В церковь тянут за язык

Подготовлено уже два тома «современного» церковнославянского языка. Фото РИА Новости

Предложение протоиерея Димитрия Смирнова изучать церковнославянский язык вместо английского в средней школе вызвало противоречивые чувства и яркие эмоции, прежде всего потому, что Смирнов вообще облекает свои заявления в максимально скандальную форму, а тут еще постарался как можно сильнее ударить по здравому смыслу. Однако если отбросить словесные плевелы, остается идея вернуть в среднее образование церковнославянский язык, как было в дореволюционной России. Надо сказать, что эту идею с размеренной периодичностью высказывают как церковные, так и близкие к клерикальному истеблишменту деятели. Скажем, в июне 2017 года такую мысль высказал тогдашний пресс‑секретарь патриарха Московского и всея Руси священник Александр Волков. «Неплохо было бы в школе изучать по крайней мере основы церковнославянского языка – просто для общего культурного уровня. Даже если человек никогда в жизни не переступит порог храма, то все равно это такая важная составляющая. Это важно даже с точки зрения общего культурного, интеллектуального развития молодого человека», – сказал Волков в эфире радиостанции «Вести FM». По его словам, церковнославянский язык обладает «прекрасной поэтикой», «замечательной и глубокой, заслуживающей того, чтобы ее изучать».

Тема церковнославянского языка возникла в радиоэфире тоже не из ничего. Месяцем ранее подумать над идеей включения уроков церковнославянского языка в школьную программу призвала президент Российской академии образования Людмила Вербицкая. Она, в свою очередь, сослалась на предложение Александра Беглова, который тогда был представителем президента России в Центральном федеральном округе, а недавно избран губернатором Санкт‑Петербурга. Свое предложение Беглов сделал на первом заседании президиума Общества русской словесности в храме Христа Спасителя в 2016 году. К слову, Общество русской словесности возглавляет патриарх Кирилл, который не раз с большой теплотой высказывался о красотах церковнославянского языка. «Почему бы нам не начать в школах изучение церковнославянского языка?» – такой вопрос обратил к участникам съезда учителей русского языка в 2018 году ректор МГУ Виктор Садовничий. Он, правда, оговорился, что «речь идет о факультативе». По мнению ректора МГУ, «русский язык можно изучать параллельно с церковнославянским и рассматривать при этом историю народа».

Вербицкая вспомнила предложение Беглова на презентации первого тома «Большого словаря церковнославянского языка Нового времени», которое тоже проходило в храме Христа Спасителя. За прошедшее с той поры время подготовлен второй том словаря, и в конце октября с.г. пройдет его презентация, а также серия мероприятий, на которых будет обсуждаться вопрос о наследии церковной книжности в современной жизни. Речь идет не о пустопорожних посиделках, а о вполне академических дискуссиях, модерацией которых будет заниматься Александр Кравецкий, руководитель Научного центра по изучению церковнославянского языка при Институте русского языка РАН (создан в 2009 году). «Как в Западной Европе для гуманитарных школ свойственно изучение латыни, так для славяноговорящих стран так же естественно было бы в школе изучать церковнославянский в качестве введения в историю родного языка», – говорил в одном из интервью Кравецкий. Возглавляемый им научный центр готовит к печати вышеозначенный словарь, а также работает над учебником церковнославянского языка, в том числе для общеобразовательной школы.

Возможно, изучение строя древнего языка, на котором создавалась исключительно религиозная литература, все‑таки необходимо для постижения логики современного русского языка? А может, церковные письменные памятники позволят понять что‑то более глубокое о русской литературной традиции? С этими вопросами «НГР» обратились к специалистам по филологии и древнерусской книжности.

Михаил Осадчий, проректор по науке Государственного института русского языка имени Пушкина:

– Само по себе это предложение не имеет под собой никакой логической основы. Я не могу себе представить ни одной причины для того, чтобы делать этот шаг. Если кто‑то считает, что знание церковнославянского языка поможет ребятам в изучении русского языка, то глубоко ошибается. Если мы считаем, что нам необходимо знать историю русского языка, то гораздо правильнее было бы изучать древнерусский язык. Это язык‑основа, язык‑предок, тогда как церковнославянский – иностранный язык. Это старославянский, даже южнославянский язык, на основе которого был создан язык богослужения. Начиная с X века этот язык влиял на русский. Мы много можем найти следов церковнославянского языка в русском. Например, слово «глава» – церковнославянское. Но есть исконно русское слово «голова». Сегодня в современном русском языке функционируют оба слова, но в разном значении. В некоторых случаях церковнославянские слова победили русские и русские лексические элементы ушли на второй план. Пример тому слово «враг» – церковнославянское, а «ворог» – исконно русское. В этом случае церковнославянский вариант победил. Также есть слова «вождь», «нужда», «одежда». Раньше говорили «одежа», а потом перешли на церковнославянский вариант. И таких примеров много.

Действительно, церковнославянский язык оказал большое влияние на русский. Но не меньшее влияние на русский оказал и французский язык. Если посмотреть на нашу государственную и военную терминологию, то она вся будет сплошь или французской, или немецкой, или голландской. И что теперь – нам всем надо изучать эти языки, потому что они влияли на русский язык? Конечно, нет, потому что у учеников не останется времени на то, чтобы заниматься чем‑то еще. Поэтому никакой рациональной причины изучать церковнославянский язык я не вижу.

Значит, причина не рациональная. Назовем ее идеологической. Но в школе нет места идеологии ни религиозной, ни политической, ни какой‑либо еще. И люди, которые как‑то пытаются связать содержание школьного образования с каким‑либо идеологическим течением, должны быть призваны к порядку или отстранены от процесса влияния на школьное образование. Все‑таки у нас государство светское, наше образование основано на науке и никакого отношения к религии иметь не должно.

В принципе изучение древнерусского языка нам даст гораздо больше понимания некоторых форм современного русского языка, чем изучение церковнославянского. Вообще разобраться в современном русском языке может помочь много видов информации. Но все это изучать невозможно. В некоторых школах с углубленным изучением филологических дисциплин ребята проходят такой курс, как основы исторической грамматики, где изучают некоторые формы древнерусского языка для того, чтобы понять некоторые тексты. Например, пробуют читать в оригинале «Слово о полку Игореве», конечно, не полностью, а какие‑то отрывки. Это интересно, но это не то, что нужно тиражировать на все школы и на все общеобразовательные программы.

Андрей Десницкий, библеист, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН:

– В принципе ввести церковнославянский язык в школу – хорошая идея наряду с изучением латыни и греческого языка. Но если быть точными в терминах, церковнославянский нужен для того, чтобы понимать церковные тексты. Больше на нем ничего не существует и не существовало. Если мы говорим о старославянском языке или древнерусском – они близки, но это не одно и то же. А церковнославянский необходим людям, которые хотят понимать православное богослужение. Точка. Другое дело, что изучение древних языков полезно, но в этом смысле гораздо больше даст изучение латыни или греческого, потому что на них написано гораздо больше самых разных текстов и они сегодня используются гораздо активнее, чем церковнославянский. Например, на древнегреческий перевели «Гарри Поттера», и кто‑то его читает на древнегреческом, пусть даже в качестве интеллектуального хобби. Зато церковнославянский проще, потому что там гораздо больше знакомых слов. Поможет ли знание церковнославянского лучшему пониманию структуры современного русского языка? Практически нет. Понятно, что любое знание человека обогащает. Если человек изучает суахили, то он тоже много узнает об устройстве языка. Я за изучение древних языков в школе, но только в качестве добровольного выбора.

Церковнославянский, безусловно, очень сильно влиял на русский язык на всех этапах его становления, начиная с древнерусского. Например, «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона написано на древнерусском языке, но под влиянием церковнославянского. Но и церковнославянский не совсем самостоятельный язык. Он построен по образцу древнегреческого. Поэтому, выучив тот же древнегреческий, школьник получит доступ к огромному количеству тех же самых заимствований в русском языке, не только международных, но и в том числе пришедших через церковнославянский.

Владимир Елистратов, профессор факультета иностранных языков и регионоведения МГУ:

– Думаю, что изучение церковнославянского можно ввести как факультатив. Конечно, это вызовет шквал возражений: почему не классический арабский или санскрит. Ведь у нас многонациональная и полирелигиозная страна. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы в качестве факультатива практиковалось в том числе и изучение церковнославянского. Это старая гимназическая школа по немецкой системе образования, когда есть русский, есть церковнославянский, есть латынь – ее бы я тоже предложил ввести в программу и создать такое лингвоцентрическое образование, когда в центре изучения находится язык. Конечно, не во всех школах, а гуманитарной направленности и ориентации. Или хотя бы ознакомление с тем, что есть такие языки и что они из себя представляют. Некий общий ознакомительный курс, в рамках, например, предмета «древние языки». То есть школьник не должен их учить и запоминать их парадигмы, но должен иметь представление о том, что такие языки есть. Это мог бы быть даже обязательный курс в рамках школьной программы – скажем, рассчитанный на полгода. По типу того, что сейчас есть обязательные часы на изучение «Основ религиозных культур и светской этики». Можно в рамках тех же ОРКСЭ. Это было бы намного полезнее: получать минимальные сведения о том, какие языки были и какими мировыми религиями они использовались. Я бы добавил туда и арабский язык. Это имело бы общекультурное значение. Я не вижу ничего плохого и в том, чтобы дать представление о том, что был древнерусский, что он основа белорусского, русского и украинского языков, что церковнославянский пошел от старославянского, был специальным книжным языком.

Михаил Павловец, доцент школы филологии НИУ ВШЭ:

– У предложения скандального протоирея Димитрия Смирнова заменить, хотя бы на ранних этапах образования, изучение английского языка обучением «сначала церковнославянскому, потом, может быть, греческому» несколько подоплек. Самая очевидная названа самим священнослужителем: чтобы понимать православное богослужение (читай – быть православным человеком: не давать же это мощное оружие в руки врагов церкви!).

Язык – прежде всего инструмент познания мира и коммуникации. Английский язык сегодня – язык мировой науки и международной коммуникации, церковнославянский же – язык постижения православной картины мира и коммуникации с Богом. Выбор между ними – для протоиерея Дмитрия Смирнова и его единомышленников выбор ценностный, выбор между горизонталью научной картины мира и глобальной коммуникации и вертикалью веры. За этим стоит убеждение, что если с младых ногтей сформировать у ребенка правильное мировоззрение, в том числе через причащение его языку, на котором «не написано ни одной плохой книги», то в дальнейшем английский язык как язык секуляризованной науки и открытого мира, «отравивший» своими англицизмами живой русский язык, не сможет уже причинить человеку существенного вреда.

Пока же церковнославянский, как и древнегреческий, язык нужен в основном либо потенциальным филологам и историкам (крайне узкий сегмент нынешних школьников), либо глубоко воцерковленным детям – изучение ими этих языков нередко поддерживается на уровне их семьи и общины и не становится для них большой проблемой, скорее наоборот – дополнительным средством их самоидентификации.

А вот прийди эти два языка в школу в качестве общеобязательных, они станут причиной еще большего недовольства родительского сообщества как современной школой, и без того оказавшейся под огнем возрастающей критики из‑за своей неспособности соответствовать вызовам сегодняшнего дня, так и недовольства РПЦ, пытающейся распространять свое влияние на общество посредством государственных светских институтов. Современного родителя больше беспокоит не проблема воцерковленности его ребенка, а проблема его успешной социализации и адаптации, личностной и профессиональной самореализации – и английский язык сегодня является почти обязательным условием для этого, тогда как изучение церковнославянского и древнегреческого языков в условиях запредельной перегруженности современного ребенка скорее будет препятствовать этому (так как карьера и доля филолога или священника мало кому представляются сегодня привлекательными). Существует и проблема наличия педагогических кадров. В стране хронически не хватает квалифицированных словесников, а известно, что преподавание большинства новых предметов у нас возлагают именно на них (так было и с мировой художественной культурой, и с ОРКСЭ), так что вряд ли государство захочет еще раз выстрелить себе в ногу, возложив на словесников дополнительное обременение или попытавшись переподготовить учителей английского языка на учителей языка Гомера и Нестора. Доставшееся нам в наследство от старой образовательной системы представление, что чем знание более оторвано от нужд повседневной жизни, тем оно «выше» (как в классическом искусстве хорал, под который нельзя танцевать, выше вальса), трещит по швам: у школы нет сил и возможностей обучать массово не только желающих, но и активно не желающих тому, что не находит применения в их повседневных жизненных практиках. Сегодня владение современным русским и английским языками, владение компьютером и своим телом, навыками коммуникации и проектной деятельности гораздо важнее для встраивания в бешеный ритм нынешней жизни, чем умение разбирать аорист или оптативное наклонение, а потому, не сомневаясь в благих намерениях протоиерея Димитрия Смирнова, сокрушенно вынужден признать, что они не приведут даже в привычный нам ад начетничества и школьного принуждения: ни у школы, ни у общества нет ни ресурсов, ни желания двигаться в этом направлении. В таком случае остается воспринять эксцентричную идею священнослужителя как еще один способ позабавить читающую публику и принудить ее поразмяться в социальных сетях, обсуждая несуществующую проблему.

Священник Георгий Кочетков:

– Не нужно думать, что протоиерей Димитрий Смирнов выражает мнение церкви. Это частное мнение одного из высокопоставленных священников Московского патриархата, и переоценивать значение его слов не нужно. Однако какие‑то подобные настроения, видимо, таким образом Димитрием Смирновым были озвучены. Конечно, звучит немного провокационно, наверное в расчете на реакцию общества. Если это так, то такую реакцию они получили. Мне представляется, что в этом предложении, которое невозможно воспринимать буквально, это совершеннейший абсурд, но в нем затрагивается тема того, что церковь и общество, особенно молодежь, говорят на совершенно разных языках и друг друга не понимают. Молодежь, особенно городская, московская, совершенно свободно сегодня говорит на английском, употребляет какие‑то слова и выражения, но эта же самая молодежь, которая хорошо воспринимает английскую речь, ее образы и выразительность, как свою, она совершенно по‑другому себя чувствует, когда попадает в храм, где, к сожалению, до сих пор богослужения совершаются на церковнославянском. На совершенно неразговорном языке, требующем специальной профессиональной подготовки, для того чтобы его понять. Церковнославянский язык, конечно, – это наше наследие, это наши корни, мы понимаем, что эти корни подорваны и их у молодого поколения часто нет. И если искать какой‑то положительный смысл в высказывании отца Димитрия Смирнова и подобных высказываниях, то он, мне кажется, в одном: на эту проблему надо обратить внимание. У людей нет того, что позволяло бы им свободно ориентироваться в наследии предыдущих веков, так же как и в церковной культуре, законах и молитвах. Я лично считаю, что надо срочно, даже необходимо, по мере созревания такого сознания у прихожан, переходить на русский язык богослужения. Но не надо это делать как реформацию, скандально, насильственно, не надо делать «сверху», от церковной иерархии, администрации. В самом деле, люди не понимают, действительно они не могут полноценно участвовать в богослужениях. Хотя бы пусть люди воспринимают церковную молитву естественно, как нечто для них доступное, понятное, заставляющее задуматься над своей жизнью и над собой. Уже это было бы очень неплохо. Но, конечно, речи о том, чтобы изучать церковнославянский вместо английского, быть не может. Тем более что среди молодежи много людей если не неверующих, то нецерковных, а иногда даже антицерковных. Это проблема. Но ее надо разрешать культурно и цивилизованно, человеколюбиво и достойно. С одной стороны, надо повышать культуру молодежи, надо укреплять свою, русскую, церковную культуру среди тех, кто хочет и может это делать. А с другой стороны, надо укреплять нашу отечественную систему образования, которая часто бывает слишком однобокой.