило время, когда Путин уже стал вторым после Сталина властным долгожителем, обогнав Брежнева (18 лет). А по завершении своей легислатуры нынешний президент вплотную приблизится и к самому генералиссимусу.

Как известно, деятельность последнего часто суммируют фразой – мол, принял Россию с сохой, а оставил с атомным оружием. Данные слова, приписываемые Черчиллю, на самом деле насквозь сфальсифицированы, но итог той эпохи они передают относительно адекватно. А ценность этих слов вообще-то в том, что это универсальный способ для измерения потенциала любого лидера.

Главный для всех россиян вопрос – есть ли шансы, что и Путин оставит после себя некую «атомную бомбу», то есть потенциал для будущего развития страны. Либо же у России после него останется в прямом смысле лишь модернизированное ядерное оружие. Ну и еще мифы о внутренней политической стабильности, вставании с колен, росте международного авторитета державы, а также о некоем улучшении социально-экономической ситуации.

Сейчас действия правящего в России класса принято рассматривать в контексте будущего транзита власти. Неизбежного, как считают одни эксперты, или вполне возможного, как поясняют другие. Центр дискуссии по большому счету в том, получит ли преемник всю полноту этой власти либо та будет распределена между различными центрами, ключевой из которых как раз и останется в руках нынешней группы и ее лидера. Поэтому-то периодически и упоминаются то Госсовет, то Совбез, то какие-то другие органы типа большого КГБ.

Но все это тактика, а за стратегию, контуры которой обозначил сам Путин – меняться быстро, чтобы не отстать от других стран, пока никто, похоже, и не берется. Возможно, в верхах возобладало мнение, что главное – это некий механизм удержания руля, а с остальным разберемся позже. Однако резкое падение рейтингов всех властных институтов лишь из-за одной непопулярной реформы показывает, что на всякие эти хитрости времени, может быть, уже и не хватит.

Если заявление Путина о пенсионной реформе как о лекарстве – невкусном, но необходимом, – окажется лишь попыткой защитить рейтинг от дальнейшего падения, это будет означать, что власти пребывают в прежней парадигме – кажущаяся стабильность дороже развития, создающего новые риски. Перспективы страны в этом случае не слишком радостные – раз уже на обновление не решаются авторитетные лидеры, то от новых этого можно не ждать. А сколько у России впереди сложных реформ, сейчас даже трудно подсчитать.

Кстати, анонсированная широкая дискуссия по пенсиям, к сожалению, так и не началась, если не считать за таковую рассказы на ТВ об активных пожилых гражданах. Тем не менее слова Путина об этой реформе можно рассматривать и как понимание им необходимости сделать государство более открытым для общественного влияния. Возможно, это вообще единственный реальный способ оживить те государственные и гражданские институты, которые в России есть, однако за 18 лет вертикализации власти разучились работать на общую цель, но сравнительно автономно.

Ведь дошло до того, что и единственный действующий в стране институт – президент – периодически не срабатывает. Например, майскому указу – 2018 всего лишь три месяца, а у людей такое впечатление, что власти от него отреклись уже гораздо больше трех раз.