Моисей, Иисус, Мухаммед, Будда – с этими образами встреча должна быть после Незнайки

Учителям на уроках религиозных культур подчас трудно отставить в сторону собственные предпочтения и мировоззрение. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

Завершается 10-й учебный год начиная с того момента, когда четвероклассники приступили к изучению – сначала в экспериментальном режиме, а затем повсеместно – основ религиозных культур и светской этики (ОРКСЭ). Недавно в отечественном образовании появилась еще и предметная область «Основы духовно-нравственной культуры народов России» (ОДНКНР). Вдохновителем внесения обоих предметов в школьную сетку выступила в свое время Русская православная церковь. Заведующий кафедрой философии Ленинградского государственного университета имени А.С. Пушкина профессор Михаил СМИРНОВ исследует эффективность преподавания ОРКСЭ в школе и участвует в подготовке преподавателей к этому курсу, и результатами этих наблюдений он поделился с обозревателем «НГР» Миленой ФАУСТОВОЙ.

– Вы писали, что общались с теми, кто уже прошел программу ОРКСЭ и даже стал студентом, и их отзывы о предмете были далеко не восторженные, чаще они вспоминали лишь «приколы» из курса. Можете ли вы привести примеры?

– Конечно, надо брать поправку на возрастные особенности. Молодым людям «младшего студенческого возраста», о которых я говорил, в массе не свойственно вдохновенное повествование даже о том, что в школьные годы у них не вызвало отторжения. По отношению к «урокам религии», как часто называют ОРКСЭ (хотя многие прошли модуль «Основы светской этики»), ироничные воспоминания связаны во многом с тем, что в начальной школе эти уроки воспринимались отдельно от тех предметов, по которым давались задания на оценку (то есть серьёзных предметов). Разумеется, построение и содержание урока зависит от личности учителя и его компетентности. Иногда урок превращается в игру вроде угадайки (что значат слова, изображения и пр.). Используется видеоматериал. То есть присутствует что-то отчасти развлекающее.

Дети даже почти никогда не понимают, если учитель неправильно произнес какое-то название из темы «про религию». Зато отдельные непривычные слова или фразы запоминают, если те вызвали смеховой эффект и на какое-то время вошли в общение между учениками. А контент учебных изданий – учебников, рабочих тетрадей, иллюстративного материала – это вообще отдельный сюжет, столько там несуразностей встречается. От конкретных примеров воздержусь, чтобы не возникло подозрения в их придуманности, хотя имею целое собрание «перлов», которыми делятся учителя на занятиях по повышению квалификации (я провожу такие занятия по курсу ОРКСЭ). Что касается «дискредитации», то в глазах учеников, насколько я могу понять, не религия дискредитируется – они ведь о религии толком и не узнают, а само приучение их к чему-то крайне далекому от текущих детских забот и интересов. Вообще-то четвертый класс – это возраст, когда нормально открыть «Таинственный остров» или даже «Трех мушкетеров». Редкий школьник сейчас в этом возрасте такое читал или вообще слышал. Ну,  хотя бы трилогия Носова о Незнайке и его друзьях была бы освоена. Это гораздо увлекательнее и полезнее (вспомните разговоры Незнайки со своей совестью) для воспитания, чем истории о религиозных персонажах. Моисей, Иисус, Мухаммед, Будда – с этими образами встреча должна быть после Незнайки.

Интерес к мировоззренческим проблемам, выходящий на уровень «смысложизненных» раздумий, обнаруживается в старшем школьном возрасте. Этот возраст неудобен педагогам и родителям, поскольку подростки естественным образом сопротивляются навязываемому через авторитарное «слушай, что я тебе сказал» взрослого человека. Но вот здесь и есть возможность пробудить интерес и даже вкус к размышлению над вопросами мироустройства, нравов, верований, убеждений – если обсуждать эти вопросы на равных, не принуждая обязательно соглашаться с каждым «взрослым» утверждением. Только как это можно сделать через введение очередной учебной дисциплины вроде ОДНКНР?

Если будет возможна разработка модулей ОДНКНР не в директивном однообразии, а «под ученика», то есть с правом периодически варьировать их с учетом и в зависимости от конкретных особенностей того или иного подросткового коллектива (класса), то можно эту дисциплину превратить в нечто, развивающее мысли и чувства. В сочетании с материалом по литературе, истории и другим гуманитарным предметам это могло бы дать хороший воспитательный результат. Однако тогда следует радикально менять весь формат школьного (начального, основного и среднего) образования. Это предполагает совсем другой тип школьного устройства.

– В одном из выступлений вы заявили: «Тот формат, в котором в систему светского образования вводится религиозный компонент, я считаю бесполезным, а иногда и просто вредным». В чем может быть вред ОРКСЭ для школьников?

– Под вредом я подразумеваю неизбежную профанацию реальных достоинств религиозных и этических традиций, которая возникает при их форсированном внедрении в качестве «учебного материала» в школьное образование. Вред прежде всего для учеников. Четвертый класс – это не тот возраст, когда сложные мировоззренческие темы адекватно усваиваются, поэтому образы тех же «религиозных культур» у школьников этого возраста остаются далекими от действительности, и это влияет на последующее восприятие. Вред и для семей, которые не хотели бы мировоззренческой обработки их ребенка, при любом отношении самих родителей к религии; кстати, многие верующие родители не хотят выбирать для детей «конфессионально ориентированные» модули из-за опасения искажения исповедуемой ими веры педагогами светской школы (пусть и неумышленно, а в силу недостаточных знаний). Вред и для религиозных организаций, которые в своем корпоративном устремлении к инфильтрации в светское образование выглядят как аналоги идеологических отделов партийных органов, что не прибавляет к ним симпатии, а антипатия может распространиться на религию как таковую.

Когда говорят, что эти проблемы можно преодолеть, если подготовить хорошую учебную литературу по ОРКСЭ, проводить разъяснительную работу с родителями, повысить качество подготовки педагогов, вплоть до прихода в школу теологически образованных учителей, то за такими предложениями (и уже определенными действиями) стоит либо непонимание, либо игнорирование ключевого обстоятельства. А именно того, что от всех других учебных дисциплин ОРКСЭ принципиально отличаются невозможностью «научить» – ни религиозным культурам, ни светской этике. ОРКСЭ – качественно иной предмет, чем другие дисциплины. Можно и нужно научить математике, русскому языку, чтению, знаниям об окружающем мире, так называемой технологии и остальному, что преподается в начальной школе. Но нельзя научить мировоззрению. А уроки по ОРКСЭ ведет тот же самый учитель, что преподает «Окружающий мир» и прочее названное. И ему надо как бы переключать рычажок в собственном сознании, перенастраивая себя, часто перед одним и тем же классом, с обучения предмету на пресловутое формирование мировоззрения, да еще втискивая информацию о религиях в культурологический подход, предписанный официальными нормативными документами. Что при этом в голове у самого учителя, чему он лично привержен в плане убеждений, в расчет, как правило, не берется.

Надо признать, что инициативы введения ОРКСЭ и в их продолжение ОДНКНР возникли не только из корпоративных интересов религиозных организаций, но и из вполне понятных попыток государственного руководства найти хоть какие-то механизмы воспитания подрастающих поколений, идейного влияния на население с целью его консолидации. Но выбран был самый рискованный механизм, который чрезвычайно трудно настраивать, однако очень быстро можно испортить.

Конечно, проблема «религиозного фактора» в современном обществе – это не специфически российская, а глобальная проблема. Но разумно ли полагать, что ее можно избежать, вакцинируя детей полезными мировоззренческими инъекциями или питая правильными религиозными витаминами в формате школьных учебных дисциплин? Мировоззрение и ценностные устои не формируются по федеральным государственным образовательным стандартам. Люди, которые находят свои жизненные смыслы в религиозных традициях, придут к ним и без господдержки – главное, чтобы государство не мешало их выбору и защищало свободу совести. А люди c другими приоритетами в мировоззрении не должны опасаться «принудительной соборности» на основе чуждых им убеждений.

Что же касается альтернативы ОРКСЭ, то в нынешних конкретных обстоятельствах образовательной политики, оформленной правовыми актами, просто не существует законной возможности заменить этот курс на что-то другое. Поэтому большинство волей или неволей вовлеченных в это дело участников образовательного процесса (имею в виду прежде всего учительский корпус) старается по мере возможности приводить данность в соответствие здравому смыслу, руководствуясь принципом «не навреди». У кого-то это получается, у кого-то – не очень.

– Какая форма донесения знаний о религиях или религии могла бы быть наиболее понятной и доступной школьнику младшего возраста, чтобы давать именно знания, а не навязывать какую-то свою идеологию, которой придерживается или не придерживается учитель?

– Из собственного опыта, который я вовсе не абсолютизирую, но считаю заслуживающим внимания, для школьников младшего возраста специального привлечения их внимания к религиям быть не должно. Гораздо полезнее, так сказать, контекстуальный подход. Это означает расширенное ознакомление (не только на уроках) с устройством окружающего мира – природного и социального – через рассказ и показ, в идеальном варианте – через посещение тех мест, где наглядно и обустроенно представлены история и наиболее достойные явления современной жизни. Изучение истории собственной семьи. Детский театр, музеи (особенно краеведческие) и выставки, памятные места – куда ходят не толпой класса, а небольшими группами, и потом в непринужденной обстановке обсуждают увиденное и услышанное. Вот в таком контексте можно и в храмы разных религий заходить, предварительно согласовав с «принимающей стороной» просветительский характер посещения (и учитывая установленные ограничения). То есть встраивать даже не столько знания, сколько впечатления от встречи с религиозной стороной жизни в общий диапазон культурных представлений. Но ни в коем случае не превозносить чьи-либо религиозные традиции перед другими.

– Насколько качественны современные учебники по ОРКСЭ?

– Когда я веду занятия с учителями, то рекомендую им прежде всего использовать на уроках замечательную отечественную и зарубежную детскую литературу – вот откуда можно почерпнуть и увлекательный, понятный детям сюжет, и художественное наполнение тех смыслов, что учитель пытается довести до ребенка.

– Имеет ли смысл в педвузах готовить специально учителей по курсу ОРКСЭ? Или же стоит допустить к школе религиоведов и тогда насколько они смогут преподавать этот предмет детям?

– Разумеется, профессионально образованные религиоведы были бы предпочтительны для преподавания ОРКСЭ. Но тогда в их подготовку должна входить школьная педагогика. Можно бы и расширить диапазон религиоведческой подготовки в педвузах, готовя будущих учителей с прицелом на ОРКСЭ. Последнее отчасти пытались реализовать некоторые вузы. Однако здесь возник конфликт интересов. Религиозные организации нынче активно рвутся в светское образование, чтобы приобщиться к ресурсам госфинансирования. И в текущей повестке стоит, так сказать, теологизация – начали с утверждения теологии как «ваковской» научной специальности, затем перешли к внедрению «теологических компонентов» в образовательные программы светских вузов, в перспективе – кафедры теологии в педвузах, где и замышляется готовить учителей для ОРК (СЭ тут уже не нужна) и ОДНКНР (в религиозных тонах). И все это неутомимо вытесняет религиоведение. Так что религиовед до школы дойти не успеет, ему теолог ножку подставит. Правда, и теологов ждут испытания на школьной стезе, где все кроится по жестким лекалам Минпросвещения.

– Ваша кафедра как раз занимается подготовкой и переподготовкой учителей для ОРКСЭ. С какими трудностями вы встречаетесь в переподготовке уже состоявшихся в своем мировоззрении и знаниях людей?

– Базовый контингент преподающих ОРКСЭ (или готовящихся к преподаванию) – зрелые женщины, большей частью с собственными родительскими и семейными функциями и с соответствующим кругом житейских забот. Доминирующая реакция на прямой вопрос во время интерактивных занятий: «Как воспринимаете присутствие курса ОРКСЭ в учебном процессе?» – была вполне прозаической и откровенной: «А куда деваться?» В подтексте этой и подобных реплик много чего можно поискать, но лейтмотив и так понятен.

Замечу, что ни разу не встретились явно антирелигиозные высказывания или возмущение самим фактом обращенности учебного материала к религиозной тематике. При этом, однако, нередко звучало недоумение от особого выделения именно религиозных культур в учебный предмет. Как иронично было замечено на одном из занятий, религии исповедуют все-таки далеко не все люди, а вот пищу принимают все, верующие и неверующие, и неоднократно каждый день; то есть кулинария куда более востребована, чем религия, и почему бы не изучать «основы русской кулинарии», «основы кулинарного искусства народов мира», «основы вегетарианского питания» и прочее.

Практически все твердо поддержали установку на культурологический характер преподавания (хотя в понимании того, что такое «культурологическая направленность», единства мнений не было). Предложенный слушателям религиоведческий подход в изложении материала воспринимался положительно, позволяя избежать конфессиональной избирательности.

Добавлю, что все слушатели говорили о недостатке знаний, поскольку просто некогда их пополнять в силу обилия рутинных дел по учебному процессу в школе. Поэтому их больше интересовала не методика подачи материала (этому все-таки обучены и через опыт набирают), а сам материал – что именно должно звучать на уроке по тому или иному модулю.

– Как, на ваш взгляд, можно справиться с проблемой, когда учитель исповедует какую-нибудь конкретную религию, а вынужден преподавать, например, основы светской этики? Есть ли какие-нибудь контрольные органы, которые могут отследить, чтобы учитель не начинал проповедовать свои убеждения?

– Да, такая ситуация иногда возникает. Наиболее острую форму она приобретает, когда сталкиваются интересы неофитствующего учителя и родителей учеников. Но в действующем законодательстве есть нормы, а у органов образования есть директивные документы, позволяющие вводить ситуацию в правовое поле. Статья 48 ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» прямо запрещает педагогическим работникам «использовать образовательную деятельность для принуждения обучающихся к принятию... религиозных и иных убеждений». Добавлю к этому ссылку на Письмо Минобрнауки России «О методических рекомендациях для органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации по совершенствованию процесса реализации комплексного учебного курса «Основы религиозных культур и светской этики» и предметной области «Основы духовно-нравственной культуры народов России» от 19 января 2018 года. Этот документ предназначен именно органам, контролирующим сферу образования. В пункте 3 письма однозначно указано: «Привлечение к преподавательской деятельности представителей религиозных конфессий не допускается. Светский характер комплексного курса и в целом образовательного процесса в образовательных организациях не подразумевает включение в программу посещения религиозных организаций (культовых сооружений)». Правда, «в случае особой необходимости» для знакомства с уникальными памятниками культуры такое посещение допускается, но «при согласии родителей... каждого обучающегося» и «при обязательном условии неучастия обучающихся в богослужениях, других религиозных обрядах, церемониях и праздниках».

– Сегодня часто говорят, что преимущественно не родители, а учителя настаивают на выборе того или иного модуля ОРКСЭ. Насколько это верно? Кто и как должен выбирать эти модули? Школа, родители, сами дети? Как быть, если родители придерживаются одной религии, а детей в школе заставляют изучать отличный от их религии модуль?

– Я бы не стал особо винить учителей за встречающееся «навязывание» того или иного модуля. Как существо подневольное, учитель – а в подавляющем большинстве это женщины, учительницы начальных классов (реже предметники) – полностью зависим от школьной администрации. Которая, в свою очередь, зависит от вышестоящих органов управления образованием. И если сверху идет установка на приоритет конкретного модуля, учительницы уступают. Чтобы «сохранить лицо», нередко на собрании родители слышат, что у школы хватило средств на закупку учебных материалов только по одному модулю и предлагается согласиться с выбором этого модуля. Родители бывают вынуждены умерить свою строптивость («чтобы ребенку не было хуже»).

Но право выбора все равно остается за родителями. Не случайно уровень выбора модуля «Основы светской этики» (при недостаточной внятности того, что это такое) не уступает выбору модуля «Основы православной культуры», причем несмотря на то, что «Основы светской этики» вкупе с нередко выбираемыми «Основами мировых религиозных культур» конфессиональные энтузиасты объявляют «атеистическими» модулями, вкладывая в такую оценку отрицательное значение. Но уже неоднократно установлено, что модули «Основы светской этики» и «Основы мировых религиозных культур» выбирают и родители, сами исповедующие какую-либо религию, – именно для того, чтобы избежать встречи их детей с неофитствующими учителями или с возможными нежелательными трактовками важных вопросов веры.