Главкнига: чтение, изменившее жизнь

Помню томик из дореволюционного собрания сочинений Пушкина, со стихами (одна из нескольких книг, сохранившихся в нашем беженском быте), дворик в старом городе Самарканда с глинобитными стенами, отгораживающими от внешнего мира; мне три или четыре, я лежу на ковре в теневой части дворика и листаю непонятную (читать еще не умею) книгу. Внимание привлекает изображение лежащего навзничь человека с бакенбардами, под изображением надпись, которую я прошу прочитать маму.

– Пушкин на смертном одре, – читает она.

– Что значит «на смертном одре»? – cпрашиваю: оба слова мне непонятны…

Еще смутно помню распятие, видимо, Библия. Это примерно 1943-й, идет война, но сюда ее звуки не доносятся, и даже военные самолеты не долетают.

Другое, яркое, как вспышка, впечатление. Летние каникулы после окончания седьмого класса. «Герой нашего времени». Из списка книг, которые нужно прочесть за лето. Читаю, и мурашки бегут по спине, и слезы наворачиваются на глаза.

Чем могла потрясти эта «старорежимная» повесть советского школьника, комсомольца? Безграничной откровенностью, честностью Печорина перед самим собой! Тогда бы не ответил – сейчас понимаю. Была, видно, генетически заложена белогвардейская жилка в отпрыске коренной москвички, чьи дальние предки упоминаются в «Истории» Соловьева!..

А еще чуть позже Александр Блок. «Поэзия третьего тома», как писал Пастернак. И в нем среди прочего ошеломляющее своей простотой и живописностью:

Ты помнишь, в нашей бухте 

сонной

Спала зеленая вода…