Антон Галенович
Любая экономическая деятельность оценивается сегодня еще и в СО2-эквиваленте.
Фото Reuters
На выращивание конопли в домашних условиях в США тратится 1% всей потребляемой электроэнергии. Такие данные приводит New York Times, ссылаясь на исследование авторитетной Национальной лаборатории имени Лоуренса Беркли Университета Калифорнии. Внимание исследователей, а затем и газеты привлек не масштаб домашнего производства марихуаны, а то, что сопутствующие выбросы парниковых газов равны выбросам от 3 млн. автомобилей. В развитых индустриальных странах любая экономическая деятельность оценивается уже не только в денежном, но и в СО2-эквиваленте. Всеобщий парниковый эквивалент стал универсальной, удобной расчетной единицей на пути к низкоуглеродной, энергетически устойчивой экономике, энергоэффективности, энергосбережению, единицей, снабженной развитым методологическим аппаратом перерасчета из тонн условного топлива, киловатт электроэнергии и т.д.
Растущая популярность новой расчетной единицы не может быть объяснена лишь всеобщим педантичным стремлением точно выяснить, какой именно вклад в глобальный парниковый эффект вносит та или иная хозяйственная деятельность вне зависимости от ее видимой экологической безобидности или вредоносности. СО2-эквивалент снабжает достоверной информацией о том, насколько энергетически расточительным является предприятие, способ его хозяйствования и клиентура.
Устрашающие последствия глобального изменения климата или впечатляющие расчеты положительного эффекта на здоровье населения в результате регулирования парниковых выбросов не производят впечатления на российский истеблишмент. Но помимо этого регулирование парниковых выбросов позволяет уверенно реализовать, например, такую масштабную, но пока декларативную цель, как снижение энергоемкости ВВП на 40% к 2020 году по сравнению с 2008-м (актуальность этой задачи подтверждена в выступлении Дмитрия Медведева в Госдуме при утверждении на посту председателя правительства РФ). О том, что эта цель, возможно, и не рассматривается всерьез, говорит тот факт, что ни один из сценариев социально-экономического развития России до 2030 года, представленных в апреле Минэкономразвития РФ, включая инновационный и форсированный, не предусматривают возможности снижения энергоемкости ВВП такими темпами. Использовать очевидную положительную корреляцию между энергоемкостью ВВП и уровнем парниковых выбросов для выполнения задачи повышения энергоэффективности и конкурентоспособности экономики пока не представляется возможным.
Эксперты совместной рабочей группы Минэкономразвития РФ – «Деловой России» по проблемам регулирования парниковых выбросов пришли к выводу, что введение парникового регулирования в России может привести к попыткам перенести новые парниковые издержки на потребителей; к некоторому снижению темпов роста экономики и повышению уровня инфляции на период перераспределения инвестиционных потоков в пользу высоких технологий, наукоемких секторов; к использованию коррупционного потенциала при администрировании системы.
Но эти риски вполне поддаются управлению, а главные угрозы нарастают вследствие того, что с будущего года Россия отказывается от международных количественных обязательств по ограничению парниковых выбросов (не считая юридически не обязывающего обещания снизить парниковые выбросы к 2020 году на 15–25% от уровня 1990 года, то есть фактически увеличить текущий уровень примерно на 10–20%) и не создает внутреннюю систему регулирования. В результате Россия становится крайне уязвимой для так называемого углеродного протекционизма, то есть для мер государств по защите своих производителей от конкурентов, не обремененных ограничениями на выбросы парниковых газов. Пока Россия участвует в обязательствах и механизмах Киотского протокола, она защищена от возможных претензий и обвинений в безответственной климатической, экологической, энергетической политике и от протекционистских мер против нее. К концу нынешнего года, если не будут приняты политические решения об участии в создании системы новых обязательств в посткиотский период, о создании собственной системы парникового регулирования, это «прикрытие» исчезнет.
Принятие обязательства по ограничению парниковых выбросов в рамках рыночных механизмов означает установление такого уровня, относительно которого сокращения фактически эквивалентны финансированию. Причем, по заключению Центра экономики окружающей среды и природопользования НИУ ВШЭ, уровень углеродоемкости и изношенности энергетического оборудования и инфраструктуры в России настолько высок, что с учетом предстоящей в ближайшее десятилетие их вынужденной замены или выхода из строя заметно превысить существующий объем парниковых выбросов можно лишь целенаправленными диверсионными усилиями. Если же результативные усилия направить на повышение энергоэффективности и конкурентоспособности экономики, то выбросы будут сокращаться.
Инвестиционный потенциал
Итак, энергоемкость российской экономики в случае установления цены на парниковые выбросы обернется инвестиционным потенциалом. По оценкам российских и международных экспертов, этот потенциал в 2007 году составлял 793 млн. т СО2-эквивалента («Энергоэффективность в России: скрытый резерв», группа Всемирного банка в сотрудничестве с ЦЭНЭФ). Цена на эти сокращения зависит от спроса, то есть от строгости обязательств участников рынка, и объективно Россия – крупнейший потенциальный поставщик углеродного рынка – как никто другой, заинтересована в максимальной жесткости ограничений.
Углеродоемкость российского экспорта (энергоемкость, оцененная в СО2-эквиваленте), как и углеродоемкость ВВП, по оценкам, едва не достигает 4 кг CO2-эквивалента на 1 долл. Это в 10 раз больше, чем в Евросоюзе, в 15–20 раз выше, чем в Японии. Парниковое содержание – не менее 5% общей стоимости экспорта. Парниковая составляющая вполне может стать предметом таможенного или иного регулирования со стороны торговых партнеров России в ближайшее время. В Евросоюзе уже действует законодательная норма, позволяющая включать в европейскую систему торговли выбросами импортеров продукции секторов высокой углеродоемкости. В случае же введения ценового механизма для парниковых выбросов внутри России парниковое содержание экспорта также обернется инвестиционным потенциалом, который можно реализовать, например, предложив на мировой рынок углеродонейтральный экспорт, то есть поставки энергоемкой продукции в пакете с сокращениями, компенсирующими ее соответствующий объем парниковых выбросов. Это в том числе позволит оставить в России ту часть природной ренты за пользование российскими энергоносителями, которая сейчас изымается в рамках европейской торговой системы.
Углеродное финансирование, как показывает опыт реализации проектов совместного осуществления, носит триггерный характер, позволяет преодолеть требования к минимальной прибыльности проектов и запускает механизм капиталовложений, в несколько раз превышающих стоимость сокращений выбросов.
Системы регулирования
В настоящее время активно идет процесс формирования глобальной среды регулирования парниковых выбросов, состоящей из диверсифицированных национальных и наднациональных систем. Рыночные системы регулирования атмосферных выбросов строятся на солидной научной основе, которая создавалась и развивается с начала прошлого века усилиями экономистов – от Артура Пигу до Джона Дейлза и многими другими – и на основе практического опыта – от административного эксперимента по введению политики компенсации превышения лимитов атмосферных выбросов в США в 1976 году до запуска системы торговли выбросами в Калифорнии (2011 год), принятия закона о национальной системе квотирования и торговли в Южной Корее (2012 год).
Страны и секторы, в которых такого регулирования нет, будут постепенно включаться в орбиту внешних систем, как это произошло с международной авиацией и произойдет в ближайшей перспективе с морским транспортом, а далее и с экспортерами углеродоемкой продукции. Даже просто выбирая из двух зол меньшее, России целесообразно самой определять условия и механизмы регулирования собственных выбросов парниковых газов, исходя из собственных интересов, с учетом международной климатической политики и меняющейся глобальной парадигмы развития.
Ни в одной стране подобные ограничения поначалу не встречали единодушного одобрения и проводились усилием воли политического руководства при поддержке гражданского общества. Но во введении, казалось бы, искусственных ограничений для стимуляции роста конкурентоспособности страны нет ничего революционного. Это лишь способ принудительного ускорения перехода от экстенсивного к качественно новому развитию.
