Кастрюлю не едят, но без нее – нельзя

Сергей Нещеретов предложил публике свою лирику, эпиграммы и переводы поэзии. Фото автора

Уже не впервые в концертно-выставочном зале Государственного музея истории российской литературы в Доме Остроухова в Трубниковском переулке прошел бенефис московского поэта, переводчика, литературоведа Сергея Нещеретова. Дважды вступить в одну реку – можно, тем более если это «Лирика-река» (вечер назывался так).

На этот раз Нещеретов предстал поочередно в амплуа лирического поэта, переводчика поэзии с нескольких языков и автора эпиграмм. Его лирика – пример упорного движения к усложнению языковых, образных средств, тематического поля. Черты его письма – мрачноватость, отстраненность, ставка на звукопись и неологизмы: «Сдержу, дорожа головой,/ строку неудружно отмычью./ Лишь выждет отмаятник свой/ мечта, приодетая мыслью./ Цветами подманенный цвет/ без горчи закатится в кашель./ Пойдет на целебство нацед/ колечьем калечимых капель…» Объясняя собственное лирическое кредо, Нещеретов подчеркнул: «Я – формоман, рифмоман. Выражать душу стихами, пренебрегая подачей, – это как варить кашу без кастрюли. Кастрюлю не едят, но без нее – нельзя».

Познакомив зал с тремя десятками своих текстов, Нещеретов предложил всем совершить «путешествие по разным языкам, странам и даже континентам» и сначала прочел свой самый ранний, выполненный в 15 лет перевод – стихотворение американца Карла Шапиро «Полнолуние в Новой Гвинее», отзвук схватки США и Японии на Тихом океане в ходе Второй мировой: «В эти ночи пугает собою луна/ чутко дремлющих в светлом сиянье ее,/ накрывающем джунгли, холмы и нас,/ до поры, как моторов жужжанье встает,/ разгоняет наш отдых, и – прочь от сна,/ шлем, винтовка, ремень – ты уже готов/ ко всему, что тебе припасла война/ в узких дырах окопов, траншей и рвов…» Далее шли переводы 1990–2010-х: имажисты Фрэнсис Стюарт Флинт, Герберт Рид, англичане Уильям Блейк, Джон Китс, Уилфрид Гибсон, американцы Уоллес Стивенс, Теодор Ретке, француз Анри Мишо, удмурт Эрик Батуев, монгол Хадаа Сендоо, чей иронико-лирический монолог «Пианист и слон» подвел черту под переводным блоком: «Слон, хочу тебя удивить./ Я – не делец, промышляющий костью слоновой./ Я – не охотник с ружьем./ Слон, напрямик «Ямаху» мою/ Я приволок из театра в уголок твой зеленый./ Не волнуйся ты так! Хоть мой инструмент и велик./ Слон, смотри-ка – тебе одному я сыграю./ Милый слоник, давай, потанцуй же в такт./ Ну-ка, хоботом вскинь, вытяни уши…»

Переводы уступили место эпиграммам, которые то конкретны и адресны, то таят туманный намек: «Твой морок я переведу на быль/ за так, без кÓрысти:/ ты – эпигоночный автомобиль/ высоцкой скорости» (миниатюра «Одному неиздалекому»).

В виде интерлюдий между стихами звучали Бах, Бетховен, Рахманинов, Чайковский в исполнении студентки Московской консерватории, пианистки Чжан Юйхань из Китая. В завершение вечера филолог Виталий Гавриков высказался о специфике нещеретовской поэзии, которую «трудно сопоставить с какой-то традицией» ввиду постоянных попыток автора «переназвать явления, которые уже получили некие номинации», а художник Александр Лаврухин рассказал о начавшейся этой весной его работе над серией самодельных книжек (тиражом по 10 экземпляров), каждая из которых содержит одно стихотворение Нещеретова.