Любимая книга с голыми тетеньками

У родителей была большая по меркам смоленских инженеров библиотека, и я сызмальства к ней тянулся – и дотягивался. Книжных любовей лет в 12 нарисовалось две.

Одна публичная – «Похождения бравого солдата Швейка», откуда я шпарил вслух особо забористые куски, когда к нам приходили гости. Недавно перечитал по надобности – и вновь остался доволен: лучшего пособия по актуальному искусству включать дурака с целью выжить, кажется, нет. Вторая была запретной – по случаю раздобытый папой фундаментальный трехтомный нон-фикшен «Мужчина и женщина» 1911 года издания (именно его на правах самого святого спасает из пожара Васисуалий Лоханкин). Читать (как, думаю, и Васисуалий) я «МЖ» особо не читал, но вдумчиво просматривал – первый том был обильно иллюстрирован голыми тетеньками. В становлении нынешнего юношества ту же образовательную функцию выполняют порносайты. Когда бываю у родителей, мы с этими томами переглядываемся со стыдливой нежностью.

Чуть позже – и тоже навсегда – полюбил «Имя розы» Умберто Эко. В продаже книги не было, и я читал ее в трех номерах «Иностранки» в библиотечном отделе грампластинок. Прочел раз, прочел два – а потом тихонько притырил: судя по квитку с датами выдачи, других охотников на Эко не водилось. Вообще любовь к книжкам имела криминальный флер. Помню, работал грузчиком в книжной фирме. Хитами продаж были «Богатые тоже плачут», «Эммануэль», «Утро без рассвета» Эльмиры Нетесовой (суровое про зону) и «История О». И вдруг в репертуар затесалась взятая на торговую пробу бежевая брошюрка с человеком и котом на обложке. Такой плохого не напишет, решил я и сунул книжку за пазуху. Это было первое, по-моему, советское издание Бродского, выпущенное таллинским «Ээсти Раамат». И опять приключилась любовь, несколько охолонувшая с годами, но на всю жизнь.

«Роза мира» Даниила Андреева помогла мне откосить от армии в психушке. Я выкладывал это богатое, красивое, черное с золотом, издание альбомного формата на больничное одеялко перед утренним обходом (спрятав хрень, которую реально читал), и врачи сразу понимали: такое нормальный человек читать не будет.

Робкие подростковые опыты в сочинении заметок для молодежной газеты перешли на новый уровень, когда я повстречал в музыкальном самиздате фразу «Участники развернули транспарант цвета здорового кала» (а что, так можно было?). А довершила понимание, что я хотел бы читать и как по мере сил писать, невесть как оказавшаяся в Смоленске «Журналистика» Вячеслава Курицына. Она до сих пор при мне.