Петников певчий, Малевич неопалимый

Крымский краевед Алексей Тимиргазин написал биографию футуриста Петникова, а литературовед Александр Парнис когда-то ходил к нему в гости. Фото Дмитрия Лосева

В Музей Старого Крыма, где прошли последние годы Григория Петникова, пришел молодой сотрудник Алексей Тимиргазин. На его глазах распаковывались коробки, открывались документы, свидетельства о неведомом поэте. Алексей стал расспрашивать старожилов города. «Ругался в очередях!» – вот все, что сохранила коллективная память. Молодой историк‑краевед так увлекся его жизнью, творчеством, самой личностью младшего футуриста, знавшего Хлебникова, Маяковского, Асеева, Пастернака, что решил написать его биографию, по сути, первую. Последовали девять лет упорного труда. Отработав день экскурсоводом, исследователь спешил в архив, общался с родными и знакомыми Петникова: здравствующей дочерью Мариной Григорьевной, семьей литератора Леонида Вышеславского и др.

И вот итог его усилий. На очередном заседании литературного клуба «Некрасовские пятницы» была представлена книга Тимиргазина «Узорник ветровых событий: Поэт Григорий Николаевич Петников». Вначале ведущий, поэт Сергей Нещеретов вспомнил строки Бродского: «Если выпало в империи родиться,/ лучше жить в глухой провинции у моря». Конечно, крымская земля, прославленная именами Грина, Сельвинского, Цветаевой, Мандельштама, Волошина, ни для кого из присутствующих глушью не была и не будет. Сергей подметил важную особенность героя вечера – эволюцию его (как бы сказали сейчас) имиджа: в пролеткультовской рецензии о нем было сказано, что тот «развлекает публику, играя головой на барабане» (кстати, это была клевета); а на закате жизни поэт примерял облик аристократа, академиста. Он вообще любил позировать: сохранились его портреты кисти Тырсы, Серебряковой, Альтмана, Тышлера... Много рисовала его Мария Синякова, сестра первой жены поэта.

Выступление исследователя футуризма Александра Парниса стало и обстоятельной рецензией на новинку, и блестящей лекцией. Ему, единственному из присутствующих, посчастливилось лично общаться с ее героем. Из воспоминаний Александра Ефимовича возник образ человека глубоко депрессивного (лишь в минуты просветлений способного работать), самовлюбленного, ревнивого. Молодой тогда филолог заваливал его вопросами о Хлебникове, о нем самом. Удивляясь теперь его терпению и своему «молодому нахальству», Парнис заметил, что, однако, эти бесконечные расспросы были способом узнать много ценного. Потрясающий эпизод: Петников жаловался всем, что в его архиве, сгоревшего в начале Великой Отечественной в Малоярославце, было почти сорок неизданных писем Малевича; вдруг не так давно письма «воскресли», появились в печати...

Редактор‑издатель Дмитрий Лосев рассказал о сложностях в работе русского издательства в Крыму, и конкретно в создании данной книги. Поэт, критик Данила Давыдов упрекнул автора в чрезмерном увлечении краеведением в ущерб филологии; книге недостает полного корпуса текстов Петникова. Поэт и переводчик Михаил Синельников не увидел в этом недостатка. Ведь задача книги была несколько иной: Тимиргазин попытался представить саму личность поэта. Хотя, по мнению Синельникова, Петников не столь одарен, как Хлебников, у поэта «с певучей, певческой фамилией» привлекательно «обращение к древнеславянской лексике, языкотворчество, соответствующее духу языка». Синельников уверен, что не стоит ожидать от поэтов миролюбия: «Война есть естественное состояние литературы».

«Второе объяснение в стихах» Петникова, написанное в конце жизни поэта, прочел Давыдов: «И белые птицы купаются в волнах,/ И флаг моей песни в просторе безбрежном,/И знаками молний расписано небо – /И мужеством снова рассвет мой наполнен».