Александр Верховский
Активисты предпочитают не обращаться к закону, а выступать с шумными акциями протеста. Фото РИА Новости
Вчера исполнился год с момента вступления в силу поправок в Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях, известных как «закон о защите чувств верующих». Начиная с 1 июля 2013-го можно понести достаточно серьезную уголовную ответственность – вплоть до года лишения свободы – за деяния, которые описаны теперь в части 1 статьи 148 УК следующим образом: «Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих». Если же, согласно части 2 той же статьи, совершить такие действия «в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний», потолок санкции поднимется до трех лет лишения свободы.
Когда этот закон только принимали, в его поддержку звучали два основных аргумента. Первый – что он должен закрыть правовую лакуну, нащупанную Pussy Riot: с точки зрения тех, кто хотел их посадить, но уважал при этом Уголовный кодекс, статья «Хулиганство» им не подходила никак, а подходящей вроде и не было. Второй – что многие другие страны имеют законы, криминализующие оскорбление верующих, поругание святынь и тому подобные действия, и непонятно, почему в России такого закона нет.
Действительно, многие страны такие законы имеют. Наиболее суровы законы, естественно, в тех государствах, которые, как Иран или Саудовская Аравия, и не претендуют на то, что они светские. Но сторонники закона могли найти ориентиры и в Европе. Когда-то во всех европейских странах, естественно, были уголовные санкции за богохульство, и даже речь не шла о чувствах верующих. Но «богохульство» уходит из кодексов. Сейчас оно остается в Греции, Италии, Финляндии и Сан-Марино, и еще в Нидерландах в законе говорится об «оскорблении религиозных чувств посредством злобного богохульства».
В гораздо большем числе стран криминализована не собственно хула на Бога, а оскорбительное, издевательское и т.д. поведение по отношению к догмам веры, к сакральным предметам и текстам, к религиозным институциям и церемониям. Такие статьи можно встретить в кодексах Австрии, Лихтенштейна, Норвегии, Ирландии, Германии, Исландии, Словакии, Швейцарии, Дании, Польши, Турции, Кипра. В некоторых из этих стран в законах встречается и само словосочетание «чувства верующих». А вот в Испании УК специально предусматривает равную защиту для верующих и неверующих.
Однако в большинстве стран Европы, да и бывшего СССР, никаких специальных законов такого рода нет. Зато в значительном большинстве их, как и в России, есть законы, криминализующие возбуждение вражды к людям по религиозному признаку. И, очевидно, эти страны полагают, что такой нормы достаточно. Достаточно было и нам наличия в УК всем известной статьи 282, и по ней возбуждалось не так уж мало дел о религиозной ненависти, иногда – правомерно, иногда – нет. Почему же, если вынести за скобки историю Pussy Riot, в нашем УК появился новый состав преступления и что он, собственно, добавил для защиты верующих?
За прошедший год по новому составу преступления не было вынесено ни одного приговора, хотя были по крайней мере две попытки предъявить такие обвинения и гораздо больше обращений граждан, настаивавших на возбуждении дела по статье 148 УК. Можно сказать, что правоприменения по новому закону пока нет.
В ходе дискуссии на эту тему, которая состоялась 26 июня в Центре Сахарова, Инна Загребина, адвокат, защищающий разные религиозные группы и организации, заявила, что, хотя приговоров и нет, само появление нового состава в УК оказывает некоторое сдерживающее действие на многих полицейских и чиновников и жалоб на их оскорбительное поведение стало меньше. Может быть, это и так. Наши граждане, в том числе и чиновники, не слишком хорошо помнят Уголовный кодекс, они могли и не знать, что любое незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций, тем более должностным лицом, и раньше фигурировало в статье 148 и влекло серьезные санкции. Просто статья эта и в старом виде почти не применялась, вот и подзабылась. А теперь о ней напомнили всем. Не самый лучший способ регулировать деятельность чиновников – менять каждый раз закон просто для напоминания о нем, но если хоть такой способ работает, это все же неплохо.
Загребиной оппонировал известный правозащитник Лев Левинсон. Его основной тезис можно сформулировать так: невозможно на каждое нежелательное кому-то, пусть даже большинству, действие, на все, что нам не нравится, завести по статье Уголовного кодекса. Ведь не криминализуем мы супружескую неверность, тоже большинством не одобряемую. Если осуждение тех, кто оскорбляет чьи-то чувства, в данном случае верующих, криминализуется, то это отождествляет в этом аспекте нашей жизни закон и нравственность. Между тем попытки их отождествить не ведут на практике к большей нравственности, но прямо или косвенно – к большему ограничению прав человека и свободы в обществе в целом.
Но, вероятно, реальной целью уголовно-правовой защиты религиозных чувств и не была защита самих верующих: ведь большинство их и не знает о каких-то действиях, могущих оскорбить их чувства. Точнее, даже так – как правило, большинство просто об этом не думает, а некое сравнительно активное меньшинство не знает о потенциальных оскорблениях, пока им об этом не расскажут активисты, специально этим интересующиеся. Недавний пример – запрет концерта Мерилина Мэнсона в Новосибирске: Мэнсон – не Киркоров, и имя его знают далеко не все, и уж точно большинство протестовавших раньше никогда его песен не слышали, а может, не слышали и до сих пор.
Таким образом, «защита чувств» является скорее политическим инструментом в руках разного рода групп активистов, включая, конечно, и руководство религиозных организаций, больших и малых. Нет ничего дурного в том, что эти группы продвигают свое представление о должном и недолжном, если не доходит до мордобоя. Но есть нечто неправильное, дискриминационное в том, что государство создает правовые инструменты, позволяющие таким группам оказывать серьезное давление на другие группы граждан. Эту асимметрию следует устранить, но не путем принятия закона о «чувствах неверующих» или еще о каких-то чувствах, а путем декриминализации всей сферы мировоззренческой полемики во всех формах, кроме тех, что связаны с призывами к насилию или дискриминации.
Можно, конечно, положиться на то, что новый состав в УК и дальше не будет применяться и постепенно забудется, как другие «спящие нормы». Приведенная в начале статьи формулировка части 1 статьи 148 УК действительно очень плоха и затрудняет правоприменение. Но соблазнов использовать эту формулировку слишком много у слишком разных людей, чтобы можно было надеяться, что норма «проспит» долго. Как именно следует скорректировать допущенную законодателем ошибку – это вопрос для отдельной дискуссии, но задуматься об этом стоит уже сейчас, не дожидаясь скандальных приговоров.
