Итак, хвала тебе, война!

Угроза войн и конфликтов сопровождает человечество на всем пути его развития. Фото Reuters

Судя по всему, Русская православная церковь нашла долгожданную национальную идею. Вернее сказать, не нашла, а обрела – как чудотворную икону. Долог и тернист оказался путь к обретению святыни. Было время, когда иерархов терзали сомнения: правильно ли делаем, братья, что вместе со светской властью поклоняемся 9 Мая Вечному огню? Не от дьявола ли сие вырывающееся из-под земли пламя? Но вспомнили архипастыри слова апостола Павла: «Бог наш есть огнь поядающий» (Евр. 12:29). Вдобавок решили: раз главный экспортный продукт Святой Руси – природный газ, не может газовая горелка быть от нечистого.

Мучились и над осмыслением событий 1941–1945 годов. В июне 2009-го патриарх Московский и всея Руси Кирилл заявил в московском Сретенском монастыре, что Великая Отечественная война была-де Божьим наказанием «за страшный грех богоотступничества всего народа, за попрание святынь, за кощунство и издевательство над Церковью». Реакция в обществе на это и подобные заявления была резкая. «Глас народа – глас Божий», – сделали философско-теологический вывод иерархи и продолжили поиски, ибо сказано: «Ищите – и обрящете». И вот – обрели.

Помогли юбилеи: 1612–2012, 1812–2012, 1914– 2014, 1945–2015. Надоумили телевизионные опросы, в ходе которых выяснилось: россияне считают величайшими из соотечественников не писателей, не ученых, даже не купцов, а прежде всего полководцев. Величайшим же деятелем отечественной истории назвали товарища Сталина. Насилу удалось склонить чашу весов в пользу святого благоверного князя Александра Невского.

Эврика! Наша национальная идея – великая война, очищающая и ободряющая!

Железо в голосе, серебро на устах

22 июня с.г. в Бресте выступил патриарх Кирилл. Сразу после прилета в Белоруссию, еще в Минском аэропорту поведал, что при обороне Брестской крепости без вести пропал его дядя: скорее всего погиб. О, этот факт из патриаршего семейного архива, ранее не известный широкой публике, дорогого стоит! Его смело можно трактовать так: Великая Отечественная в год 70-летия Победы стала для святейшего своей, родной, близкой.

В Свято-Николаевском соборе крепости-героя патриарх с характерными металлическими интонациями в голосе произнес проповедь: «Братья и сестры! Есть нечто, что способно соединять больше, чем родная кровь… И в нашей жизни должно быть то, что связывает более, чем родная кровь. Мы все – одна семья. Мы прожили одну историю, и радости, и скорби, и как отделить эту историю? Как разделить крепость Брестскую, на какие такие сектора, где в соответствии с национальными предпочтениями осуществлялись бы памятные церемонии? Есть вещи неделимые».

Это не только о минувшей войне, тут проекция на современность. В переводе с витиевато-православного на наш грешный язык «неразделимость крепости» – и шаг навстречу «безбожному» периоду отечественной истории, и призыв к дружбе народов, к миру между конфессиями, и намек на то, что нынешняя страна тоже должна стать крепостью. ..

А несколькими днями ранее, 17 июня, протоиерей Всеволод Чаплин, председатель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества, молвил на радиостанции «Эхо Москвы» золотые слова. Скорее серебряные, поскольку «слово – серебро, молчанье – золото». Речь в эфире шла о соотношении религиозности и светскости в обществе.

«Если общество живет в условиях относительного мира – спокойствия, сытости, какое-то количество десятилетий – парочку-троечку – оно может прожить в условиях светскости, – объяснял церковный среброуст. – Никто не пойдет умирать за рынок или демократию, а необходимость умирать за общество, его будущее рано или поздно возникает. Мир долгим не бывает, мир сейчас долгим, слава Богу, не будет. Почему я говорю «слава Богу»: общество, в котором слишком много сытой и спокойной, беспроблемной, комфортной жизни, – это общество, оставленное Богом, это общество долго не живет. Баланс между светскостью и религиозностью, наверное, выправит сам Бог, вмешавшись в историю и послав страдания. Страдания, которые в этом случае пойдут на пользу. Потому что они позволят опомниться тем, кто слишком привык жить тихо, спокойно и комфортно. Придется пожить иначе. И вот тогда настоящий баланс снова нарисуется».

Что сказать после таких выступлений? Слова патриарха Кирилла можно сравнить с наброском. Речи отца Всеволода – с рисунком. Однако для такой важной темы, как война, нужна яркая, мастерски выполненная картина маслом.

Миру – война

«Идеи были смутны», – писал Герцен о своем с Огаревым юношеском мироощущении. То же можно сказать об идеях святейшего патриарха и мудрейшего синодала. Но невнятные и тускловатые слова православных архипастырей нередко озвучивала и расцвечивала наша великая интеллигенция. Религиозные представления о важности войны можно найти в трудах Николая Бердяева. Философ вращался в сферах «Православного Возрождения», общался с Сергием Булгаковым, Евгением Трубецким, Павлом Флоренским. Пусть в ортодоксальных кругах его считали индивидуалистом, но он и впрямь не был рядовой овечкой из стада Божьего. Поэтому во время Первой мировой открыто писал то, что лишь смутно витало в сознании духовенства.

«В войне соприкасаются предельные крайности, и диавольская тьма переплетается с Божественным светом… И невозможно верить в вечный рациональный мир. Недаром Апокалипсис пророчествует о войнах. И не предвидит христианство мирного и безболезненного окончания мировой истории. Внизу отражается то же, что наверху, на земле то же, что и на небе. А вверху, на небе, ангелы Божьи борются с ангелами сатаны. Во всех сферах космоса бушует огненная и яростная стихия и ведется война. И на землю Христос принес не мир, но меч. В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на зло злом, противиться злу насилием, и христианство есть война, разделение мира, изживание до конца искупления креста во тьме и зле. Христианство есть сплошное противоречие… Христианская война невозможна, как невозможно христианское государство, христианское насилие и убийство. Но весь ужас жизни изживается христианином, как крест и искупление вины».

Эти продуманные и прочувствованные строки философ писал, сидя в уютном московском кабинете. Откинувшись в кресле, Николай Александрович вспоминал Париж, где прошли наполненные впечатлениями («Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта… ах, Жоржетта») и неуемной жаждой творчества дни. Каким мещанским, расчетливым, благополучным, атеистическим был этот город до войны! Теперь он знал: Париж стал серьезен, способен на жертвы. Пробудились лучшие черты французов – патриотизм, гражданственность, энтузиазм, великодушие, бесстрашие перед лицом смерти. Он снова хватался за перо:

«Мировая война – великая изобличительница лжи беззаботной мещанской жизни. Есть войны, которые посылаются Провидением, чтобы заставить народы опомниться, углубиться, приподняться… Неизбежен конец мещанского атеизма, буржуазной вражды к религии… История, творящая ценности, по существу трагична и не допускает никакой остановки на благополучии людей. Цель жизни народов – не благо и благополучие, а творчество ценностей, героическое и трагическое переживание своей исторической судьбы. А это предполагает религиозное отношение к жизни… В Евангелии сказано, что нужно больше бояться убивающих душу, чем убивающих тело. А до войны, в мирной жизни убивались души человеческие, угашался дух человеческий, и так привычно это было, что перестали даже замечать ужас этого убийства. На войне разрушают физическую оболочку человека, ядро же человека, душа его, может остаться не только не разрушенной, но может даже возродиться. Очень характерно, что более всех боятся войны и убийства на войне позитивисты, для которых самое главное, чтобы человеку жилось хорошо на земле».

Любезный читатель, согласитесь, сколь ярки и высоки сии кабинетные построения! Воистину картина маслом! Есть, правда, и другие картины той же мировой войны. Их создали те, кто был на фронте: Ремарк, Хемингуэй, Олдингтон. Никто из них не впал в религиозность, они вышли из войны душевно… нет, не больными, а тяжелораненными. И такие ранения получили миллионы душ.

«И – вечный бой,/ Покой нам только снится», – писал Блок. Однако – в духе плюрализма – есть и мнение Пушкина: «На свете счастья нет,/ Но есть покой и воля».

Хотя… если уж автор допустил иронию в отношении мыслей Николая Александровича, почему бы ему ни пойти дальше? Не замахнуться ли на Александра нашего, понимаете, Сергеевича? И замахнемся! В самом деле, ведь и Пушкин восхвалял опасность, сидя в безопасном Болдине:

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн 

и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья –

Бессмертья, может быть,

залог,

И счастлив тот, 

кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

Итак, хвала тебе, Чума!

Нам не страшна 

могилы тьма…

Можно переиначить строку из «Пира во время чумы»: «Итак, хвала тебе, Война!» Да и Толстой в «Войне и мире» писал о выражении лиц солдат и офицеров во время сражения: «Началось! Вот оно! Страшно и весело!»

Разумеется, Александр Сергеевич не был певцом эпидемий, тем более пандемий, а Лев Николаевич стал убежденным пацифистом. Но оба верно отразили буйную человеческую природу. Увы, человечество в целом пока заточено больше на войну, чем на мир. И никакие юбилеи его не остановят, пока оно не обожжется в очередной раз. Беда, что ожог может стать летальным даже не для миллионов – для миллиардов...

Преодоление усталости

Илья Эренбург писал: «Я уже говорил, что ХХ век начался, если забыть календари, в 1914 году, но только пятьдесят лет спустя он окончательно распрощался со своим предшественником». 1914 + 50 = 1964. Действительно, 1960-е стали временем, когда новый век, полностью вступив в свои права, подвел черту под многовековыми традициями, в том числе философскими. В мире, прошедшем через две мировые войны и едва не сползшем в третью, стали понимать, насколько все сложно и неоднозначно. На смену монизму, способу рассмотрения мира через одно-единственное начало, и дуализму, через два начала (обе этих системы приводили к созданию религиозных систем типа «Бог – сатана», «Ахурамазда – Ариман», то есть постоянной войне двух начал – светлого и темного) пришел плюрализм, признающий множественность начал, склонный к миру и терпимости.

И подобно тому, как в СССР наступила пора сомнений в правильности «единственно верного учения», на Западе пошел аналогичный процесс в отношении «единственно верной религии». В 1960-х годах, когда над планетой замаячила угроза мирового термоядерного апокалипсиса, будто бы освященного свыше, когда могли погибнуть миллиарды людских «физических оболочек»: одни – сгорев мгновенно, другие – претерпев перед смертью жестокие мучения, тогда до предела усилились сомнения в правильности старых, времен Римской империи, религиозных догм. На Западе начался массовый отход от основной религии Европы и Америки – христианства. Кто бы мог подумать, что там пышным цветом расцветет буддизм? А люди просто устали от бесконечных войн – в том числе в собственных душах. Неужели в начале XXI века они превозмогли эту усталость?

Свободу ангелам!

Сегодня через кино, телевидение, компьютеры в головы вбивается мысль: война – занятие не только «настоящих мужиков», но и «настоящих баб». Обратите внимание: один за другим на российские экраны вышли «Битва за Севастополь» (о снайпере Людмиле Павличенко), «Батальонъ» (о создательнице женского «батальона смерти» Марии Бочкаревой) и ремейк фильма «А зори здесь тихие».

Как видно, к процессу решила подключиться и РПЦ, имея свой интерес: ведь, по мнению Всеволода Чаплина, не последнего человека в Церкви, война – могучее орудие подъема нравственности. Готовят батюшки к войне Русь-матушку! А другой матушке, Земле, надо готовиться к потере трети своего человеческого потомства – если верить «единственно верной» религии. Ведь, согласно упомянутому Бердяевым Апокалипсису или Откровению Иоанна Богослова, «и освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того чтобы умертвить третью часть людей» (Откр. 9:15).

В наше время немало политиков считают: новая холодная война нужна и Западу, и России. Самый простой выход из экономического кризиса – гонка вооружений, когда экономика покатится по налаженным милитаристским рельсам. Но чтобы идти по такой опасной дорожке и не сорваться, нужны железные нервы. А обладают ли современные люди такой же душевной стойкостью, как их предшественники в 1950–1980-х годах? Насколько сильна их психика, высок уровень интеллекта? Джен Псаки была невозможна в администрации Джона Кеннеди. Не секрет: сегодня в большую политику пошли, мягко говоря, не самые выдающиеся личности. При таких кадрах, которые, по словам столь почитаемого россиянами товарища Сталина, решают всё, второй Карибский кризис может кончиться чудовищной катастрофой.

Послушай католика – 

и сделай наоборот

В то время как президент Владимир Путин при каждом удобном случае убеждает, что новая большая война в Европе вовсе не неизбежна, и шарахается от идеи третьей мировой как от чумы, протоиерей Всеволод Чаплин спокойненько проповедует войну. Скажете, Откровение Иоанна Богослова над ним тяготеет? Но разве не тяготело оно над Иоанном XXIII, когда в 1963 году понтифик выпустил энциклику Pacem in Terris – «Мир на Земле», чье название трансформировалось у нас в лозунг «Миру – мир»? Показательно, что выступление Всеволода Чаплина последовало через неделю после визита Владимира Путина в Ватикан (10 июня). Папа преподнес тогда российскому президенту медаль с фигурой ангела-миротворца. В таком случае получается, что слова Чаплина – «наш ответ Чемберлену», в данном случае папе Франциску, упрямое стремление сделать противоположное тому, что делают католики.

Как прикажете все это понимать? Как желание Православной церкви, которую обвиняли в сотрудничестве с режимом – и царским, и советским, показать, что сегодня она независима от светской власти? Что та лишь на словах не желает войны, а на деле к ней готовится, что верить надо священнику, а не президенту? Может, Церковь стремится показать, что она – самая дальновидная организация в России?

Не впервой синодалы демонстрируют свою проницательность и свое понимание происходящих событий. Через некоторое время после поражения русской армии под Аустерлицем (1805 год) Святейший синод распорядился: каждый воскресный и праздничный день по окончании литургии произносить с церковных амвонов проповедь о том, что Наполеон есть предтеча антихриста. В широкой публике Бонапарта для простоты стали называть просто антихристом. Однако вскоре императору Святой Руси пришлось лично встречаться с «предтечей», и сложилась двусмысленная ситуация. Об этом красочно написал академик Евгений Тарле в своей монографии «Нашествие Наполеона на Россию»: 

«Потом, когда после битвы при Фридланде был внезапно заключен не только мир, но и теснейший дружественный союз между благоверным православным царем и этим самым антихристом, когда оба они публично обнимались и лобызались на тильзитском плоту, когда антихрист получил от царя ленту Андрея Первозванного, а царь получил от антихриста звезду Почетного легиона, то Синод приказал духовенству в самом спешном порядке умолкнуть и ни о каких предтечах не сметь отныне и думать.

Умолкли».

Интересно, а какой была реакция Кремля на июньские инициативы Свято-Данилова монастыря?