Надя Делаланд Чтение примерно с девяти лет стало одним из основных моих занятий и главной радостью. Все детство я читала и перечитывала по многу раз Стругацких – чередовала: что-то новое, а потом их и опять что-то новое. Примерно половину того, что прочла за всю жизнь, я прочла в детстве, потому что имела возможность делать это с утра до вечера. Папа очень волновался, что я мало сплю и порчу зрение, поэтому пытался как-то регламентировать мою аддикцию. Но ничего не вышло. Помню, как я ночью накрывалась одеялом вместе с лампой, воздух нагревался и заканчивался, дышать через минуту становилось тяжело, но я терпела, чтобы меня не спалили. Еще я любила читать, лежа на боку, на спине и на животе, но зрение так и не испортила. Уверена, что оно портится совсем не от этого.
В разное время на меня производили впечатление разные книги. Помню, что лет в 11 меня потряс Оскар Уайльд. У нас в библиотеке был такой бледно-фиолетовый двухтомничек, который я изрядно истрепала, перечитывая и почерком Акакия Акакиевича выписывая в хлипкий блокнотик афоризмы. Английская литература в целом, пожалуй, всегда была мне ближе. А так – всех не перечислить. Любила в детстве «Ходжу Насреддина» Леонида Соловьева. Сильное впечатление на меня произвели Владимир Набоков, Милорад Павич, Милан Кундера, но это уже позже. Сравнительно недавно прочла «Несвятые святые» Архимандрита Тихона (Шевкунова). Потом читала эту книгу вслух сыну, потом по телефону слепой подруге, потом снова себе. Подарила ее почти всем своим друзьям. Поэты потрясали меня не больше прозаиков, но как-то точнее. Первый стишок я написала в шесть лет, это существенно раньше, чем начала зачитываться чужими. Но Ахматовой, Гумилевым, Цветаевой, Пастернаком, Бродским – всеми по очереди, как полагается, переболела. Из последних поэтических влюбленностей – Гандельсман.
