Сергей Секиринский Москва - Крым: Историко-публицистический альманах. Вып. 1. - М.: Фонд "Москва - Крым", 2000, 304 с.
ВИДНЫЙ украинский общественный деятель прошлого века Григорий Галаган, выехав как-то из своего полтавского имения в просторы причерноморских степей, заметил, что "Малороссия" - "остров" в российском "море". Ныне этот образ для Украины не актуален. Но, может быть, Василий Аксенов действительно напророчил: Крыму "островом" быть?
Судьбам Крыма, его отношениям с материковой государственностью в прошлом и настоящем посвящаются страницы нового столичного альманаха, а также главные темы номеров двух журналов, вышедших одновременно в Симферополе и в Москве (Региональная политика // "Остров Крым": Общественно-политический журнал. - Симферополь, 1999, # 3.; Крым в геополитических разломах Восточной Европы // Отечественная история: Журнал РАН. - М., 1999, # 2). Характерная черта этих публикаций - в стремлении осмыслить злободневную проблематику сквозь призму исторической традиции и в широких геополитических рамках.
От средневековья до современности периодически повторявшиеся кризисы и распады крупных материковых держав, центры которых находились за пределами их крымской окраины, стимулировали процессы политического самоопределения полуострова. Этому способствовало и этнокультурное своеобразие Крыма, а искусственное сглаживание его этнической "пестроты" вело к утрате им в той или иной степени своего "особого статуса". Так, и массовые депортации 1941 и 1944 годов, превратив полуостров в зону преимущественного распространения русского языка и культуры с абсолютным преобладанием смешанного русско-украинского населения, повлекли за собой и гибель в тисках сталинского великодержавия Крымской АССР (1921-1944 гг.), снижение статуса Крыма до уровня области, что в известной степени облегчило спустя еще десять лет и передачу полуострова Украине.
Если ликвидация крымской автономии мало что изменила в положении русских, составлявших тогда большинство населения не только новообразованной области, но и РСФСР и всего Союза, то ныне - после возрождения автономии и возникновения новых независимых государств - крымские русские уже в силу сложившегося геополитического расклада больше заинтересованы в сохранении и развитии местных демократических и культурных ценностей, чем русские, "оставшиеся" в России. Реакция русской мысли в современном Крыму на чрезвычайную геополитическую ситуацию, в которой она себя внезапно осознает, подчас придает ей немного "соревновательную" тональность, что характерно для русской мысли вообще. Так не раз случалось в XIX веке. Если горькое ощущение оторванности своей "маргинальной" родины от "Европы" - едва ли не второго, духовного, отечества - для многих тогдашних образованных русских приводило их к поискам преимуществ России над Западом именно в такой, лишь на первый взгляд безнадежной и плачевной для нее ситуации, то ныне аналогичный ход умозаключений намечается в одном из оторванных от России преимущественно русских анклавов уже по отношению к ней самой. Во всяком случае высказывается надежда, что сами условия существования подобных территориальных сообществ вне России помогут формированию у них того, чем не очень богата русская политическая культура, - стремления к социальной и экономической организации "снизу", а накопленный ими опыт регионального самоуправления и развития демократических институтов будет полезен и для России.
Автономное "плавание" Крыма в постсоветском пространстве, видимо, действительно способствовало появлению в регионе ростков "островного" самосознания, с характерным для него настроем в пользу первостепенного развития региональной самостоятельности, опоры на собственные силы, параллельно с поддержкой максимально широкой интеграции на восточноевропейском пространстве. Хотя несмотря на все разочарования, испытанные "брошенными" крымскими русскими, по-прежнему сильна их тяга к России, что находит выражение и в самоидентификации многих крымчан в качестве граждан России или Советского Союза. И все-таки на массовом уровне, в особенности же среди молодых людей, социологические опросы фиксируют склонность жителей полуострова независимо от их этнической принадлежности все чаще отождествлять себя так или иначе не столько с Россией или Украиной, сколько с крымским региональным сообществом. При этом сторонники крымской наднациональной индивидуальности указывают на пять основных отличий региона от украинского организма: природное, этническое, историческое, экономическое и политическое. В то же время по ряду важных параметров (речь идет прежде всего о сосуществовании на полуострове двух социокультурных миров: православно-славянского и мусульманско-татарского) Крым со всеми его неповторимыми особенностями скорее ближе России, чем более однородной в этноконфессиональном отношении материковой Украине. Именно в этом при сохранении существующих межгосударственных границ заключается важный резерв для налаживания разнообразных связей Крыма с Россией. Но обреченные историей на поиски единства в этническом и культурном многообразии, и евразийская держава, и маленький полуостров пока не используют полностью его выгод в развитии чаемых широких и свободных интеграционных процессов. Если символами старой державной целостности на полуострове служили Севастополь и железнодорожная колея, соединившая его с центром России уже после Крымской войны, то, может быть, ныне "самый короткий путь" для нового крымско-российского взаимосближения - тот, который имеет не меньше, чем две колеи: "от Севастополя на Москву" и, скажем, "через Бахчисарай на Казань"?
