Кто, с кем и чем будет воевать в XXI веке

Джозеф Байден – первый президент, взявший на себя ответственность за вывод войск из Афганистана. Фото Reuters

В августе нынешнего года в Москве пройдет седьмой Международный военно-технический форум «Армия-2021». Он послужит обмену опытом производителей продукции военного назначения, поиску и внедрению прорывных идей и технологий, выработке новых подходов к развитию ВС на основе прогнозирования характера военных конфликтов современности и развития военной техносферы.

А в ней наряду с классическими видами оружия и военной техники важная роль принадлежит технологиям искусственного интеллекта, киберпространству и БПЛА.

Воздействие техносферы на военно-политическую обстановку, на военную стратегию и способы ведения боевых действий становится все более многоплановым и многомерным. Политики и военные испытывают возрастающую потребность в достоверных военно-политических и военно-технических прогнозах. При этом достаточно общим является мнение о бесперспективности долгосрочных прогнозов в условиях крайней неопределенности и растущей хаотизации международной обстановки.

В обширной области прогнозирования современного военного противоборства вопросы развития военной техносферы традиционно занимают одно из центральных мест. Как и в работе ведущих аналитических центров России – Военно-научного комитета ВС РФ, НИИ и военных академий, Российского института стратегических исследований (РИСИ), Института США и Канады РАН, Российского совета международных дел (РСМД) и некоторых других.

В докладах отечественных аналитиков подчеркивается, что враждебные России силы стремятся за счет ее развала разрешить многие мировые проблемы на выгодных для себя условиях. Такой подход опирается на один из известных законов геополитики: крупное, но слабое государство более других подвержено риску распада.

Процессы глобализации создают особо благоприятные условия для проявления этого закона. Прежняя модель глобализации себя исчерпала, а взрывной рост новых технологий и инноваций формирует основы следующего технологического уклада. Это потребует изменений в организации мирохозяйственных связей и глобальном управлении. Государство, которое сможет сформулировать модель развития, в наибольшей степени отвечающую будущим вызовам, получит возможность более гибко адаптироваться к изменениям. Это утверждение в полной мере относится к адаптации политической, военной и военно-технической сферы к вызовам современных конфликтов.

Академик РАН Андрей Кокошин в работе «Вопросы прикладной теории войны» говорит, что развитие техносферы играет большую роль в создании условий для революции в военном деле (РВД): «РВД – это многоплановое, многомерное явление, охватывающее военную стратегию, новые оперативные и тактические формы и способы ведения вооруженной борьбы, вопросы организации вооруженных сил, управления боевыми действиями, качества личного состава и др.».

Кокошин отмечает, что структуру РВД составляют следующие преимущественно военно-технические факторы, определяющие причины и движущие силы РВД, оказывающие решающее влияние на ее характер или отдельные черты:

– новые технологии, средства вооруженной борьбы, системы вооружений;

– новации в организации вооруженных сил;

– изменения в формах и способах применения военной силы, в военном искусстве на всех его трех уровнях (стратегия, оперативное искусство, тактика);

– усилия по обеспечению нового качества личного состава;

– повышение эффективности управления войсками, силами и средствами.

Каждый из этих пяти факторов имеет прямое отношение к появлению феноменов гибридной войны и серой зоны, к формированию современной операционной среды. Степень и механизмы влияния серой зоны как театра гибридной войны на структуру и движущие силы изменений в военном деле еще предстоит определить. Однако уже сегодня можно утверждать, что симбиоз гибридной войны и серой зоны должен рассматриваться как один из триггеров (спусковых крючков) очередной РВД, начавшейся в XXI веке. Предыдущий этап РВД был связан с появлением ядерного оружия в середине 1940-х годов, что привело к радикальному пересмотру стратегии, оперативного искусства и тактики ведения войны.

Искусственный интеллект как ускоритель

Операции противоборствующих сил будут разворачиваться на стыке киберпространства и физической реальности, пронизанных сетевой структурой автоматизированных систем управления, беспилотными боевыми платформами, действующими с применением энергетических установок и оружия на новых физических принципах, а также революционными сетевыми технологиями гибридной войны.

Ведущее место в военно-научных исследованиях и практике развития ВС принадлежит искусственному интеллекту. Президент Путин определил искусственный интеллект как «важнейший вопрос нашего развития на перспективу, вопрос нашей национальной безопасности и выживания вообще Российского государства. Потому что возможности искусственного интеллекта будут влиять и на оборону, будут влиять на темпы развития экономики».

«И США, и Россия, и Китай «согласны с тем, что искусственный интеллект станет в будущем ключевой технологией, от которой будет зависеть национальная мощь», – утверждает сотрудник Центра новой американской безопасности Грегори Аллен в докладе, подготовленном по поручению аппарата директора национальной разведки США. Основной посыл документа – искусственный интеллект может изменить военное дело так же радикально, как его в XX веке изменило ядерное оружие.

В США разработка инструментария для войн нового типа стала главной задачей, выдвинутой в 2014 году в рамках Третьей инновационной оборонной инициативы. Она предусматривает максимальное использование в военных целях революционного потенциала ИИ и передовых автономных систем, проведение исследований в области больших данных, робототехники, синтетической биологии, исследования человеческого мозга и управления социальными массами и способами влияния на сознание людей (когнитивные войны).

Американцы исходят из того, что все более важную роль в конфликтах будущего станут играть такие операционные среды, как космос и киберпространство. А управление большими данными с использованием ИИ предоставит важное оперативное преимущество. Полем боя станут не только традиционные ТВД, но и культурно-мировоззренческая сфера.

Вашингтон объявил, что большая часть военных разработок на базе ИИ представляет собой «экзистенциальную угрозу существования человечества». Важно подчеркнуть, что разработка технологий ИИ не охватывается существующими международно-правовыми нормами, что не позволяет квалифицировать подрывные действия в киберпространстве как агрессию.

Принятый в США Стратегический план НИОКР по ИИ включает большое число программ в области больших данных, кибербезопасности, стратегических вычислений, путей обеспечения конфиденциальности, анализу видео и изображений. В деятельность по исследованию военного потенциала ИИ вовлечены многочисленные структуры военного и разведывательного сообщества США. Наиболее значимым проектом в МО США, апробирующим технологии ИИ в военном деле на постоянной основе, является подразделение по ведению «алгоритмических боевых действий» (Project Maven).

DARPA в 2019 году получило из бюджета 65 млн долл. на программу по созданию интерфейса «человек-компьютер», предполагающего имплантацию специального устройства прямо в голову. По замыслу авторов, чип будет стимулировать разные отделы головного мозга, чтобы повысить те или иные характеристики военнослужащего.

В Пентагоне рассчитывают использовать ИИ для того, чтобы со временем дать бойцам сверхчувствительность и ускорить их реакцию. Отрабатываются задачи улучшения зрения и слуха. И это понятно: в современной войне победит тот, кто первым увидит или услышит противника. Мозг военнослужащего собираются напрямую связать с компьютерной сетью, из которой солдаты смогут получать информацию о происходящем на поле боя, не отвлекаясь на тактический планшет или рацию.

Своеобразным камертоном для настройки Китая на нужную волну развития военной техносферы стало заявление председателя Центрального военного комитета КНР и главы КПК Си Цзиньпина в 2019 году: «Мы должны признать стратегическую ценность искусственного интеллекта, создать национальное оружие для усиления вооруженных сил, своевременно оценить характеристики времени технологического прорыва, чтобы выработать и согласовать стратегический план, обращенный к будущему. Ускорение темпов развития технологий искусственного интеллекта в военной области и достижение решающего «обгона по кривой» – ключ к созданию армии мирового класса».

Пекин уже несколько лет реализует киберинициативу «План развития искусственного интеллекта нового поколения», где ИИ рассматривается в качестве ключевой преобразующей технологии будущего экономического и военного доминирования. Установленный срок реализации – 2030 год.

Субъекты военных конфликтов XXI века

Среднесрочным и краткосрочным прогнозам будущей войны, оценкам военно-политической обстановки и прогнозирования военных конфликтов будущего посвящен значительный пласт зарубежных работ.

Одним из лидеров в списке наиболее смелых работ является несколько провокационная книга директора частной разведывательно-аналитической организации STRATFOR Джорджа Фридмана «Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века».

С присущим американцам самомнением автор утверждает, что нынешнее ослабление США – иллюзия, а пик могущества Америки придется на конец XXI столетия. Будущее якобы принадлежит американской культуре, представляющей собой «смесь библейских истин и компьютерных технологий, традиционных ценностей и радикальных инноваций».

Китай именуется бумажным тигром, а его рост – мыльным пузырем, который вот-вот лопнет. Россия, без всякого сомнения, рухнет и развалится не выдержав конкуренции, а на геополитическом горизонте взойдут новые звезды: Япония, Турция, Польша, Мексика. Старые международные институты значительно поколеблены, а новые еще не появились, вся первая половина нового века пройдет под знаком ожесточенных социальных конфликтов.

Прогноз Фридмана, безусловно, субъективен. Убедиться в правильности долгосрочных предсказаний многим из сегодняшних читателей вряд ли удастся. Однако глубокий анализ тенденций, некоторые из которых отмечены очень точно, дает пищу для размышлений о вызовах, с которыми предстоит столкнуться и России.

Попытки дать оценку будущих военных конфликтов предпринимаются в относительно свежем комплексе работ американской научно-исследовательской корпорации РЭНД: «Вглядываясь в хрустальный шар. Целостная оценка будущего войны», а также «Будущее войны в 2030 году. Обзор проекта и выводы» и наиболее свежая «Конкурировать с Россией в военном отношении. Последствия обычных и ядерных конфликтов».

Последствия ухода из Афганистана для США пока до конца неясны.  Фото с сайта www.dvidshub.net

– Китай, Россия, Иран, Северная Корея и террористические группировки останутся главными противниками США;

– растущее влияние Китая, возможно, изменит список союзников США в Азии, поскольку страны застрахуются от китайской власти;

– в Европе воля и способность традиционных союзников США оказывать силу, особенно за рубежом, очевидно, уменьшатся.

Локализацию конфликтов предлагается анализировать по вероятности или риску для трех основных регионов (Индо-Тихоокеанский, Европа и Ближний Восток). Ближний Восток представляется наиболее рискованным, хотя Индо-Тихоокеанский регион может представлять наибольшую опасность. Будущие конфликты, вероятно, возникнут из четырех основных архетипов, а именно: борьба с терроризмом, конфликты в серой зоне, асимметричные бои и масштабные военные конфликты.

Доклад Национального разведывательного совета США «Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир» содержит описание факторов, способных определить грядущие события. В числе этих факторов: глобализация, демография, зарождение новых центров влияния, упадок международных организаций, изменение климата и энергетическая геополитика.

Пандемия и ряд других важных событий внесли существенную коррекцию в некоторые оценки доклада, однако не повлияли на основополагающие выводы разведки, а именно: руководство сохраняет важнейшее значение в современном мире; не бывает неизменных тенденций; своевременное вмешательство при хорошей осведомленности уменьшит вероятность и серьезность негативных явлений и увеличит вероятность позитивных.

Достоверностью и объективностью отличаются доклады Стокгольмского международного института исследований проблем мира (СИПРИ). В частности – совместный проект СИПРИ И ИМЭМО РАН, в котором приведен анализ актуальных вопросов обеспечения международной безопасности, вооружения и разоружения, вооруженных конфликтов и нестабильности в Европе и Ближневосточном регионе.

Ричард Хаас, бывший директор по планированию политики в Госдепартаменте США, президент Совета по международным отношениям, в книге «Мировой беспорядок» серьезное внимание уделяет киберпространству как важной части техносферы. Киберпространство имеет непосредственное отношение к внешней политике, разведке, обеспечению конкурентоспособности и т.д. Будущее – в создании международных механизмов, которые поощряли бы определенные виды использования киберпространства и препятствовали иным, откровенно вредоносным. Особое место отводится задачам противодействия когнитивной войне за счет повышения осведомленности и устойчивости.

Большинство прогнозов о войнах будущего не оправдываются. Причины чаще всего связаны с неспособностью целостно охватить факторы, влияющие на изменения в стратегиях, доктринах и тактиках, появление новых систем оружия, изменения в окружающей среде. Такие соображения выходят далеко за рамки оценок военной техносферы и включают геополитические, военно-технические, психологические, экологические и экономические изменения.

Кроме того, такие факторы, как международные законы, общественное мнение и освещение в СМИ, могут ограничивать применение государствами силы – и, следовательно, ведение войны.

Факторы военных конфликтов

Прогнозы тенденций международного развития, современных конфликтов и адаптации доктрин сдерживания (одной из задач которого является предотвращение доминирования другой стороны в условиях конфликтных и кризисных ситуаций) свидетельствуют, что в большинстве случаев прогнозистам не в полной мере удается интегрировать объективные и субъективные факторы, действие которых обусловливает хаотизацию и нестабильность в международных делах, вызывает качественные изменения в военной техносфере и окажет решающее влияние на ход и исход войны.

Кроме того, применяемые разрозненно инструменты анализа и прогнозирования военно-политической обстановки не всегда позволяют выработать адекватные оценки тенденций и факторов, влияющих на выработку стратегических управленческих решений.

Это касается...

Во-первых, трансформации доктрин сдерживания, основанных, с одной стороны, на понимании культурных ценностей других государств и логики выбора ими соотношения затрат и выгод, с другой стороны – на радикальных изменениях в военном деле и военной техносфере, вызванных появлением революционной концепции гибридной войны.

Во-вторых, недостаточно глубокого знания особенностей стратегической культуры противоборствующих сторон, что не позволяет четко оценить влияние фактора военной силы на политику потенциальных противников и на их способность обеспечить баланс силовых и несиловых способов в навязывании противнику своей воли.

В-третьих, отсутствия четких критериев оценки надежности отношений с союзниками и партнерами в условиях хаотизации обстановки и формирования многополярного мира, прогнозов их возможного поведения при обострении ВПО, адекватной и принципиальной оценки возможных последствий собственных внешнеполитических шагов.

В-четвертых, недостаточной разработки критериев оценки точности и адекватности разведданных, интеграции данных, собранных различными видами разведки.

И наконец, наличия эффективной стратегии противоборства в культурно-мировоззренческой сфере, направленной на ослабление пропагандистской кампании противника и использование собственных культурных ценностей, мягкой силы при проведении внутренней и внешней политики.

Именно этой важнейшей задаче посвящено недавнее заявление министра обороны Сергея Шойгу о самой страшной внутренней угрозе в виде разложения общества.

Недостаточными следует признать попытки среднесрочной экстраполяции вызовов и угроз, порождаемых кризисом глобализации, ростом протекционистских настроений в ряде стран, конфликтами XXI века. Как и попытки проведения систематизации задач сбора данных в интересах оценки своей и противника, ее обработки и формулировки рекомендаций для принятия управленческих решений.

Политики, дипломаты и военные должны четко представлять, какие новые технологии и системы вооружений, какие кадры нужны для победы в завтрашних войнах, сколько времени и какие ресурсы потребуются для развития необходимого потенциала.

Прогнозирование развития военной техносферы должно охватывать ключевые геополитические и военные тенденции, перспективы военного использования космоса, развитие взглядов на ядерное и кибернетическое сдерживание. А также использование технологий искусственного интеллекта в военных целях, использование информационно-коммуникационных технологий, экономические и экологические перспективы, действие факторов «трения и износа» войны. Сегодня в решение этих непростых задач вносит немалую толику неопределенности пандемия COVID-19.

В НАТО разработана Концепция боевых действий, содержащая предвидение меняющегося характера войны и роль в ней техногенных факторов. Концепция устанавливает следующие условия достижения победы:

– когнитивное превосходство, основанное на истинном понимании современной операционной среды (СОС), противника и целей;

– многослойная устойчивость, основанная на надежном сдерживании;

– способность влиять на формирование СОС и осуществлять проекцию силы;

– интегрированная многодоменная защита.

Кибероружие серых зон

Новым инструментом в военной техносфере становится использование серых зон (СЗ) как театров гибридных войн и цветных революций. По своей значимости и влиянию этот инструмент сравним с изменениями, которые оказывает применение новых видов оружия.

Стратегия гибридной войны в киберпространстве строится с учетом ключевых отличий киберпространства как важного компонента военной техносферы от традиционных сфер вооруженной борьбы.

В числе отличительных признаков киберпространства следует отметить:

– киберпространство представляет собой искусственно созданный объект глобального масштаба, свойства которого практически не зависят от наличия межгосударственных границ;

– современные технологии позволяют создавать регулируемый уровень нестабильности в киберпространстве СЗ, что используется посредством синхронизации кибератак по времени, интенсивности и объектам;

– свойства киберпространства в СЗ непостоянны и могут принципиально изменяться в соответствии с управляющими воздействиями со стороны субъектов управления на стратегическом, оперативном и тактическом уровне;

– стратегии субъектов противоборства в СЗ имеют антагонистическую направленность;

– киберпространство неоднородно из-за применяемых в нем многочисленных и разнородных средств нападения и защиты, а также разной технологической оснащенности и квалификации кадров;

– для военного применения в киберпространстве СЗ высоким потенциалом обладают технологии искусственного интеллекта.

Дополнительным фактором усложнения киберпространства являются новые тенденции в развитии и применении беспилотных летательных аппаратов и способов управления ими – такими как автономный полет, управление трафиком БПЛА, роение, искусственный интеллект или применение технологий блокчейна.

Небо военных конфликтов

Важные направления развития современной военной техносферы связаны с использованием в военных конфликтах беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) и средств борьбы с ними, которые во многом меняют тактику и стратегию ведения войн будущего. Робототехника и БПЛА, предназначенные для ведения войны, стали мощным оружием, существенно влияющим на ведение боевых действий и требующим новых подходов в подготовке специалистов для работы на этой технике.

Связка «дроны – массированный артиллерийский удар» представляет собой новый тактический подход, который широко и эффективно используется в Сирии и Донбассе, а также был успешно применен в Нагорном Карабахе.

БПЛА – это не просто технологическая новинка. Применение беспилотных машин может кардинально изменить все будущее боевых действий на планете. В США сегодня речь заходит о том, что уже в этом столетии в американских ВВС не останется ни одного летчика и все летательные аппараты будут беспилотными. Прогнозируется, что F-35 станет последним самолетом, где будет предусмотрена кабина летчика.

Сегодня среди лидеров по производству и применению военных беспилотников прочно обосновались три страны: США, Израиль и Китай. Заметна на рынке и Франция. Плотно работают над созданием своей индустрии в России, Турции, Ирана и Индии, особенно в плане вывода на рынок ударной машины.

Американская аналитическая компания Orbis Research, которая регулярно публикует исследования по различным рынкам, включая военные, выпустила доклад «Мировой рынок военных беспилотников 2017–2027». По прогнозам Orbis Research, к концу 2020 года объем рынка составит 9,9 млрд долл., а к 2027 году вырастет до 15,2 млрд.

Наибольший прирост даст спрос на ударные дроны – их доля на рынке составит 40,8%. Доля высотных БПЛА большой продолжительности полета – 25,1%. Доля средневысотных БПЛА большой продолжительности полета – 17,4%.

С точки зрения географии доля Северной Америки на мировом рынке военных беспилотников составит 34,4%. Азиатско-Тихоокеанского региона – 31,7%. Европы – 24,1%.

Таким образом, широкое использование БПЛА в стратегиях и тактиках современных военных конфликтов превращает этот средство военной техники в один из важных факторов, определяющих развитие военной техносферы будущего.

Угрожающая реальность военных прогнозов требует переосмыслить всю систему подготовки кадров, способных успешно решать комплексные вопросы противоборства в современных военных конфликтах. Это должны быть высокообразованные, эрудированные и хорошо мотивированные дипломаты, политики и военные, которым придется иметь дело с разветвленным и сложным спектром попыток вмешательства в различные сферы общественной жизни.

Необходима радикальная перестройка государственных институтов для совершенствования их возможностей противостоять гибридной агрессии и умело использовать в пользу России происходящие в мире изменения.

Сказанное предопределяет важность изучения стратегий конфликтов XXI века, серых зон как театров гибридной войны, перспектив развития военной техносферы с целью разработки шагов по противодействию попыткам противника дестабилизировать и разрушить Россию.