Подготовил Александр Василий Аксенов, писатель
1. Трудно переоценить роль Горбачева в истории современной России и почившего в бозе Советского Союза. Я не уверен, что без такой личности события прошли бы в той же последовательности и без большой крови. Прошли грандиозные изменения социальные, политические, культурные – во всех сферах жизни, полная разборка тоталитарного государства. Вполне возможно, если бы на его месте был кто-то другой, это принесло бы колоссальные беды, несравнимые с теми бедами, которые испытали мы. Я не думаю, что он с самого начала замышлял такую полную разборку социализма. Но пребывание на таком посту с неограниченной властью и сами результаты его деятельности постепенно затягивали его все дальше и дальше. Общение с мировыми лидерами тоже сыграло свою роль. Горбачев вообще принадлежит к моему поколению, и мы все впадали во фронду, фрондировали еще даже при жизни Сталина – какими-то вкусами, эстетическими наклонностями, но уже и политические сомнения пробирались. И он, в частности, будучи еще студентом МГУ, дружил, по-моему, с Млынаржем, одним из лидеров будущей Пражской весны, и эти идеи, мне кажется, глубоко в нем засели. И послесталинская оттепель сыграла свою роль. Короче говоря, он стал, по-моему, первым из кремлевских вождей, готовым к весьма серьезным изменениям. Но, разумеется, не думал, что так далеко зайдет. В то же время то, что он уцелел при всех этих ломках, можно отнести на его исключительную политическую гибкость и даже хитрость. Он много раз отступал назад, используя тактику своего великого учителя Владимира Ильича Ленина: совершал шаг вперед, два шага назад. А то и вбок или описывал пируэт и мчался опять в объятия батюшки-Сталина, а потом ускользал от этих объятий – и выходил перед мировой аудиторией как победитель в одиночном катании. Короче, как к нему ни относиться, я считаю, что не было более великого человека в истории Советского Союза, чем Михаил Сергеевич Горбачев.
2. В то время я еще был в Америке и не так хорошо следил за литературой. Но «Дети Арбата», по-моему, появились в нужное время и в нужном месте. Эта книга взбудоражила людей, это если говорить о художественной литературе. Но в это время уже меньше обращали на нее внимание, потому что начался обвал политической и исторической литературы. Народ бросился все это рьяно читать, и трудно сказать, что оказалось важнейшим событием. Все было важно!
Владимир Войнович, писатель
1. Личность Горбачев историческая. Роль его огромная. Говорят, что он разрушил Советский Союз, – я лично ему за это готов поставить памятник. А в моей личной судьбе – он отменил указ Брежнева о лишении меня гражданства. После чего я написал ему письмо и потребовал возвращения мне квартиры. Она была возвращена. Вот два дела, которые для меня лично были сделаны. Квартира – ладно, но возвращение гражданства стало, на мой взгляд, актом, без которого перестройка бы не состоялась.
2. Дело в том, что, когда началась перестройка, начали печатать сначала писателей умерших – Булгакова, Платонова, потом писателей, который жили в России – Рыбакова, Приставкина, а я и другие писатели были еще под запретом. У меня была большая переписка с Сергеем Залыгиным (главный редактор «Нового мира». – «НГ-EL»), которому я послал свою повесть «Путем взаимной переписки». Он мне ответил, что, мол, у нас перестройка идет, у нас важные дела, а вам сюда нечего соваться – вы этого всего не заслужили. А поскольку у меня было другое мнение, я ему ответил очень грубо и вообще устроил большой скандал (переписка печаталась в «Нью-Йорк таймс» и других газетах). И он мне ехидно писал, мол, вы думаете, что без вас перестройка не состоится. А я написал: да, не состоится, пока не напечатают всех, которые запрещены! И поэтому, когда был напечатан «Чонкин» в 1988 году, для меня это было событие особого рода – и не только по причине законного и свойственного каждому писателю эгоцентризма.
Дмитрий Галковский, писатель
1. Мне кажется, роль Горбачева сильно преувеличена. Некомпетентное управление может быть серьезным только в случае жесткого диктата. По мере повышения политической культуры малограмотный человек неизбежно становится опереточной фигурой.
2. Отсутствие серьезных литературных событий. При Горбачеве печатали «новинки» 10–50-летней давности, хорошо известные интеллигенции. Это подавалось как «реабилитация» науки, культуры, образования, чуть ли не Бога. Думаю, сумасшедший «коммунизм» закончится в России тем, что в Компартии останется всего один человек, который напоследок реабилитирует все. Мол, прощаю вас, черти полосатые, живите. И умрет. Такая от него льгота нам, смертным, выйдет.
Олег Зайончковский,
писатель
1. В том, что Горбачев личность историческая, нет сомнений. Другой вопрос – адекватна ли была эта личность своей исторической миссии. Кроме того, тогда, несмотря на свою относительную «прогрессивность», он олицетворял для меня Компартию, которую он возглавлял и которую я ненавидел. Я ему не верил. Но мне кажется, что Горбачев «эпохи Горбачева» и сегодняшний Горбачев – люди во многом разные. Да и все мы, наверное, теперь уже не те.
2. Безусловно, главным достижением тех лет, не столько даже литературным, сколько общественным, стала массовая публикация прежде запрещенных текстов. Мы, так сказать, открыли бабушкин сундук; и хотя жаль, что загадки не стало, зато не стало и лишних иллюзий. Ну а что исторического знания у нас прибавилось – об этом нечего говорить.
Тимур Кибиров, поэт
1. Отвечая на этот вопрос, ничего оригинального сказать нельзя. Всемирно-историческое значение деятельности Михаила Сергеевича Горбачева в том, что он разрушил (во всяком случае, способствовал – не знаю, насколько он это делал сознательно) самое мерзкое политическое образование в истории человечества, а именно – советскую власть. Я говорю именно о советской власти, власти Коммунистической партии СССР, а с Советским Союзом все гораздо сложнее, и думаю, в юбилей о грустном не будем. За что ему всякий нормальный человек должен быть признателен. Я искренне поздравляю Михаила Сергеевича с его 75-летием и желаю ему здоровья и долгих лет жизни.
2. Выделить какое-то отдельное событие очень трудно. Весь период горбачевского правления в разных других областях чрезвычайно сомнителен. То есть могут существовать совершенно разные мнения. А что касается литературы, то был совершенно упоительный период возвращения того, что у нас украли (как в русской, так и в иностранной классике, которую у нас не печатали), писателей-эмигрантов и того пласта современной литературы, к которой я отчасти имею честь принадлежать. Впервые стали публиковаться те писатели, появление которых в советской печати было просто немыслимо и к горбачевскому времени никто из них даже не пытался публиковаться. Невозможно выделить, что было важнее – публикация ли Набокова или Солженицына, или маркиза Де Сада, в конце концов, или Дмитрия Александровича Пригова. Это было здорово, и только по этому поводу можно испытывать некоторую ностальгию по тем временам, потому что вообще-то они были довольно смутными.
Эдуард Лимонов,
писатель
1–2. На второй вопрос мне нечего ответить, поскольку я не следил за литературой в те годы. А что касается самого Горбачева, то народ дал ему кличку Меченый, и зловещую роль в русской истории он сыграл. Он начал развал Восточного блока, санкционировал объединение Германий и, по-видимому, отдал приказ тогдашнему КГБ совершить бархатные революции в странах соцлагеря. Войны на Балканах в Югославии – это тоже Горбачев, Карабахский конфликт тоже на его совести. Он маленький человек, оказавшийся в роли руководителя огромного государства, и с этой ролью он справился отвратительно.
Александр Проханов,
писатель
1. Горбачеву досталась трагическая и, в общем, страшная роль. Советский Союз необходимо было реформировать – сразу после смерти Сталина, но вместо этих реформ прошел ХХ съезд, который, по сути, деструктивно воздействовал на весь советский социум, а не реформировал его. Второй момент реформы мог бы наступить в период Косыгина, при раннем Брежневе, но эта реформа опять захлебнулась. Противоречия все копились и копились, и Андропов, затеяв свои реформы, тоже не довел их до конца, умер. И эта запоздалая, застарелая, как мозоль, реформа досталась Горбачеву. Горбачев, вместо того чтобы провести ее (хотя не знаю, возможно ли это было на тот период), стал разбирать и перемалывать советский социум. Он виновен в том, что вдребезги разлетелось огромное, утомленное, остановившееся в развитии государство, которое требовало лечения и возрождения, а не смерти. Горбачев является убийцей советского государства.
В моей жизни он сыграл прямую роль, потому что я являюсь «певцом СССР», я в период перестройки, поняв, что все идет к концу, стал его главным оппонентом и тогда же вошел в политику как резкий оппозиционер, и мои столкновения с Горбачевым были как персональными, так и заочными. Я в свое время побуждал влиятельных людей в Политбюро, в армии и госбезопасности вводить чрезвычайное положение и создать новый вариант централизма, составлял текст «Письма 77», который подписала вся позднесоветская партийная элита, и, в конце концов, моему перу принадлежит «Слово к народу» – такой антигорбачевский манифест, который, по существу, послужил идеологии ГКЧП. Большинство членов ГКЧП были близкими мне людьми, а газета «День», которая в ту пору существала, свой пафос черпала в войне с горбачевизмом. Всем этим я обязан Михаилу Сергеевичу Горбачеву!
2. Я думаю, что главным литературно-политическим событием перестройки было последнее и очень советское использование вообще литературы как инструмента политики и идеологии. Это именно сталинский Советский Союз превратил литературу в мощнейший инструмент воздействия, литературе было придано сакральное значение. И Горбачев (а скорее даже Александр Яковлев) использовал литературу как мощнейший инструмент перемалывания советских ценностей. Все книги – и «Дети Арбата» Рыбакова, и «Белые одежды» Дудинцева, и «Печальный детектив» Астафьева, и «Пожар» Распутина – направлялись в топку, где горела советская идеология. Включение книг в инструментарий идеологического воздействия – это, я считаю, уникальное явление того времени.
