Когда судят живую икону

Стилизованный черно-бело-красный стяг со Спасом Нерукотворным – уже не только икона, но и предмет атрибутики. Фото со страницы «Группы поддержки Людмилы Есипенко» в «ВКонтакте»

На очередном заседании по «делу православной активистки Людмилы Есипенко», состоявшемся 15 июля с.г., Тверской районный суд Москвы вернул дело обратно в прокуратуру из-за «допущенных нарушений при составлении обвинительного акта». Сама обвиняемая в интервью СМИ заявила, что подобное решение является следствием того, что накануне она прочитала акафист иконе Божией Матери «Нечаянная радость». Напомним, что 7 июля рассмотрение дела по существу также не состоялось по причине неявки истца, представителя правительства города. В итоге все ограничилось тем, что домашний арест Есипенко был продлен до декабря.

Напомним, что 14 августа 2015 года десять активистов движения «Божья воля» во главе с Дмитрием Энтео Цорионовым атаковали проходившую в Манеже выставку «Скульптуры, которых мы не видим», в которой были представлены работы участников художественного объединения ЛеСС (1954–1968): Вадима Сидура, Николая Силиса, Владимира Лемпорта и других. В заявлении по возбужденному месяц спустя уголовному делу значится повреждение четырех экспонатов авторства Сидура. Нескольким погромщикам были присуждены символические административные штрафы в размере 1 тыс. руб., в то время как серьезные обвинения – только Есипенко. Хотя по этому обвинению ей и так грозило до трех лет тюрьмы, 27 июня с.г. признанное потерпевшим по делу правительство Москвы заявило Есипенко еще и гражданский иск на 1 169 802 руб., хотя до этого повреждения оценивались в несколько раз меньшую сумму – всего около 196 тыс. Эти деньги должны пойти на реставрацию поврежденных предметов искусства, хотя ранее в отношении как минимум двух из них ущерб был признан необратимым.

Дело активистки тянется уже более полугода и чем дальше, тем больше кажется одним из важнейших уголовных процессов со времен Pussy Riot – даже более важным, чем «дело Павленского». Причина этого в том, что при любом исходе дела ему предстоит представить новую разметку отношений, границ и феноменов российской публичной сферы. Процесс 2012 года показал, что государство готово принять церковное сакральное как свое собственное и карать его осквернителей: в июне следующего года был принят закон «О защите чувств верующих» (№136-ФЗ), зафиксировавший это положение дел на нормативном уровне и с тех пор обросший рядом прецедентов. «Дело Есипенко» – последний на сегодняшний день и вполне закономерный этап установления границ: может ли вооруженный оскорбленными чувствами православный не только донести на кого-нибудь за репост, но и самому вершить божественную справедливость? На наших глазах Людмила Есипенко превращается из живого человека в персонаж, в икону, символ определенных ценностей и образа действий – и нужно сказать, что сама она прикладывает к такому преображению определенные усилия.

Защитники Есипенко из общественных движений «Божья воля» и «Сорок сороков», из которых одно известно своими скандальными акциями, а второе – борьбой с противниками строительства храмов, представляют собой новейший этап эволюции православного активизма. В отличие от «классических» православных националистов 90-х и нулевых они не замыкаются на одной только «Святой Руси», активно интересуются западной и восточной политикой, молебнам предпочитают перформансы, активно привлекают веселую, серьезную и агрессивную молодежь своей непримиримостью, делают себе классные логотипы и всякую атрибутику. Во всем этом они напрямую наследуют делу небезызвестного «Союза православных хоругвеносцев» (СПХ), не разделяя разве что их русского партикуляризма. Сторонники обвиняемой считают ее мученицей, исповедницей и узницей совести, собираясь ради ее поддержки на молебны и сторожа у здания суда. Поддерживают ее и многие консерваторы более старшего поколения, например, протоиерей Александр Шаргунов, протоиерей Валентин Асмус и игумен Сергий (Рыбко).

Напомним, что на первом слушании суда, по существу дела на традиционные вопросы судьи Есипенко ответила, что зовут ее рабой Божьей Людмилой и что родина ее – Небесный Иерусалим. Этот ее ответ является отсылкой к идеям уранополитизма, учения покойного иерея Даниила Сысоева, во многом вдохновившим и лично Дмитрия Цорионова, и всю «Божью волю» в целом. Выступая против традиционного православного патриотизма, Сысоев говорил, что родина христианина – на небесах и что божественные законы выше человеческих. Подобная доктрина оставляет возможности для нелояльности светским властям и гражданского неповиновения, к которому сейчас начинают призывать сторонники православной активистки. Цорионов не раз заявлял, что Россия сейчас выступает против Бога, который может по справедливости уничтожить ее в любой момент, и что организованный им погром в Манеже был «знаком отчаяния» со стороны неравнодушных к ее судьбе православных. Сама обвиняемая на том же первом заседании суда выразила аналогичную позицию, заявив, что весь процесс – «это суд не надо мной, это суд над Россией». Риторика ее сторонников зачастую бывает основана на родственных метафорах, напрямую апеллирующих к активно пропагандируемым сегодня «традиционным ценностям»: один из них в комментарии СМИ сказал, что выставка в Манеже подобна тому, как если бы «ваших отца и мать расчленили на части» и т.д.

Православной активистке удалось превратить в перформанс даже собственный процесс. На первое заседание суда она пришла в футболке с черно-белым принтом с изображением святителя Николая Сербского. В руках у нее была маленькая икона деда ее двоюродного дяди – протоиерея Николая Агафонникова, расстрелянного в 1937 году и ныне прославленного в лике святых как священномученик. Правда, когда этот факт был запущен в сарафанное радио ее сторонников, святой из ее дальнего родственника превратился вдруг в ее прадеда: при этом имелось в виду, что, как некогда пострадал от безбожных властей дед, страдает теперь и внучка. Кроме того, она несколько раз пыталась творчески работать с судебным протоколом, показывая публике «богохульные» работы Сидура, рассказывая о своем родственнике и всячески привлекая к делу мнение православной общественности.

В свое время немаловажным обстоятельством в деле Pussy Riot было то, что у двух из трех его фигуранток имелись дети: сыну Марии Алёхиной было 5 лет, дочери Надежды Толоконниковой – 4. Это смягчало некоторых их критиков и служило аргументом их сторонникам, хотя многие и ворчали, что матери из них никудышные, но что с них взять – молодые. Маленький сын Есипенко служит одним из важнейших атрибутов в ее иконографии: их совместные фотографии наглядно демонстрируют всем сомневающимся, что судят любящую мать, активную гражданку, противницу абортов и прочее.

Иск правительства Москвы на миллион с лишним рублей совершенно неожиданно стал одним из переломных моментов во всем процессе, предоставив достаточно широкой даже не субкультурной православной общественности новую тему для размышлений: может ли сразившийся с богохульством православный христианин платить светскому государству за восстановление этого самого богохульства, тем более в первозданном виде? На сайте change. org группой энтузиастов было опубликовано обращение к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с просьбой разъяснить, возможно ли в означенном случае предписанное в «Основах социальной концепции РПЦ» гражданское неповиновение. Авторы петиции обозначили ситуацию как «первый известный в постсоветской России конфликт церковного права с государственным законодательством». Хотя в церковном праве, конечно, ни о чем таком речь не идет, возникшая в связи с делом Есипенко идея гражданского неповиновения сейчас имеет все шансы войти в резонанс с недовольством «пакетом Яровой» и вызвать более серьезные последствия, чем 50 человек у здания суда. Затягивая дело православной активистки, власти тянут с созданием опасного прецедента. Однако следует помнить, что время играет скорее на руку «борцам с богохульством», чем их оппонентам, поскольку дает им время на розыгрыш мученической карты и делает ее с каждым днем все сильнее. Так, на одном из постеров с Есипенко, опубликованном Энтео в Twitter, написано: «Они хотели похоронить нас, не зная, что мы семена».