Михаил Павловец Когда твоя профессия – читать книги и говорить о них, то сущее безумие – искать среди всех прочитанных книг те, которые стали для тебя определяющими или поворотными: таких книг десятки, если не сотни. Поэтому проще действовать алеаторически и назвать три первые пришедшие на ум книги, прочитанные в тот период, когда прочитанное действительно распахивает для тебя новые горизонты, а не просто проясняет их.
Сергей Бирюков «Зевгма: Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма». Эта книга имеет особое значение: во-первых, она помогла моей молодой тогда семье элементарно выжить – не страдать от реального голода. В 1995 году я учился в аспирантуре и работал в частной школе, которая брала на апробацию учебные пособия, выпускаемые при поддержке Фонда Сороса, причем за апробацию таких книг лично я получал в полтора раза больше, чем за сам учительский труд. По литературе это были просто блистательные книжки – Вадима Баевского, Александра Гуревича, но «Зевгма» поэта и популяризатора современного авангарда Сергея Бирюкова рассказала мне о существовании поэзии, которую я прежде считал каким-то курьезом или чепухой. И рассказала, не противопоставляя ее «классической» поэзии, а просто предложила заглянуть за привычные границы расхожих представлений о том, что такое поэзия. Собственно, это стало мощным импульсом для меня как учителя и преподавателя, научило не бояться эксперимента с текстом, разбирать и собирать его в учебных и научных целях, чтобы понять, как он сделан, а что невозможно в нем найти, просто его разобрав на части, как будильник. Ну, а для меня как филолога эта книжка стала важна, потому что я сейчас пишу диссертацию на тему, подсказанную ею мне.
Бруно Беттельгейм «Просвещенное сердце», книжка австрийского психолога, который, чтобы выжить в концлагере, стал изучать психологию палача и узника, охранника и заключенного в их взаимосвязи. Так я понял, что у «гребаной цепи» бесконечного взаимного насилия – в семье, в обществе, в государстве – есть рациональное объяснение и вполне рациональные механизмы, и если смотреть на них аналитически, как врач смотрит на своего пациента, не обижаясь на его болезнь, но пытаясь ее понять, то легче и перенести творящуюся вокруг тебя (и с тобой в том числе) несправедливость, и нащупывать способы разорвать эту самую цепь. В том числе и при помощи чтения хорошей человечной литературы. Главный для меня совет/завет Беттельгейма – перед «агрессором» нельзя делать две вещи: унижаться и грубить ему. Самый адекватный язык – язык хладнокровия и разума. Это действительно помогло в целом ряде ситуаций, на первый взгляд далеких от условий немецкого концлагеря.
Венедикт Ерофеев «Москва-Петушки». Книжка, которая помогла сформулировать мне для самого себя, что больше всего стоит ценить в людях и культивировать в самом себе: это деликатность, великодушие и самоирония. То есть уважение к чужой позиции, если она не увечит чужие жизни; умение быть снисходительным к чужим слабостям (опять же, если они не оборачиваются насилием по отношению к другим людям) и, что очень важно, способность постоянно смотреть на себя со стороны без восхищения и с улыбкой. Ну, и помогла понять человека эпохи постмодерна – он вечно на границе разных миров, систем и даже просыпается в подъезде, а не дома и не на улице. Он непременно принадлежит к одному из многочисленных меньшинств, как бы ни старался прислониться к силе и правде какого-нибудь торжествующего большинства. И еще – он подлинно бескорыстен, так как знает, что Бог его оставит, ангелы – подставят, любимая женщина не дождется, а сын – вовсе и не ждет. Знает, но идет к ним, говорит с ними, потому что верит, что нужен им, потому что любит.
комментарии(0)