Беседовал Юрий - То, что вы выдающийся композитор, Никита Владимирович, известно всем. Достаточно назвать только песню "Темная ночь". Но мне интересно, почему вы вдруг стали писателем?
- Писать музыку и литературные произведения я начал практически одновременно. Первым моим музыкальным сочинением был вальс, написанный в 8-летнем возрасте и посвященный дню рождения дочери Леонида Осиповича Утесова. Первую свою оперетту "Как ее зовут" я написал в 15 лет. Ее поставили в ленинградском Клубе печатников, а затем перенесли на профессиональную сцену Театра музкомедии. Билетерша долго не хотела пускать меня, юного, в театр и предлагала прийти с мамой в воскресенье на утренний спектакль. Еще подростком я брал уроки у выдающегося композитора Александра Глазунова. В 21 год я вольнослушателем окончил Ленинградскую консерваторию. Свою первую песню "Письмо в Москву" я написал для песенного конкурса... и забыл о ней. Приехав однажды в Москву я увидел в афише Сергея Лемешева свою песню. Тогда мне было 18 лет. Должен вам, Юрий Александрович, сказать, что я литературой начал заниматься еще в школьные времена, и потом, в молодые годы, когда еще жил на своей родине, в Ленинграде, тогда еще в Петрограде, я печатал в газете "Смена", молодежной газете, стихотворные и прозаические фельетоны на различные темы. И оттуда пошло как-то мое увлечение литературой, после чего я начал печататься потихоньку в газетах, а потом у меня вышли две книги, два романа, один - про композиторов, который назывался "Завещание Глинки", и персонажи этого романа в большей степени перестали со мной здороваться, несмотря на то что я всячески их "загримировал", они по своим характерам и деятельности в общем себя узнали. И второй роман - "Интересное кино" - про кинематографистов, с которыми произошло то же самое.
В детские годы, в юношеские, в молодости круг чтения у меня был достаточно широк, но если говорить по авторам, то я очень любил человека, с которым я не могу сказать что дружил, потому что была значительная разница в возрасте, но был в очень хороших отношениях. Это Михаил Михайлович Зощенко. У меня есть полное собрание его сочинений. Сейчас, между прочим, могу вам показать одну книгу, которая, может быть, является уникальной. (Никита Владимирович достает с одной из полок стеллажа книгу среднего формата в старом изящном переплете. - Ю.К.) Так, читаю надпись на книге Михаила Зощенко "Возвращенная молодость": "Дорогому Никите Богословскому сердечно любящий Вас М.Зощенко. 13 июля 1954 года. Ленинград". Самое занятное, что я совсем недавно, на днях, перелистывая эту книгу, нашел вот такую надпись зощенковскую: "О, мои грустные опыты! И зачем я захотел все знать! Вот теперь я не умру так спокойно, как надеялся". И помимо тех двух романов, о которых я вам сказал, у меня вышло три или четыре книжки юмора, собранного из того, что я печатал в периодике в свое время, в частности туда, в эти книжки, вошли мои "Заметки на полях шляпы...", которые я писал, печатал начиная с 1991 года в "Вечернем клубе", в "Вечерке", а дальше это разошлось по разным изданиям и до сих пор печатается.
- Что побудило вас писать, ведь вы серьезно занимались музыкой и вдруг вас потянуло совершенно в другую степь?
- Может быть, потому, что я всегда был книголюбом, домашняя библиотека у меня насчитывает тысяч десять томов, любовь к литературе, еще и такое - а ну-ка попробую и я, это какой-то элемент, вряд ли его можно назвать честолюбием, но спортивно-соревновательный элемент был. Чувствуя в себе какие-то силы, какие-то мысли, я пытался запечатлеть их на бумаге. Русский язык я довольно хорошо знал, фантазия у меня была всегда достаточная - и музыкальная, и литературная, идущая от того, что я впитал из прочитанного. Я очень хорошо знал Юрия Карловича Олешу. Мы с ним чуть ли не каждый день встречались в кафе "Националь". У меня даже есть такое эссе по поводу наших встреч. Я с Юрием Карловичем был в отличных отношениях. Он людей, по-моему, не очень любил. Он мне рассказывал много разных историй из своей жизни. Знаменитая история с одним его днем рождения. Он лежал без копейки денег, просто закрывшись рваным одеялом и повернувшись лицом к стене. И Эммануил Казакевич, который был влюблен в творчество Олеши, решил сделать ему подарок. Узнал у Ольги Густавовны его размеры и купил ему очень хороший костюм в комиссионке. И принес туда, и Ольга подходит к Юрию Карловичу и говорит: "Юра, Юра, посмотри, какой прекрасный подарок тебе сделал Эмма". Олеша повернулся, посмотрел одним глазом и сказал: "Не мои тона". И повернулся к стенке опять. Я почему вспомнил про Олешу. Он как бы создал систему работы писателя, если назвать эту систему по его книге "Ни дня без строчки". Но у меня такое подозрение, что "Ни дня без строчки" Олеша написал за одну неделю и потом выдал это за "Ни дня без строчки". Зная его манеру и зная его неожиданный напор недели на две, и потом полная расслабленность, пауза. Я думаю, что это была одна из его легенд. У меня бывает такое состояние, когда на меня что-то находит и я пишу как бы в беспамятстве. У Олеши была какая-то смешная история, когда он приехал во Львов. Что-то с лифтом там у него произошло. С лифтерами. Город ему не понравился. Там гостиница "Жорж" была, самая знаменитая. Олеша поехал туда вообще повидать родителей. Директором в гостиницу, которая прежде была частной, назначили какого-то партийного товарища. Он собрал всех служащих и сказал им: "Теперь будем работать по-новому, по-советски, по-настоящему. Вот, например, лифтер, вот ты. - Встает седобородый какой-то человек. - Буду нещадно штрафовать, если будет лифт останавливаться". Тогда тот говорит: "Пан директор, а можно я отвечу?" - "Давай". - "А для чего должен останавливаться лифт?"
- Как вы вообще проводите время, что, в частности, читаете?
- Из всех дней недели больше всего не люблю субботу и воскресенье, поскольку в эти дни исключены все деловые контакты. Свободного времени почти нет, лучшим отдыхом считаю переключение с музыки на литературу. Любимая музыка - Моцарт, Шостакович, в песенном жанре - Соловьев-Седой, Пахмутова, Фельцман. Помимо произведений русских классиков люблю творчество Ильфа и Петрова, Зощенко, о котором уже сказал, Булгакова, Платонова, в поэзии - раннего Заболоцкого, Олейникова, Хармса, а также зарубежных писателей: Марка Твена, Честертона, Анатоля Франса. Люблю также живопись примитивистов. В разные годы увлекался разведением экзотических рыбок, содержал три огромных аквариума. Еще одной признанной моей "специальностью" считается розыгрыш друзей. Иногда мои розыгрыши строились по сложным законам драматургии, поэтому чужие розыгрыши многие часто приписывают мне.
- А кого читаете из современников?
- Сорокина и Пелевина. И к обоим отношусь положительно. Должен вам сказать, что я с гигантским удовольствием прочел последнюю вышедшую книгу Пелевина, где было какое-то сочинение с очень длинным названием. Чрезвычайно интересно для меня. Так я писать не умею сам, но прочитать это доставило мне очень большое удовольствие. А Сорокина я впервые прочитал лет двенадцать тому назад, это была "Очередь". Причем я прочитал это в Париже.
- Я очень люблю и высоко ставлю творчество поэта Алексея Фатьянова. Вы, Никита Владимирович, с ним работали, вы его знали, скажите о нем несколько слов.
- Он был очаровательный человек в жизни, веселый, неистребимый пьяница, но в пьяном виде он не буянил, он просто становился немножко веселее, никаких ни скандалов, ни падений, никаких этих эксцессов не было. Выпивать он любил. И, к сожалению, умер очень молодым. Он сошел с самолета, и у него давление было, с давлением у него неважно было всю жизнь. Алеша, я думаю, прочитал много русских стихов. Однако не было никакого на него влияния. Он был очень самостоятельный. Не любил, когда ему кто-то из поэтов или композиторов что-либо подсказывал. Работал он довольно быстро, почти ничего не поправлял. У меня с ним была просто личная дружба. Мы с ним сначала написали каких-то две незначительных песни для театра Моссовета. И только одна вещь, которая до сих пор существует: "Три года ты мне снилась". В 1946 году, наряду с Постановлением о писателях Зощенко и Ахматовой, вышло и другое Постановление ЦК ВПК(б) "О кинофильме "Большая жизнь", к которому мы с Алешей и написали эту песню. Картина пролежала "под сукном" до 1958 года (Богословский напевает, а я подпеваю. - Ю. К.):
Мне тебя сравнить бы надо
С песней соловьиною,
С тихим утром,
с майским садом,
С гибкою рябиною,
С вишнею, с черемухой,
Даль мою туманную,
Самую далекую,
Самую желанную.
Как все это случилось,
В какие вечера?
Три года ты мне снилась,
А встретилась вчера...
Стихи совершенно прелестные. Фатьянов обладал каким-то шестым чувством, очень лиричным и ясным. В сущности, все свои самые лучшие стихи он написал экспромтом. А в жизни с ним мы были очень дружны, и еще с Васей Соловьевым-Седым. В те времена это были мои самые лучшие друзья. У меня вообще не так много было поэтов для песен. Был Женя Долматовский. Был Матусовский, с которым у нас, в общем, получались песни, которые потом не имели успеха. Я не знаю, может, я виноват, но популярности они не имели. А Фатьянов меня сразу привлек, когда я послушал те песни, которые он писал с Соловьевым-Седым. Я понял, что это мое тоже. С Васей у нас такой ревности не было. Но должен вам сказать, что песня Соловьева-Седого "Подмосковные вечера" (это уже не Фатьянов) настолько мне близка, что если бы Вася не написал ее, то написал бы я, потому что это интонационно, гармонически и по всем компонентам было абсолютно мое.
Я жалею, что мало сейчас это исполняется, играют полную ерунду. У нас песни потеряли мелодичность напрочь. Только один ритм и грохот, по-видимому, для людей, не имеющих музыкального слуха.
