В России словно бы действует негласное табу на понятие "сельская школа"

Фото сайта rusacademedu.ru

– Анатолий Маркович, какими ветрами вас занесло в такие экзотические дали? Как тут не вспомнить «Бриллиантовую руку»: «Приезжайте к нам на Колыму!» – «Нет, уж лучше вы к нам…»

– В том-то и дело, что лучше бы нам устремиться к ним. Здесь мы начали делать удивительный проект. Дорог нет. Когда начальник управления образованием Среднеколымского района собирает директоров школ, он им говорит: «Встретимся примерно в среду». Потому что вдруг – пурга. В одном месте не заметет, в другом заметет. И тогда вместо дороги будет направление. Реки, озера замерзают каждый раз по-своему.

В этом смысле там невозможно оперативное управление – только стратегическое. Но едешь по этим замороженным, заснеженным пространствам и диву даешься. В школе села Сватай дети занимаются рыболовством, лошадьми, водят и ремонтируют трактор, готовят десятки блюд из рыбы, шьют теплую одежду на зиму – насчитал 40 видов трудовой деятельности. А Алеко-Кюельская школа – это вообще фантастика...

– То есть в регионе, где можно задать только направление, а дороги каждый раз лежат по-новому, больше шансов устраивать школы, говоря на вашем языке, по принципу культурно-образовательных гнезд?

– Мне ближе социокультурный подход. Привязка к времени и месту действия, выращивание оттуда. На уровне высших федеральных органов могут родиться разве что абрисы, общие контуры. И то, если ты понимаешь, что происходит, как люди живут в Горном Алтае, Башкирии, на Русском Севере. Тогда методология худо-бедно вырабатывается.

Подчеркну: с советских времен существует принцип учета местных особенностей, но никто так до конца и не знает, учитывались эти различия на деле или нет.

– Поясните, что представляет собой социокультурная концепция школы?

– Это тоже модернизация, но развернутая лицом к жизни. Она связана с иным взглядом на школу, взятую не саму по себе, а вписанную в пространство двора, города, села, извините, мироздания.

При социокультурном подходе казавшееся второстепенным (территориально-географические, культурные, этнорегиональные особенности, местный опыт) становится существенным. Развитие существующего и местного опыта вместо утопического проектирования всеобщего нового порядка. Самоорганизация и саморазвитие. И еще один, самый главный для меня признак – использование образования как инструмента решения жизненных проблем.

Посмотрите на опыт социокультурной модернизации в Якутии. Мы реализовали там много так называемых социокультурных образовательных проектов. В таежном селе Баяга, например, благодаря сотрудничеству общеобразовательной школы и созданных здесь школ народных мастеров постепенно возникли маленькая гостиница, служба такси и грузовых перевозок, центр прикладных ремесел. Стала вырастать нормальная социальная инфраструктура деревни. И такого рода проектов много.

Заместитель генерального секретаря ЮНЕСКО Колин Пауэр когда-то назвал увиденное якутским педагогическим чудом.

– В начале нулевых годов вы, тогда редактор газеты «Сельская школа со всех сторон», выступали против оптимизации (по сути, укрупнения) этих огоньков цивилизации…

– За годы так называемой реструктуризации-оптимизации на селе ликвидировано около 20 тыс. малокомплектных школ, с карты страны исчезли 20 тыс. деревень. Это известная статистика.

– Тем не менее около 60% школ у нас по-прежнему сельские, и слава богу. Но в чем все-таки разница – сельская, городская? Почему категорически не следует реконструировать карликовую школу в формат пускай и городского, зато с гигантской пропускной способностью образовательного центра?

– Потому, что социокультурные издержки такой перекройки невосполнимы. Как показал знаменитый эксперимент немецких дендрологов (случился такой в Пруссии в конце XVIII – начале XIX века), даже лес, и тот дорог в его цельном и целостном виде. Со всем его подлеском, буреломом, сухостоем, жизненно привлекательным для насекомых, млекопитающих, птиц.

А идеально высаженный правильными рядами «научный лес» с деревьями одного вида и возраста гибнет. Можно сказать, мгновенно! Одна генерация – и нет леса.

Управленцы всё норовят упрощать. Я их понимаю, так легче работать. Стихийность, живое разнообразие местного опыта представляются им досадной помехой. Его стараются упростить, привести в надлежащий порядок.

Кстати, административное рвение, стремящееся привести в порядок природу и общество, – «государственное упрощение» (как назвал его американский социолог и культуролог Джеймс Скотт) представляется одной из причин, лежащих в основе краха некоторых великих утопических социальных проектов XX века.

– Но в Пруссии все обошлось, увенчавшись счастливым финалом. Почему же в своей аналитической записке по поводу состояния сельской школы в России вы называете его, это состояние, гуманитарной катастрофой?

– Прежде всего наша отечественная тенденция укрупнения школы противоречит трендам всей мировой практики. В Норвегии, Дании и других странах идет процесс разукрупнения сельских учебных заведений, и только в России наоборот.

В почти полуторамиллиардном Китае работают десятки тысяч сельских школ с тремя–пятью учениками. При этом в 8 тыс. центров образования, особенно в горных местностях и на островах, сохраняется обучение с одним учеником. И это не случайно: по их законодательству при наличии хотя бы одного учащегося школа не может быть закрыта.

– В 2019 году президентом России Владимиром Путиным в рамках ежегодного Послания Федеральному собранию была анонсирована программа «Земский учитель».

– Пока, судя по слушаниям, которые прошли в Общественной палате в марте, эта программа ограничивается простыми мерами финансовой поддержки педагога, идущего в сельскую школу (единовременное пособие – 1–2 млн руб.). И совершенно упускает комплекс содержательных, социокультурных и социально-психологических факторов.

По данным опросов, проведенных Общественной палатой и Общероссийским народным фронтом, среди разных условий, при которых учителя готовы принять статус земских, на первом месте значится наличие рабочих мест для членов их семьи, условий для качественного образования, развитой социокультурной среды.

К сожалению, эти вопросы не учитываются в деятельности органов, ответственных за выполнение президентской программы. А главное, отсутствует социальный институт по разработке содержания сельского образования, ведущий подготовку и переподготовку сельских учителей и управленцев, координацию и мультиплицирование продуктивных практик, которые дали бы эффективную реализацию программы «Земский учитель».

Хотя даже в Китае, в Северо-Восточном нормальном (педагогическом) университете, почетным приглашенным профессором которого я являюсь, открыт Институт сельского образования. А у нас словно бы действует негласное табу на эти понятия – «сельское», «село» – в официальных педагогических вывесках.

И я думал, что надо восполнить этот пробел. Создать, например, на базе села Текос Геленджикского района Краснодарского края один из федеральных центров «Земский учитель». И я написал в той самой записке, каким я его вижу. Это не только подготовка сельских учителей, мультиплицирование новых методов обучения, но и помощь в реализации проектов, способствующих решению жизненных проблем местных сообществ, социально-экономическому развитию территорий.