Нина Куриева
Она ушла, но не перестала разговаривать с нами на своем особенном чудном языке.
Фото Натальи Романовой
Первым делом вспоминаются ее переводы – Честертон, Льюис, Вудхауз. Она умерла 1 апреля в возрасте 80 лет. Она тяжело и долго болела, оставаясь светлой и радостной. Продолжала переводить, комментировать тексты, делать передачи на радио «София». И это больше, чем блистательные переводы – ее завораживающие радиобеседы со слушателями┘
«Притчу о сеятеле никто не отменял, – как-то заметила Наталья Леонидовна. – Я считала необходимым, чтобы люди прочли эти книги. Это было моим служением». Потому ей был так важен и дорог Честертон, что в нем она разглядела «соединение убежденности и свободы», узнала одного из тех, «кто прежде всего противился и фальши, и культу силы, и разрешенности злобы. Такие люди как бы нечаянно умножают не только покой и волю, но и утешение, радость, надежду». Слова эти вполне можно отнести и к ней самой.
Священник Владимир Лапшин, настоятель храма Успения на Успенском Вражке, где отпевали Наталью Трауберг, в надгробном слове упомянул о том, что Наталья Леонидовна скончалась поздним вечером «дня всех блаженных». Она и сама принадлежала к этому типу жизнечувствия. Она ушла, но не перестала разговаривать с нами на своем особенном чудном языке. Она не дает советов, а просто хочет «утешить и даже обрадовать, напомнив о бытовых, будничных чудесах, показывающих, что мы – не одни, и не в бессмысленном мире».
Случайно выбранные фрагменты из текстов Натальи Трауберг, в том числе и из недавно вышедшей книги «Сама жизнь», говорят сами за себя:
– Утешение – не вранье.
– Многие думают о том, почему кто-то хочет услышать Христа, а кто-то не хочет. Но загадочные уши, о которых говорит Спаситель, есть далеко не у всех.
– Если ты доверился Богу, тебе обеспечено, что желания твои не исполнятся, пока остаются кумиром.
– Теперь, когда так долго не было понятия греха, а потом за грех стали принимать что угодно, кроме себялюбия и своеволия, надо все начинать заново.
– Церковный народ с превеликой легкостью назидает: «Люби грешника, но не грех», и чрезвычайно редко выносит это в жизнь.
– Совсем неприличны советы страдающему: «А ты помни, это Бог послал!» Прославленный текст «от Тебя это было хорошо» тем и хорош, что он – от первого лица.
– Все эти разделения на фундаменталистов и либералов – совершеннейшая ерунда. У них просто разное фарисейство. Нет Церкви без двух полюсов – святых и фарисеев.
– Мытарь, блудный сын – но уж не фарисей, от которого нет спасения. Однако оно есть. Малый остаток и не может быть большим; как видим, не может он и исчезнуть.
– На свете Бог знает что творится. Уговорить никого нельзя, все всё знают. Что ж, остаются молитва и жертва, их всегда хватало.
– Погромы и поджоги из-за карикатур вызывают даже какое-то уважение: у людей есть что-то святое. При чем тут «святое»? Задело тебя кощунство – печалься, молись, на худой конец говори. Однако, судя по недавним историям, это недоступно даже христианам. Не разоряешь выставку? Значит, тебе на святое плевать.
– Ну смотрите: ислам присвоил вертикаль и стоит как вкопанный. Запад не без оснований обвиняют в ее отсутствии. Только и слышишь даже не споры, а разговоры глухих. Что поделаешь, трудно примирить мономанов.
– Коту ясно, что советского в жизни ровно столько, сколько его в нас. Казалось бы, избавляться надо от своих собственных свойств – это давно не идеология, а именно свойства души, и больше всего их, как ни странно, у людей, пришедших в церковь.
– Нянечка и бабушка открывали для меня тот мир, где блаженны отнюдь не победители. Едва ли не самым главным был запрет на злобу.
– Сама я не любила коллективной борьбы, я вообще боюсь всего коллективного, да и борьбы тоже. Мне казалось, что само внутреннее противостояние многое меняет вокруг нас
– Я уверена, что самые совершенные и лучшие существа в каждом народе – это его святые. В этом смысле какое-то невероятное сокровище Россия в себе несет. Как и все сокровища – это капелька. Но ее, вероятно, хватает.
