Анатолий Чургель
– Михаил Викторович, зачем вообще нужна «история педагогики», если мы на каждом переломе меняем учебники истории?
– Недавно я ездил на конференцию по Василию Сухомлинскому в Павлыш. Это Украина. Там были греки, французы, но самое главное – более 100 китайцев. В Поднебесной совершенно помешаны на Сухомлинском. Его работу «Сто советов учителю» китайцы чуть ли не каждый год трехмиллионными тиражами издают. Студент, ее не прочитавший, вообще никуда не допускается. Они у себя такой тест устроили: издали пять томов сочинений Сухомлинского и поставили цену, равную месячной зарплате учителя. Ушло влет. Вот у нас, например, месячная зарплата учителей Москвы 70 тысяч. Кто из них отдал бы ее за книги Сухомлинского? Вопрос риторический. Никто бы и 100 рублей не отдал.
– Да, об уровне наших педагогов часто говорят отрицательно, но, может быть, готовится иная смена?
– Это общероссийский стон. В этом году страна потеряла еще 500 тысяч абитуриентов – демография. У нас 10 лет назад от детского сада до вуза было 22 миллиона 400 тысяч детей. Сейчас 1 сентября на линейку вышли 13 миллионов 300 тысяч. Мы за 10 лет без третьей мировой войны потеряли 40% контингента обучающихся. Соответственно ровно на 40% – с 65 до 48 тысяч – упало количество школ. У нас три года назад было полтора миллиона учителей, а сейчас – миллион.
Волна, которая в свое время смыла детские сады, и 43% зданий ушли из отрасли, докатилась до вузов. Естественно, и сейчас найдутся дурочки, которые приедут поступать во ВГИК, считая себя народными артистками, и там всегда будет конкурс. Но когда количество мест в вузах на 200 тысяч превышает количество абитуриентов, о каком отборе может идти речь? Если берут абсолютно всех, с любыми показателями? Понятно, десятка престижных вузов еще может «надувать губы». А провинциальные, а педагогические вузы? Им остается уже самый низкий показатель. Я не говорю дальше – про систему педучилищ. То есть если нет отбора вообще, то качество не может не упасть.
– Вы сказали о Сухомлинском, а как к нему относятся на его родине – Украине?
– Они сделали настоящее чудо. Они реально посадили всю начальную сельскую школу Украины на педагогику Сухомлинского. То есть все технологии, все идеи, все ценности, его нравственные хрестоматии, этика. Вот говорят, что классики – само собой, школы – само собой. Ничего подобного, взяли и сделали. Они, и это естественно, создают национальную украинскую школу. Она построена на архетипе украинском, на ценностях украинского народа и, естественно, на родном языке. Есть там и уроки под голубым небом, и комната сказок… А «Сто советов учителю» чуть ли не каждый месяц издаются.
Кстати, на Западе знают только двух наших педагогов – Толстого и Макаренко, а на Востоке – в Китае, Японии – Сухомлинского. А ведь мы больше имен «выкатить» и не можем. Об этом стоит думать сейчас, когда принят стандарт образования, построенный на русской и мировой школе. Но главное – как его использовать в реальной педагогической деятельности.
– Но какое отношение имеет к массовой педагогике писатель Лев Толстой или создатель трудовых колоний Антон Макаренко?
– Антон Семенович Макаренко – гениальный педагог, который создал совершенно новое направление – «педагогику отношений». Речь не идет ни об авторитарной педагогике, ни о воспитании в команде. Он создал целое пространство и все это описал. Он просто создал новую педагогику. Когда в наше беспощадное время все отчуждают, он только соединял и сближал. Это великий гуманист.
Как и Толстого ценят за совершенно новое направление – педагогику ненасилия. На Западе ведь признают за серьезный вклад, а не за «корочки». Так, весной следующего года в Милане должна пройти Международная конференция по творческому наследию Макаренко.
– Что же, нам совсем нечего предъявить миру из современной педагогической мысли?
– Первое имя, которое приходит на ум, – Александр Григорьевич Асмолов с его педагогикой вариативности, культурой достоинства, личностной свободой. Ключевыми словами здесь являются «единство разнообразия». Поэтому, чем больше будет таких разных, вариативных подходов, тем быстрее мы сможем не только двигаться вперед, но где-то и обогнать.
Кстати, в истории образования России в начале XX века подобный опыт есть. Понятно, что тогда у нас было только 40% грамотных, а в только что присоединенных районах Средней Азии – вообще 3%. Но по верхнему – элитарному – эшелону мы догнали и перегнали. Если российская педагогическая наука пылесосом втягивала все передовое в мире, а наши ученые по три-четыре языка знали, то Запад русские книги не читал, поэтому поневоле оказывался в арьергарде.
– Ваша оценка общего состояния российских школ?
– Наша школа в отличие от той же Украины не национальная и не имеет никакой классической основы. Мы воспитываем «детей среды». Конечно, в стране есть престижные гимназии, где 90% окончивших поступят в ведущие столичные вузы, а потом 80% выпускников уедут за рубеж. Сколько бываю в регионах, встречаюсь с губернаторами, а они говорят: «А зачем нам эти лицеи? Зачем нам эти гимназии? Чтобы готовить людей для Москвы? Нам этого не надо. Ни один призер международной или российской олимпиады не останется в регионе – за ним уже очередь стоит».
Общество потребления – это общество потребления. Когда появились первые гипермаркеты, я смотрел на них с ужасом. Тысячи людей ежесекундно что-то потребляли, совершенно не заморачиваясь Достоевским или Толстым. Они никогда не полезут в бочки, как Диоген, но они есть, и их – большинство. И всегда будет другая – креативная, но малая часть, сгорающая в поисках смыслов. А вообще «нынче мы находимся в уникальном котле варящихся мировоззрений – они могут прорасти, а могут бесследно сгинуть». Это, кстати, из книги Александра Асмолова «Оптика просвещения: социокультурные перспективы».
