Филолог и мистик Станислав Джимбинов. Фото из семейного архива
Со Стасиком Джимбиновым я познакомился на кафедре зарубежной литературы Литинститута. Мы пришли с великим Шкловским слушать доклад о Прусте. Очень красивый доклад с цитатами из Мандельштама и Бахтина. Было это в 1969 году. Я поступал в аспирантуру, а Стасик уже был аспирантом и делал этот доклад. Помню реакцию Шкловского: «Закройте форточку – я простужусь и умру от воспаления легких». Доклад великолепный, но у нас, футуристов, была пословица от Маяковского: «Вчера сезон –/ Наш Бог Ван-Гог/ Сегодня сезон –/ Сезанн».
Но шутки в сторону – за год до своей кончины в Троицу, 23 мая, Стасик говорил мне, что подолгу общался со Шкловским и у него дома хранятся его мемуарные устные воспоминания.
В аспирантуре Литинститута мне приходилось тщательно скрывать свое родство с младшим братом моей родной бабушки по женской линии, художником-эмигрантом Павлом Челищевым. Каково же было мое изумление, когда Стасик остановил меня на подходе к Литинституту и почти шепотом сообщил: «Я нашел в Ленинке сразу две редкие книги: Паркер Тайлер «Божественная комедия Павла Челищева» на английском и «Историю рода Челищевых». Я опешил: откуда он узнал о родстве моем с ним? Потом вспомнил, что Стасик был у меня в гостях и видел только что полученные в наследство работы Павла Челищева. Стасик был со Светой Семеновой – она уже начала увлекаться Федоровым, но диссертация была о Камю и Сартре. Света жаловалась мне на странные воззрения Стасика. Он задумывался над тайной, почему органы размножения и выделения соединены. Вопрос этот возник не случайно, поскольку у Федорова культ деторождения неразрывно связан с его проектом всеобщего воскрешения детьми отцов. Не знаю, как все это отразилось на жизни Станислава Бемовича, но однажды он приходил к нам в гости с очень приятной и интеллигентной женщиной. Мы очень за него порадовались тогда, но, видимо, преждевременно. Стасик остался одиноким загадочным книжным человеком, лишь время от времени совершающим по необходимости вылазки в мир.
Одной из таких вылазок стала его замечательная книга о литературных манифестах. Там есть, в частности, две такие главы: «Метаметафора» и «ДООС».
Когда КГБ в 1986 году отстранял меня от преподавания за религиозность, Стасик решился на мужественный поступок – пошел к ректору Владимиру Егорову, будущему министру культуры. Но тот честно и откровенно сказал, что отстранение исходит не от ректората, а от тогдашней Лубянки: «Что-то тут ведомственное!» Так передал мне Стасик тот разговор.
Помимо обшей дружбы со Шкловским связывала меня со Стасиком душевная и интеллектуальная приобщенность к учению великого имяславца и схимника, в миру Алексея Федоровича Лосева. Познакомила нас с ним Аза Алибековна Тахо-Годи – она читала в Литинституте античную литературу. Думаю, что Станислав Бемович не случайно покинул наш мир в день Святой Троицы. Он, так же как Лосев, был не только замечательным филологом, но и глубоким мистиком-тайновидцем.
Однажды мы встретились в книжном магазине «Фаланстер»: «Слушай, куда нас занесло? XXI век! Третье тысячелетие», – воскликнул он почти с ужасом. Сам он жил не столько во времени, сколько в Вечности.