Главкнига

Однажды я лежала в одной страшной больнице. Телефона не было, навещать меня приходила только мама – и то раз в неделю. Окружающие люди мягко сказать были не совсем хорошими собеседниками. А так нужны были разговор, разговор и воздух. Потому что окна в этой страшной больнице были закрыты и лишь одно – открывали, но очень редко и подойти к окну – было нельзя. Тогда у меня с собой было всего три книжки. «Имена любви» Алексея Цветкова, «Обед для равнодушной кошки» Дмитрия Воденникова и «Урания» Иосифа Бродского. В самые крайние моменты я читала эти книги. Я зачитала эти книги до дыр. Каждая из них – по-своему – просила меня о жизни. Как не просил ни один живой человек.

когда в густом саду когда тенистом

я вызывал тебя условным свистом

сойти к реке где нам луна светла

когда к утру мы первых птиц кормили

я ни на миг не сомневался в мире

что он таков как есть что он всегда

(Алексей Цветков)

Я читала слова о любви, которые – безусловно – обращены были не ко мне – но мне казалось, что – именно ко мне. Что это именно я нужна, необходима. И открывалась форточка, и я чувствовала прохладный осенний запах воздуха, и дышала.

Пожалуйста – любимая, родная,

Единственная, смертная, живая,

Из всех из вас любая сметь любая

Но только не твоя.

(Дмитрий Воденников)

Я узнавала себя в этих книгах. Люди, написавшие их, словно держали меня за руку, когда я лежала под капельницей и думала, что так будет всегда. Это была очень личная речь, меня будто бы уговаривали потерпеть немного, немного подождать, когда приходил врач на очередном обходе и говорил – нет, мы вас пока выписать не можем.

У всего есть предел – в том числе у печали

Взгляд застревает в окне – точно лист в ограде

Можно налить воды. Позвенеть ключами

Одиночество есть человек в квадрате

(Иосиф Бродский)

Я лежала на своей койке и думала об этих людях. Таких далеких и таких близких. Я была совершенно одна, я не видела знакомых лиц и не слышала знакомых голосов. Но почему-то эти три книги – почему-то именно эти три – зародили внутри меня какую-то надежду, что ли. Что даже эта страшная больница – всего лишь момент, кадр, а впереди – еще очень много кадров, неизвестно каких, почему-то казалось, что жизнь это весьма неплохое кино, которое имеет непременный хэппи энд. И я дышала этим.