Ольга Божьева В состояние повышенной боевой готовности приведены части 201-й мотострелковой дивизия (мсд), дислоцированной в Таджикистане. С 1999 г. она имеет статус российской военной базы. В последнее время соединение стало объектом повышенного внимания и, судя по высказываниям некоторых политиков, в случае принятия политического решения может рассматриваться как возможный плацдарм развертывания сил для ведения военных действий против банд международного терроризма.
А ведь этого уникального воинского формирования могло бы и не существовать на территории Таджикистана, если бы его во времена развала СССР постигла участь многих подобных дивизий, выведенных с территорий бывших союзных республик, как это случилось, например, в той же Чечне. 201-ю тогда спасли от уничтожения не политики, не российский президент, не Генеральный штаб, а ее офицеры. В этом смысле история мсд уникальна.
Сформированная в 1943 г., она создавалось для прорыва блокады Ленинграда. Более, чем пятидесяти воинским частям и соединениям тогда присвоили почетное наименование Гатчинских, но до наших дней в строю осталась только 201-я.
Она последней выходила из Афганистана, БТР на котором Борис Громов со знаменем 40-й армии подъезжал к мосту, до сих пор находится в целости и сохранности. Тогда 201-я вернулась в Таджикистан к месту постоянной дислокации.
В 1991 г. практически полностью открылась южная граница, и в Россию хлынуло оружие. Еще во время войны в Афганистане оно переправлялось массовыми партиями и складировалось на территории Таджикистана. В республике началась гражданская война, были разворованы склады при военкоматах и ДОСААФ, оппозиция разоружила милицию, попыталась отобрать оружие и у российских военных. Но, несмотря на то, что дивизия тогда сильно "похудела" - срочники разбежались, и в караул ходили одни офицеры, не был разграблен ни один склад, принадлежащий 201-й мсд.
Воинские части пребывали в осаде, офицерам пришлось забрать в казармы семьи, они не могли больше жить вне охраняемой территории. Люди бросили благоустроенные квартиры в военных городках. Впоследствии туда заселились местные жители, и сегодня офицеры дивизии снимают у них свое же собственное жилье.
Не выплачивалось денежное довольствие, не хватало продуктов питания, нормального медицинского обеспечения, дети не учились. Офицеры 201-й даже предъявили ультиматум Верховному главнокомандующему: в том случае, если он не считает необходимым их присутствие на границе с Афганистаном, но не имеет возможности вывести отсюда войска, они готовы посадить на броню жен, детей и вместе с техникой, отстреливаясь, пойти маршем через все независимые республики в Россию.
Видимо, почувствовав неизбежный международный скандал, в Москве приняли меры, чтобы изменить сложившееся положение, и уже в 1992 г. сюда стали присылать призывников, деньги и продовольствие.
Тогда офицеры 201-й спасли не только свою дивизию, но и выполнили задачу, решение которой оказалось не под силу политикам - сохранили военное присутствие России в регионе, откуда постоянно исходит угроза безопасности нашей страны, а сегодня фактически - всему миру.
АРМИЯ ВНЕ ПОЛИТИКИ...
Во время проведения в Таджикистане операции по урегулированию политического кризиса, в которой участвовали подразделения вооруженных сил Узбекистана, Казахстана и Киргизии, батальон из 201-й, составлял костяк международных миротворческих сил и очень плотно взаимодействовал с миссией военных наблюдателей. В докладе генерального секретаря Организации Объединенных Наций неоднократно отмечался вклад дивизии в установление мира на таджикской земле. Но, несмотря на это, международная организация так и не признала наши войска как свою структуру. По правилам ООН в коллективных миротворческих силах не могут принимать участия соседи страны, в которой проводится такая миротворческая операция, а также государства, имеющие особый интерес. Таковыми в первом случае рассматривались Узбекистан, Киргизия и Казахстан, во втором - Россия.
В 1999 г. Москва и Душанбе подписали Договор о статусе и условиях пребывания российской военной базы на территории Таджикистана. Имелось в виду, что в нее будет преобразована 201-я дивизия. Но до сих пор на правительственном уровне ведется работа по созданию пакета документов, регламентирующих в рамках договора различные направления деятельности такой базы, и когда закончится этот процесс сказать довольно сложно. Поэтому у командования соединения возникает множество проблем, которые требуют решения на дипломатическом уровне.
До сих пор не отрегулирован вопрос вывоза бронетехники на ремонт в Россию через границы сопредельных государств. Даже вагоны с вещевым довольствием для дивизии иногда несколько недель стоят на границе с Узбекистаном или Казахстаном. Там существуют взаимные задолженности и финансовые претензии сторон друг к другу, в результате просто происходит шантаж с использованием российских грузов. Технику, запчасти или топливо приходится доставлять самолетами военно-транспортной авиации. Такая же проблема и с боеприпасами. Попадая в Ил-76, они по стоимости сразу же становятся "золотыми", а выстреливаются всего лишь за одно полковое учение.
Правда, после того, как Анатолий Квашнин решал этот вопрос в Узбекистане на самом высоком уровне, в дивизии почувствовалось, что составы стали гораздо быстрей пропускать через границу. Конечно, начальник Генерального штаба, человек заинтересованный, тем более он этой дивизии "не чужой", сам служил здесь еще лейтенантом - командиром танкового взвода, но все же почему не занимаются этой проблемой дипломаты или депутаты?
Но, самое главное, что из-за юридических и таможенных препонов в дивизию вообще не поступает современное вооружение.
Денежное содержание офицерам и контрактникам выплачивается в срок, и полностью. Хотя полностью ли? Если они находятся на территории СНГ, то им должны платить командировочные из расчета 20 долл. в сутки, как это делается везде. В Таджикистане такого нет. Все опять упирается в нерешенность правовых проблем.
Любой представитель таджикских правоохранительных структур может остановить российского офицера и потребовать документ на право пребывания в стране. И он будет прав: на каком основании на территории суверенной страны находится иностранный военнослужащий? Поэтому во избежании различных сложностей (и в целях безопасности, конечно) российским военным запрещено покидать территорию части в зимнее время после 18, а в летнее после 20 часов.
В Душанбе на аэродроме поочередно заступают на боевое дежурство подразделения различных авиационных полков. Летчики стремятся сюда попасть, так как командование 201-й дивизии выделяет керосин регулярно, и пилоты могут выполнять по три летных смены в неделю, а на аэродромах постоянного базирования только две в месяц.
Но и здесь многое упирается в вопросы, которые опять же, не должны быть заботой военных. Дело в том, что авиаполки базируются в аэропорту Душанбе, где все приходится согласовывать с хозяевами. Когда в стране присутствовал контингент миротворческих сил (КМС), действовало межправительственное соглашение, по которому стоянки, аэродромное обслуживание, воздушное пространство - все, за исключением топлива, выделяется страной пребывания бесплатно. КМС расформировали, соглашение автоматически потеряло силу, а другого пока не существует. И то, что здесь принимают российские военные самолеты - просто акт доброй воли со стороны руководства аэропорта! Военным приходится договариваться о своем пребывании, используя лишь дружеские связи. Им, правда, почти всегда идут навстречу, но только в тех случаях, когда не требуется больших материальных затрат. К примеру, летать в ночное время они не могут из-за того, что включать аэродромное освещение и аппаратуру ночного видения очень дорого. А кто будет за это платить?
При этом нужно учитывать, что у афганской стороны имеется свыше 360 летательных аппаратов. Это в основном самолеты советского производства: Су-22, Ан-24, Ан-12, МиГ-23 и даже один Ил-76. Есть на вооружении и вертолеты Ми-8 и Ми-24. Ими используются машины, в свое время переданные кабульскому просоветскому режиму или частично закупленные в Пакистане. Только у "Талибана" есть около 100 единиц авиатехники. Причем талибы создали ремонтные заводы, набрали специалистов и восстановили самолеты.
КОНТРАКТНАЯ ИЛИ ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ?
Сформированная полностью на контрактной основе, 201-я мсд в каком-то смысле может служить прообразом профессиональной армии, которую мы пытаемся строить. В дивизии нет ни одного(!) солдата срочной службы. Но это, как выясняется, в свою очередь рождает другие сложности.
"В 1992 году, - рассказывал подполковник Юрий Денисов заместитель командира 191-го мотострелкового полка, позиции которого находятся у пограничной реки Пяндж, - когда сюда десантом бросили батальон пехоты, у меня было 4 сотни бойцов-срочников. Эти мальчишки не знали страха, у них он просто еще не сформировался. Мне приходилось их бить по затылку, чтобы пригибались в окопах. Тогда мы мечтали о контрактниках, думали, что это будут - профессионалы, которые многое умеют. Но, к сожалению, пока все получается не так".
Офицер или солдат может попасть на "передовую" не ранее, чем через 3 месяца после прибытия в полк. Должна пройти климатическая адаптация, обязательная вакцинация против гепатита, малярии, чумы, брюшного тифа. Но самое главное - за этот срок новичка проверяют, так сказать, по всем статьям.
Контингент присылаемых из России рекрутов - это часто "головная боль" командиров. Из вновь прибывшей партии отсеивается от 15 до 50%. Малейшее подозрение на профзаболевания, низкую нервно-психическая устойчивость - таких, тут же отправляют обратно. Высокие требования абсолютно оправданы, поскольку ежесуточно половина личного состава находятся на боевом дежурстве с оружием в руках.
То, что многие контрактники абсолютно непригодны к службе, видно сразу же в первый день, но почему-то не заметно тем, кто отвечал за отправку таких "бойцов" в воинскую часть. Видимо, кому-то выгодно рапортовать о количественных показателях призыва по контракту, и такая малость, как профессиональная непригодность, просто не берется в расчет.
Офицеры в дивизии говорят, что если заставить военкоматы на "большой земле" платить за перевозку "брака", то пользы было бы больше для всех. В последнее время особенно неблагоприятный контингент приходит с Дальнего Востока, из Московского военного округа.
Примерно 20% контрактников уходят сами, понимая, что попали не туда - приехали "повоевать", а тут ни войны, ни крови. Большинство уезжает по финансовым соображениям. Знаете, сколько они получают здесь? От 1700 до 2000 руб., причем последняя цифра - это сумма выплат солдату, уже имеющему выслугу!
Но самая острая проблема для командиров - наркотики. Уже на первом этапе отбора многие военнослужащие признаются, что пробовали их, причем отнюдь не "легкие". Наркоманов довольно сложно выявить. Если раньше потребление было связано с иглами и шприцами, то сейчас героин принимается столькими способами, что при телесном осмотре, который проводится ежемесячно на предмет инъекций, ничего невозможно заметить. Офицеры дивизии считают, что в каждом полку необходим свой нарколог.
Применяется и система анонимного анкетирования. Если, к примеру, личный состав роты единодушно пишет, что нужно срочно кого-то убрать из части, то это выполняется сразу же. Причем уже пришло осознание того, что наркоман с автоматом опасен. Солдаты такому часто сами говорят: "Браток, мы не пойдем к командиру, но давай-ка сам напиши по собственному┘"
И вот когда уже проведен тщательный отбор, возникает другая задача - обучение. Даже если эти люди и служили ранее в армии, то, как правило, в других родах войск, а здесь их должны посадить на БТР или в танк. Система обучения, естественно, предполагает не просто курс лекций, а освоение техники, выезды на полигоны, стрельбу из всех видов оружия и т.д. Это в свою очередь означает большие материальные затраты. Но контрактник имеет право уволиться и на этапе подготовки, и для офицеров тогда начинается тот же "круговорот", но уже с новым солдатом.
Офицеры 201-й дивизии считают, что в военных округах или при военкоматах должны существовать учебные центры, где должны отбирать желающих служить, затем 2-3 месяца обучать и после этого заключать с ними контракт на один год. А через год после аттестации уже командиры будут решать вопрос о продолжении службы. Но лишь одно маленькое уточнение: в этом случае человеку надо выплачивать значительно большее денежное содержание, чем сейчас.
Кроме того, командиры дивизии поднимают еще одну кадровую проблему. Как показала практика, по ряду объективных причин, на некоторых должностях гораздо лучше любых мужчин с обязанностями справляются женщины-военнослужащие.
В ротно-тактических группах приказом определены нештатные психологи, это, как правило, очень опытные женщины - медики или педагоги. Солдаты им непосредственно не подчинены, а значит обсуждать служебные проблемы с ними проще, да и общаются с женщинами-психологами гораздо охотнее, чем с офицерами-воспитателями.
Система подготовки последних разрушена, подобных специалистов готовит только Военный университет. Причем лейтенантов выпускают абстрактно для всех видов ВС. Прибывая в войска, они даже не знают техники, на которой работают его подчиненные. Может ли иметь авторитет этот двадцатитрехлетний юнец у тридцатилетнего контрактника, прошедшего огни и воды? Разве пойдет он к такому "психологу-воспитателю" делиться своими проблемами? Но Военный университет продолжает ежегодно штамповать "спецов", уровень подготовки которых, как не раз жаловались офицеры дивизии, абсолютно не отвечает даже сегодняшним требованиям, не говоря уже о перспективе. Вот поэтому и приходится создавать в соединении группы внештатных психологов.
Новая война XXI в. заставляет серьезно задуматься о проблемах строительства армии, которая будет вынуждена вести такую войну, и она не должна строится по старым принципам.
Душанбе-Куляб-Москва
