Владимир Зуев
Главе белорусского военного ведомства генерал-лейтенанту Андрею Равкову приходится объяснять журналистам и общественности, почему среди его подчиненных вновь распространяется дедовщина. Фото с сайта www.tut.by
Белорусской фемиде понадобилось год и месяц, чтобы поставить юридическую точку в расследовании громкого дела, связанного с гибелью солдата срочной службы в 72-м объединенном учебном центре (оуц) подготовки прапорщиков и младших специалистов. «НВО» подробно рассказало о ЧП в марте текущего года в материале «В белорусскую армию вернулась дедовщина». Вкратце, 3 октября 2017 года в подвале одного из зданий этой элитной и самой крупной в Вооруженных силах Республики Беларусь (ВС РБ) воинской части (дислоцируется в микрорайоне Печи города Борисова, что в 70 км на северо-восток от Минска) нашли повешенным 21-летнего рядового Александра Коржича. Ситуация тотчас вызвала широкое сочувствие в обществе. Дело держал под личным контролем сам президент и главнокомандующий Александр Лукашенко, повелевший обеспечить при расследовании максимальную гласность.
Полгода следствие не могло внести ясность: сам срочник наложил на себя руки, довели его до удавки сослуживцы и командиры, или же он был убит последними с маскировкой преступления под суицид. В конце апреля дело было завершено. И вроде бы состоялся суд. Но через четыре месяца, в августе, стартовало некое «окончательное» судебное разбирательство. И вот 5 ноября Минский областной суд вынес приговор. На длительные сроки в колонии усиленного режима с конфискацией имущества были осуждены бывшие сержанты Евгений Барановский (на 9 лет), Антон Вяжевич (7 лет) и Егор Скуратович (6 лет).
Троица признана виновной в доведении подчиненного им солдата до самоубийства. Одновременно суд вынес частное определение министру обороны Беларуси генерал-лейтенанту Андрею Равкову.
Поскольку и в Российской армии подобные рецидивы в войсках еще не изжиты (хотя о случаях из ряда вон в последние годы не слышно, в то время как до 2012 года таковых было разительно много), будет небезынтересно взглянуть на белорусский опыт борьбы с дедовщиной. Любопытно и то, какие ее формы были выявлены в войске союзного государства в связи с «делом Коржича».
МИНОБОРОНЫ РБ: «НЕ ВИНОВАТЫЕ МЫ!»
Осужденные свою вину признали частично и не согласились с тем, что, по сути, ежедневным вымоганием денег и, скажем, принуждением к силовым упражнениям в противогазе во внеурочное время никак не могли довести рядового до такого отчаяния, что он решил повеситься. Мать погибшего, Светлана Коржич, приговором тоже не удовлетворена. Она не верит в самоубийство сына, убеждена, что его убили, и хочет донести свою позицию лично до Лукашенко. Перспективы встречи с главой государства у нее близки к нулю, поскольку дело рядового Коржича «и без того слишком затянулось», и Батька не станет «лишний раз» будоражить столь неприятное для него как для Главкома прошлое.
Что касается Министерства обороны, то оно изначально «наступательно» делает все для того, чтобы «этот досадный случай» (при том шокирующем обстоятельстве, что солдат провисел в петле неделю и его никто не хватился) в обществе поскорее забыли. Показательно, что еще за пару недель до суда, 25 октября, генерал Равков провел плановый ежегодный семинар с руководителями республиканских СМИ. Причем прошло мероприятие не в Печах, что было бы логичным в сложившейся ситуации (дабы показать зачистку дедовщины в конкретном месте), а в Осиповичах (100 км на юго-восток от Минска, в Могилевской области) – на базе 51-й гвардейской артиллерийской бригады. Большую часть своего выступления перед съехавшимися медийщиками министр посвятил «доказательствам» того, что военные меньше всего виноваты как в произошедшем с рядовым Коржичем, так и в прочих негативных явлениях, наблюдаемых ныне в армии. По его словам, «в более 90% воинских частей преступлений и происшествий нет, подавляющее большинство подразделений являются настоящими центрами обучения и воспитания военнослужащих».
А вот как он трактует трагическое происшествие в 72-м оуц, в ходе расследования которого «было опрошено более 800 человек»: «Что же было реально? Было злоупотребление властью и ненадлежащее выполнение обязанностей по поддержанию уставного порядка, полная бесконтрольность за личным составом со стороны должностных лиц конкретной учебной танковой роты, прежде всего командира, который сам оказался на скамье подсудимых. Было халатное отношение к обязанностям со стороны бывших руководителей школы подготовки младших специалистов и самого учебного центра. Имели место факты превышения власти, выразившиеся в грубости, хамстве, нанесении побоев своим подчиненным сержантами, которые закономерно оказались на скамье подсудимых. Было так называемое соматоформное психическое расстройство военнослужащего. За непринятие мер по поддержанию правопорядка виновные лица уже понесли наказание, а те, чьи действия или бездействие содержат признаки преступления, ждут решения суда».
Все это, разумеется, очень печально, но эти правонарушения не являются системными, убеждал Равков: «4-я учебная танковая рота располагается на том же этаже казармы, где и 3-я рота, в которой проходил службу Александр Коржич. Но в 4-й роте нет ни одного правонарушения». Это выяснилось в процессе той же «доскональной проверки».
Особенно министр обороны гордится тем, что «случаи гибели личного состава – это самые низкие показатели за четверть века» (добавляя, что «даже единичные факты смерти оправдать и объяснить нельзя»). Еще в феврале он озвучил такие данные: в 2017 году суицид совершили три солдата из призыва, годом раньше – четыре человека. И это-де «ничтожно мало» по сравнению с 1995 годом, когда «было 42 факта самоубийств». Очевидное спекулятивное сопоставление. Потому как в середине 90-х вновь образованное белорусское войско переживало наследие упраздненного Белорусского военного округа, численность которого на момент развала Союза ССР составляла под 240 тыс. человек, и уменьшалась она отнюдь не семимильными темпами. А нынешняя армия РБ насчитывает 51 тыс. военнослужащих (и 14 тыс. гражданского персонала). Потому сравнивать надо не абсолютные цифры, а коэффициенты – количество суицидов на 1000 человек. Тогда увидим, что число самоубийств в белорусской армии – «наследнице всего самого лучшего советского» (так официально позиционируется) – действительно сократилось более чем в 2 раза. Однако опять же вряд ли правомерно соотносить, по сути, армии пусть и близких, но совершенно разных эпох. Нельзя не помнить о том, что на просторах развалившегося Союза в «крутые 90-е» везде наблюдалось резкое увеличение числа самоубийств.
Не раз в течение года Равков давал понять, что дедовщина в немалой степени порождается и «низким качеством призыва», который в последние годы поступает в войска. В Осиповичах под этот свой тезис он подвел такую удручающую цифирь. В последние годы около 60% новобранцев задерживались милицией за административные правонарушения. Порядка 5% имели опыт криминального поведения. В последнем призыве ранее судимые составили 6,6%. За хулиганство состояли на учете милиции 14,7%. Плюс к тому: наблюдались у психиатров – 4,9%, в наркологическом диспансере – 3,7%. «Только за девять месяцев текущего года военными психологами и медицинским персоналом в войсках выявлено более 160 военнослужащих срочной военной службы, имеющих психические заболевания или расстройство поведения, все они комиссованы, – констатировал министр. – Почему их не выявили медкомиссии при призыве – это отдельный вопрос. Отмечу, что вопросы медосвидетельствования, самого призыва – это вопросы соответствующих госорганов. Из военных в составе призывной комиссии только военный комиссар».
То есть этим Равков как бы подвигает внимающих ему к мысли о том, что «вот с каким контингентом нам приходится работать, что же вы от нас, военных, хотите».
ДОЛОЙ НАУЧНОЕ НОВАТОРСТВО!
На самом деле все обстоит далеко не совсем так, как разрисовывает Равков. Все эти «честные признания» – вынужденные. И они работают на большой миф об «открытости и прозрачности белорусской армии», навеянный обществу мощью пропаганды, которой занимается главным образом идеологическая структура белорусского МО.
В нулевые «НВО» не раз ставило в пример российскому военному руководству достижения белорусского командования в плане изжития дедовщины в войсках. По сути, с ее «махровыми» проявлениями (жестокий мордобой с калечениями и убийствами, что было бичом в Советской армии) определенно покончили уже к 2005 году.
Кстати, ряд военных аналитиков в России и Белоруссии высказывали мнения, что осуществившему эти реформы генерал-полковнику Леониду Мальцеву за его вклад в дело создания новой национальной армии «без дедовщины», в которую вернулись сотни офицеров, ранее разочаровавшиеся в военной службе, стоило бы присвоить звание Героя Беларуси. Но Батька не оценил по достоинству поистине выдающийся вклад Леонида Семеновича. И это в то время, как почетные Золотые Звезды в первом десятилетии 2000-х были вручены ряду крупных руководителей из госструктур (например, одному губернатору, главе Нацбанка), промышленных и сельскохозяйственных предприятий, даже художнику и митрополиту Минскому и Слуцкому Филарету. Ни в коей мере не умаляя заслуг этих Героев Беларуси (в последний раз это звание было присвоено в 2014 году – четырехкратной олимпийской чемпионке биатлонистке Дарье Домрачевой), тем не менее нельзя не поражаться тому, что среди них всего один военный – реально совершивший воинский подвиг подполковник авиации Владимир Карват: в 1996 году он ценой собственной жизни спас, возможно, многие другие, отведя падающий в результате отказа систем управления 30-тонный истребитель Су-27 от населенного пункта.
Теперь же очевидно, что многое вернулось на круги своя с момента ухода в 2009 году Леонида Мальцева с поста министра обороны (он потом последовательно возглавлял Совбез и погранведомство республики, а сейчас доктор политических и кандидат социологических наук живет на пенсии в Минске и работает проректором по инновационной и научной работе Международного университета «МИТСО»). Словно скучно жилось без дедовщины его преемникам генерал-лейтенантам Юрию Жадобину (возглавлял военное ведомство до 2014 года) и Андрею Равкову. Они по большому счету похоронили всю ту важнейшую, научно выверенную практику своего старшего товарища, выработанную и внедренную им на научной основе в ходе масштабной военной реформы 1999–2005 годов и в последующие несколько лет. Что называется, командиры от окопа и брони (Равков – выпускник Московского ВОКУ, Жадобин – Казанского танкового ввуза), убежденные «казарменники», работающие «от КПП и до отбоя», они и подходы к обузданию дедовщины привнесли (и эта практика продолжается) такие, какие имели место в советское время. А это невынесение сора из избы, тихое привлечение к ответственности виновных своей властью с недоведением, по возможности, дела до суда и аналогичное наказание непосредственных командиров и их начальников, полное умалчивание любых ЧП в СМИ. Поэтому с 2009 по 3 октября 2017 года в ВС РБ в этом смысле царили тишь и благодать.
Отчасти подобное мнение высказал возглавляющий в Минске аналитический проект Belarus Security Blog негосударственный эксперт Андрей Поротников, который ранее служил в следственном аппарате МВД. Он, правда, явно перегибает палку, когда говорит, что «гибель рядового Александра Коржича вызвала, можно сказать, внутриполитический кризис». Это очевидная выдача желаемого за действительное, чем страдают все подобные белорусские неподконтрольные власти структуры, спонсируемые из-за рубежа. Общество, конечно, «воспряло ото сна», но не до такой степени, чтобы «хвататься за вилы». Да и власть эффективно сориентировалась: официальные извинения матери от лица самого Лукашенко, оперативное и невиданное доселе информирование общества о ходе расследования.
В упомянутой мартовской статье «НВО» подробно рассмотрело целый ряд случаев с гибелью и увечьями солдат в войсках на почве дедовщины, которые произошли в годы «после Мальцева», и каждый из них мог стать «делом Коржича». Но военному руководству удавалось затушевывать эти ЧП. Поэтому рано или поздно должно было «рвануть». И когда «рвануло», бросились шерстить войска небывало дотошно. «Мы возбуждали уголовные дела по малейшим фактам грубости, превышения власти, – рассказывал в феврале Равков. – Таких уголовных дел за период с октября 2017 года по январь 2018-го возбуждено 48 в 16 воинских частях, которых в наших Вооруженных силах чуть больше 300, в том числе 22 дела – в 72-м оуц». По его же словам, с 2014 по 2017 год «по фактам нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, включая те, которые не были сопряжены с насилием» было возбуждено 70 уголовных дел. Итого, 118 в годы руководства военным ведомством генерала Равкова, или 2–3 в месяц. Многовато для армии, которая за десяток лет до того не имела проблем с дедовщиной. Сколько дел возбуждалось «за пятилетку» Жадобина – официальных данных нет. Можно лишь предположить, что поначалу по инерции после Мальцева не было, а потом «полезло».
25 октября в Осиповичах, выступая перед руководителями СМИ, Равков уточнил, что в 2017 году было возбуждено 36 уголовных дел по фактам нарушений уставных правил взаимоотношений, а за девять месяцев 2018-го – еще 29. Итого, 63 – по три в месяц.
То есть и невооруженным глазом видно, что «Печное дело» породило кампанейщину в борьбе с дедовщиной. При этом по линии МВД о наличии правонарушений в армии были проведены опросы около 18 тыс. граждан, ранее уволенных из Вооруженных сил, а также их родственников. Но здесь нарыли до смешного мало: «По результатам проверок получены основания для возбуждения одного уголовного дела в отношении командира подразделения за уничтожение скоропортящихся продуктов питания, принадлежавших военнослужащему, а также одного дела по факту хищения мобильного телефона».
 |
| Образцово-показательный 72-й объединенный
учебный центр не смог отразить натиск вируса неуставных взаимоотношений. Фото с сайта www.vsr.mil.by |
Однако на этом фоне такой зашкаливающей дедовщины, о которой ранее никто даже не подозревал, белорусский Главком проявил очевидную непоследовательность в оценке деятельности руководства МО. Вроде бы 13 февраля на заседании Совбеза Лукашенко устраивает Равкову адекватный публичный разнос: «Из рук вон плохо, что в Министерстве обороны оказались упущены вопросы работы с личным составом. Чем занимается идеологическая и воспитательная вертикаль в военном ведомстве? По всей видимости, соответствующие руководители закрылись бумагами, формализмом и давно устаревшими формами работы». А 31 мая на очередном совещании национального Совбеза Батька куда как остывает: «Мне докладывают, что в армии сохраняется устойчивая тенденция к сокращению количества правонарушений (по официальным данным, в ВС РБ коэффициент преступности – количество совершенных преступлений на 10 тыс. человек – в 2017 году составил 21,2, в то время как по республике – 90,9. – В.З.). Но в то же время в 2017 году зафиксирован значительный рост фактов неуставных взаимоотношений. Хотел бы, чтобы мне доложили, с чем это связано. Это что, действительно такой всплеск безобразий по так называемой неуставщине или должностные лица Минобороны и других компетентных госорганов повысили требовательность и начали все это учитывать?»
Нивелировка в последнем спиче белорусского лидера в сторону приуменьшения вины руководства Минобороны видна невооруженным глазом. Это произошло на фоне обнародованных в конце апреля сведений по завершению расследования ЧП в 72-м оуц и суда над виновниками трагедии в Печах. Подобные суды имели место и по фактам вскрытия случаев дедовщины в других воинских частях – они продолжались в течение весны-лета и захватили осень. Процессы эти довольно своеобразны, поэтому стоит рассказать о них более или менее подробно.
ПО НЕУСТАВЩИНЕ – «37-М ГОДОМ»!
Суды помимо «облико морале» виновных в смерти Коржича трех экс-сержантов из Печей и глумителей в других частях выявили довольно удручающую картину с нынешним качеством призываемых в белорусское войско. И что теперь с этим делать, не очень понятно.
Так, в Борисовском райсуде полгода проходили слушания по делу экс-офицера Глеба Чайковского, служившего в тех же Печах и тоже выведенного следствием на чистую воду в рамках расследования подконтрольного главе государства дела. По данным следствия, Чайковский 16 раз «прикладывал руку и ногу» к солдатским физиономиям и телам. Подчиненные срочники доводили своего командира порой до того, что иной раз он даже брался и за саперную лопатку, которой хлопал нерадивых кого по спине, а кого и по голове (благо, не ребром по шее). Изощрялся: однажды заставил принести и держать некоторое время пару столбов весом по 25 кг каждый. Эти факты подтвердили более десяти военнослужащих, которые находились у бывшего старшего лейтенанта в подчинении.
Сам же Чайковский объяснял свои действия «чрезвычайной проблемностью» молодого пополнения, которое сейчас приходит в белорусскую армию, и исправить это за несколько месяцев учебки сложно. Немедленно уволенный из армии командир пытался донести до судей, что метод убеждения давно не действует на таких солдат, а потому «без физического наказания было невозможно обойтись, ведь других методов у меня не было».
«Большинство солдат необразованные – арифметики в пределах десятка не знают. Как с такими умственными способностями овладеть сложной техникой?! И львиная доля моего времени уходила на то, чтобы не допустить несчастного случая», – также говорил он. Пытался убедить фемиду, что «бил подчиненных не с целью сделать им больно, а чтобы они преодолели страх перед военной техникой»: «Ведь никто потом не обращался за медицинской помощью и не жаловался». А то, что будто бы приказывал кому-то бревна держать, – вообще чепуха: «Приказ был принести бревна и составить их как надо, а зачем солдаты их держали в руках, мне неизвестно».
Признав вину по части эпизодов, Чайковский заявил суду, что после случившегося у них в части «громкого дела» приехавшие следователи во исполнение указаний сверху весьма ретиво отрабатывали свой хлеб в том плане, что кричали на некоторых его бывших подчиненных, чтобы получить от них нужные показания. И преуспели в своих стараниях.
26-летний старлей понимал, что он – не «батяня-комбат» (хотя бы в силу возраста), но в «старшие братья» 18–20-летним юношам вполне годится. Исходя из этого «учил и воспитывал» – в том числе и «подзатыльниками», и посредством саперной лопатки... Лишив Чайковского офицерского звания, суд приговорил его к трем годам исправительной колонии усиленного режима, а после нее ограничил в праве в течение пяти лет занимать должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных обязанностей.
Сродни этому делу и осуждение 25-летнего прапорщика Игоря Хищенко, который тоже служил в том же 72-м оуц. Правда, его процесс напрямую со смертью Коржича не связан: в поле зрения правоохранителей он попал еще весной 2017 года. Тем не менее весьма кстати! Хищенко позволял себе ударить солдата кулаком по лбу или деревянной указкой по плечам. Также ему вменили в вину, что иной раз после отбоя он приходил в казарму с… электрошокером. Иногда оскорблял словами – на этот случай тоже подыскалась соответствующая уголовная статья. Но хотя на него показали 18 потерпевших, далеко не каждый из них открыто осуждал судимого. Последний тоже лишь частично признал вину, объясняя свою «несдержанность» так: «Надо было как-то воздействовать, а слова до них не доходили».
Это ж какой «коэффициент тупости» у белорусских призывников, что после прихода их в казарму командирам мало кулака, указки и лопатки, а надо брать и «более эффективный» шокер! Так ведь и до чего покруче дойдет!.. Приговор прапорщику Хищенко: пять лет усиленного режима, лишение звания, конфискация имущества, ущемление в правах на занятие определенных должностей...
Под сурдинку в одном из судов Гродно проходили слушания по делу старослужащих сержанта 20-летнего Владислава Ельца и 24-летнего ефрейтора Максима Малышко из дислоцирующейся в этом областном центре 6-й отдельной гвардейской механизированной бригады. Судя по репортажам местной прессы из зала заседаний, здесь разыгрывалась та еще комедия.
Пару обвиняли в том, что в августе 2017 года на полигоне они заставили отжиматься по счету пятерых истопников, которые ночью недоглядели за буржуйками в одной из палаток. Печки затухли, и 20 спящих под шатром солдат, в том числе и два упомянутых сержанта, «сильно померзли». Елец и Малышко озверели до того, что еще и «пробивали лося»: заставили салаг скрестить на лбу ладони и сильно били по ним, а также по плечам и – уже ремнем с пряжкой – по мягкому месту. По изначальным показаниям потерпевших, им было так нестерпимо больно, что от их криков проснулся командир взвода. Офицер осмотрел солдат, но, не найдя следов побоев, решил к сержантам-«глумителям» никаких мер не принимать и ротному о случившемся не докладывать. Скрыл! В этом описании нет утрирования. Леонида Гайдая на сию историю не хватает!
Строгая гродненская фемида подошла к «делу избитых истопников» очень принципиально. Прокурор Артур Валентукевич запросил для бывшего сержанта Ельца аж четыре с половиной, а для Малышко как для его пособника три с половиной года лишения свободы в колонии усиленного режима – и суд в полной мере откликнулся на это праведное пожелание. Причем выносивших приговор ни малость не смутило, что «жертвы дедовщины» по-партизански молчали с августа 2017 года, а в ноябре вдруг заявили. После чего многократно меняли показания, путались в них, что четырежды было зафиксировано письменно. На суде лишь один из пострадавших поддержал позицию прокурора. На что Малышко удивленно оглянулся: «Ты что, хочешь меня посадить?» Остальные потерпевшие подали тихие голоса в пользу того, что «сажать никого не хотят». Более того, в конце концов никто из участников процесса не возразил, что насилия вообще не было.
В последнем слове обвиняемый Малышко высказал со знанием дела («Я отслужил полтора года и знаю эту систему»), почему якобы избитые солдаты давали такие показания: «У них нет своего слова в армии. Это роботы. Им сказали, как и что сделать, они так и сделают, чтобы не иметь проблем. Они не могут отказаться от своих слов, так как их сразу накажут. Их заставили это сказать».
Адвокаты просили суд оправдать их подопечных. Один из защитников тоже обратил внимание суда на то, что парней явно хотят посадить только из-за шумихи вокруг «дела рядового Коржича» – дабы как можно лучше отчитаться перед Центром. Аналогичный момент наблюдался и в процессе привлечения к уголовной ответственности троицы, которая, по версии следствия и суда, довела до петли рядового Коржича. Бывшие сержанты Барановский, Вяжевич и Скуратович на суде также заявляли, что расследующие дело сотрудники КГБ не только угрожали им, но и избивали, и в итоге добились, что все трое написали заявления с повинной на имя председателя комитета. Генпрокуратура РБ провела соответствующую проверку, но не нашла предмета для возбуждения уголовного дела в отношении гэбистов. По словам адвокатов осужденной троицы, вся эта проверка была основана лишь на сведениях КГБ, а подзащитных не сочли нужным опросить. Сам КГБ никаких официальных заявлений по этому поводу не делал.
Это гэбистское причастие к «делу Коржича» – очевидный фарс. Возможно, госбезопасность и надо было привлечь к расследованию: а вдруг шпионаж, Коржич что-то прознал, его и… Но дальше-то, когда выяснилось, что это чистый неуставняк – при чем здесь КГБ?!
«Вообще же атмосфера вокруг этого дела гнетущая, – с грустным юмором говорил в те дни «НВО» один из войсковых белорусских офицеров. – Этакий, знаете, 37-й год на новый лад, без расстрелов, но с тенью от ГУЛАГа! Ощущение такое, будто белорусский Следком вкупе с КГБ изобличает разветвленную по всей армии шпионскую сеть, выходит на деятелей теневого армейского бизнеса или тщится схватить с поличным кровожадных торговцев органами юных солдат-срочников...»
На майском заседании Совбеза белорусский Главковерх попросил главу военного ведомства проинформировать, какие меры предпринимаются для наведения порядка в армии, повышения мотивации и улучшения условий службы. А органам прокуратуры адресовал вопрос, почему система разворачивается только после чрезвычайных происшествий: «Думаю, нашей Генеральной прокуратуре и прокуратуре вообще пора уже от эпизодических заявлений в СМИ переходить к более системной работе». Справедливо.
Но в то же время на фоне памятной жесткой критики белорусским Главкомом военных идеологов, которые «закрылись бумагами, формализмом и давно устаревшими формами работы», не поступало никаких сообщений, чтобы «пострадал» кто-то из «идеологической и воспитательной вертикали в военном ведомстве». Неприкасаемая каста – как некогда политорганы в Советской армии?
комментарии(0)