Шарф – это то, что острей печали

Знаток языков и исследователь метафизики вещей Алеша Прокопьев. Фото автора

В рамках Жан-Жаковских чтений проекта «Культурная инициатива» в кафе «Жан-Жак» прошел вечер поэта, переводчика Алеши Прокопьева. В основном он известен поэтическими переводами с немецкого, шведского, датского языков; не так давно была презентована переведенная им книга Пауля Целана «Мак и память». Также он ведет цикл вечеров «Метаморфозы. Беседы о переводе». С оригинальными стихами Прокопьев выступает нечасто, но сейчас это был именно тот редкий случай.

Алеша Прокопьев начал вечер предысторией – рассказал о начале своей переводческой деятельности: когда поэт и переводчик Марк Фрейдкин предложил ему сделать переводы Эзры Паунда, он, конечно, взялся за дело, но последний все равно остался его нелюбимым поэтом. Затем речь пошла о поэтической стороне вопроса. Алеша сообщил, что его первая книга, вышедшая в 1991 году, называлась «Ночной сторож» (это было биографично: он действительно работал тогда ночным сторожем), вторая называлась «День един», а третья, вышедшая в 2003 году, – «Снежная Троя». Поэт отметил: немало стихов будет прочитано именно из нее.

Алеша Прокопьев читал звучно и четко, и это не случайно. В его поэтике чрезвычайно важен звук – часто происходит выраженная игра фонемами, морфемами, а «в пристежке» с этим – оттенками смыслов. Также важно было выделять ритмические единицы – интервалы меж строками. Вначале Прокопьев читал стихи из цикла «Метафизика одежды», идея которого зародилась из его беседы на кухне с поэтом Дмитрием Веденяпиным: поэты задались, казалось бы, простым, но ключевым вопросом – о чем писать стихи? Не пейзажи же описывать. Решили, что лучшее описание вещей – это углубление в их метафизику, и условились написать по стихотворению. Веденяпин забыл (или не захотел), а Алеша написал: «Шарф – это то, что острей печали:/ Шорохи. Фары. Песчаная эфа./ Встань и надень, что грачи кричали, –/ Черные крестики барельефа». Из того же цикла были прочитаны стихотворение «завернувшись в белый флаг…» и текст, в которой упоминается злое божество Киреметь: «и тогда все, что жжет из угла,/ обретает язык./ Сапожок/ говорит тебе: здравствуй, божок,/ я охотничий малый рожок/ и твоя ненаглядная мгла, –/ и тогда все кружится опять,/ и заклепок глазастая медь/ начинает учить Киреметь,/ как смотреть, и идти, и стоять».

В стихах Алеши Прокопьева интересен тонкий вибрирующий переход – когда копошащийся в сознании интеллектуальный языковой массив выплескивается или даже не выплескивается, а ритмически скачет по ступенькам, разлагаясь на корни, слоги, буквы, когда язык разбивается или, лучше сказать, автор хирургически точно его разбивает на кусочки и вновь собирает этот пазл, который танцует, кривляется, фонит. Разгадать его (или «расчувствовать») можно, только обладая таким же, как у автора, языковым вкусом. Среди использованного в стихах языкового фольклорного материала умилил удмуртский заговор – обращение к белке как к сестре: «Лё-лё-лё!»

Вечер завершился вопросами к автору. Отвечая на них, Алеша Прокопьев поведал о своих переводческих «любвях»: конечно, главная любовь – Пауль Целан, к которому приводит «силовая линия» немецкой поэзии – от Гёльдерлина, через Ницше, экспрессионистов и Георга Тракля. Но, по словам поэта, для него также важны нобелиат Тумас Транстрёмер и датская поэтесса Ингер Кристенсен. Вечер завершился традиционным неформальным общением.