Военный топограф и разведчик

Представитель Франции при дворе турецкого султана месье Буре был в бешенстве.

- Неужели высокий Диван не понимает, насколько гибельна для Порты вся эта затея? - горячился он. - Ведь под видом геодезистов и картографов в Турцию приедут разведчики из российского Генерального штаба...

Визирь султана, эрудит и умница Фауд-паша (его имя прочно вошло в историю Турции наряду с его единомышленниками Мустафой Рашид-пашой и Али-пашой, которые последовательно выступали за проведение широких социальных реформ в стране), напротив, говорил спокойно, мерно перебирая четки:

- Не вижу ничего плохого, если русские займутся составлением карт. В этом не вред, а польза Турции, так как русское правительство было бы настолько любезно, что предоставило бы нам карты. А их у нас нет вовсе. Что касается вероятного вторжения, то в 1829 году Россия и без всякой карты нашла хорошую дорогу к Адрианополю.

Разъяренный Буре бросился к себе - писать срочное донесение в Париж, императору Наполеону III. Однако наверняка он расстроился бы еще больше, если бы знал, что с записью его разговора с Фауд-пашой очень скоро будут знакомиться в российском Генеральном штабе, - то донесение и поныне хранится в Российском военно-историческом архиве. Русская разведка в Турции действовала весьма плодотворно.

Бурному объяснению между французским послом и визирем предшествовали следующие события.

В 1867 г. Россия предложила Турции, как сказали бы сейчас, совместный проект по "измерению дуги меридиана от г. Измаил до о. Кандаи". При этом финансирование научно-изыскательских работ Россия брала на себя. Она же направляла специалистов для их проведения. В результате планировалось подготовить топографические карты части европейской территории Османской империи, непосредственно примыкающей к российским границам и западному берегу Черного моря. После некоторых колебаний турки русское предложение приняли, что и всполошило европейские страны, которые панически боялись выхода России к проливам Босфор и Дарданеллы.

Между тем при планировании и проведении данной акции русские опирались на имевшийся у них опыт почти столетней давности. В 1793 г. российским послом в Турцию был направлен Михаил Кутузов. Ехал он в Стамбул так долго, что тогдашний султан Селим III выразил крайнее недоумение по поводу такого неспешного передвижения дипломатической миссии по дорогам его империи. Знай он подлинные причины затянувшегося путешествия, это его просто взбесило бы. Дело в том, что российский генерал-дипломат вез с собой в обозе более двух десятков военных топографов, которые тщательно снимали планы местности по всему маршруту через Дунайские княжества и Европейскую Турцию.

Впрочем, вернемся в август года 1867-го (месяц джумада авваль 1288 года по хиджре по мусульманскому календарю). В захваченную османами Болгарию прибыла группа российских военных топографов, которую по праву можно считать разведдозором той освободительной армии, которая придет сюда через десять лет. Как и предсказывал месье Буре, возглавлял экспедицию офицер Генерального штаба капитан Бобриков - профессиональный разведчик, который вскоре после описываемых событий был назначен посланником в Бухарест, а в годы войны 1877-1878 гг. стал офицером для поручений Действующей армии.

В составе миссии находился молодой скромный офицер, который выполнял обязанности едва ли не мальчика на побегушках. Звали его Николай Артамонов. Именно на него была возложена едва ли не основная задача той экспедиции - формирование разведывательной сети среди местного населения.

...Вообще-то забывать людей, которыми страна должна гордиться, это по-нашему, по-русски. Николай Дмитриевич Артамонов - нагляднейший пример, подтверждающий данное утверждение. Он происходил из "обер-офицерских детей Московской губернии", а дослужился до чина генерала от инфантерии, стал членом императорского Военного совета, его можно смело называть отцом российской военной топографии... А кому он известен сегодня?

Родился будущий генерал в 1840 г. Позор Крымской кампании пришелся на его совершеннолетие. Всенародный патриотический подъем, вызванный этим поражением, восшествие на престол молодого энергичного Александра II, ставившего перед собой цель вернуть России былую славу... Нет, иного пути, как ратное служение Отечеству, у Николая быть не могло. Особенно если учесть его личные данные: трудолюбие, стремление к самоутверждению, желание чего-то добиться в этой жизни, напористости у него хватало...

В 1859 г. Николай Артамонов, фельдфебель Александровского Сиротского кадетского корпуса "направлен поручиком в 3-й Гренадерский стрелковый батальон с прикомандированием к Николаевской инженерной академии". Казалось, у него обозначилась трудная и последовательная карьера армейского безродного офицера, который, не имея высоких покровителей, должен с трудом карабкаться по ступенькам служебной лестницы.

И вдруг...

В октябре 1860 г., накануне 20-летия нашего героя, в Николаевской инженерной академии разразился грандиозный скандал. На одном из занятий крупно повздорили между собой профессор полковник Таубе и слушатель инженер-поручик Никонов. Причем, насколько можно судить по материалам расследования инцидента, которое проводил лично великий князь Михаил Николаевич, преподаватель был не прав в большей степени.

За Никонова вступился инженер-поручик Лебедев. Таубе попытался осадить и его, пригрозив подать рапорт о необходимости исключения молодого офицера из академии за столь дерзкое поведение. И тогда почти все слушатели (за исключением семи человек) сами подали рапорты об увольнении из учебного заведения в знак протеста против несправедливого, по их мнению, решения профессора. Конфликт приобрел известность, о нем доложили царю - и большинство рапортов было удовлетворено, написавшие их офицеры отправились служить в заштатные гарнизоны.

В числе изгнанных из академии оказался и Артамонов. Он был "по Высочайшему повелению отчислен от Академии с обойдением чином один раз при производстве на вакансию, направлен в Инспекторский департамент Военного министерства". Все! Финиш! На военной карьере надо ставить крест...

Поручик Артамонов, достаточно умный и дальновидный человек, не мог заранее не предвидеть подобное развитие событий. Тем не менее он решился на такой шаг. И уже в апреле 1862 г. в его личном деле появляется запись: "Обойден чином при производстве на вакансию".

А дальше в судьбе Николая Артамонова начинаются загадки.

Во-первых, в гренадерский батальон, в котором числился в период обучения в академии и где должен был проходить дальнейшую службу после исключения из оной, поручик Артамонов так и не явился. Через два месяца после того, как его обошли чином "при производстве на вакансию", скромного поручика вдруг прикомандировали к штабу отдельного Гренадерского корпуса "для приготовления в Николаевскую Академию Генерального штаба". Вот так!

Вторая неожиданность. "По ходатайству начальника Николаевской Академии ГШ от 23 апреля 1863 года за # 950 штраф Высочайше отменен, чин возвращен и Высочайше повелено препятствием к получению наград, пенсий и преимуществ не считать".

Нет сомнений, что за Николая Артамонова кто-то замолвил слово - вряд ли без таких хлопот царь-батюшка вдруг вспомнил о каком-то безродном офицере. Но кто? В официальных документах ответа на этот вопрос не найти. Однако, если сопоставить всю совокупность фактов, столь удачно начавших играть в пользу нашего героя, становится очевидным, что ходатаем выступил Генеральный штаб, а конкретно те его подразделения, которые занимались разведкой.

В августе 62-го года Артамонов прибывает в академию и... бесследно исчезает, вновь объявившись в ней лишь в январе 63-го! Поступив на геодезическое отделение, за полтора года он получает два воинских звания ("за отличные успехи в науках"), заканчивает учебу с серебряной медалью, удостоившись занесения фамилии на мраморную доску и... вновь пропадает из поля зрения друзей и сослуживцев. Официально он в течение двух лет числится на стажировке в Пулковской обсерватории, реально же уже вовсю трудится в Генеральном штабе.

Не вызывает сомнения тот факт, что именно к этому времени он становится кадровым разведчиком и реально в стенах академии овладевает тонкостями столь специфического ремесла.

Надо признать, человек, который решил привлечь Николая Артамонова в ряды "рыцарей плаща и кинжала", в своем выборе не ошибся. В его натуре удачно сложилось все необходимое для нового рода деятельности: он никому не был известен, слишком хорошо понимал, что чего-то достигнуть в жизни сможет только своими силами, обладал глубоким аналитическим умом, был по-хорошему честолюбив...

Так и попал в Турцию Артамонов. Простой как будто бы армейский капитан военно-топографического отдела Главного штаба, по "легенде" в течение двух лет стажировавшийся в Пулково.

Полугодичная командировка на Балканы была оценена чрезвычайно высоко. Двадцативосьмилетний офицер получил свой первый орден - Св. Анны 3-й степени; от турецкого султана ему тоже пожаловали орден - Меджидие 4-й степени, который "Государь Император изволил разрешить принять и носить"; на основании приказа военного министра зачислили в штатное число офицеров Корпуса военных топографов... О степени престижности последнего назначения нужно сказать особо: в Корпусе состояли, пусть и номинально, все российские императоры начиная с Александра I.

Неизбежность новой войны России и Турции не вызывала сомнения ни у кого, подготовка к ней шла полным ходом. В Российском государственном военно-историческом архиве хранится множество материалов, подтверждающих это.

Взять, к примеру, "Краткий обзор Балканского и прилегающего к нему полуострова, состояние народов на полуострове и отношение к ним Англии и цели, преследуемые Англией в Средиземном море". По сути дела это великолепный образчик глубокого фундаментального аналитического труда, основанного на разведывательной информации.

Во "Введении" "Обзора" обозначена общая характеристика целей, которые преследуют на Балканах Франция, Англия, Австрия и Россия. А дальше - подробнейшее и в то же время максимально сжатое описание экономического, военного, военно-экономического, мобилизационного и т.д. потенциалов Турции.

Ну а теперь вернемся к нашему герою. 14 апреля 1869 г. Николай Артамонов зачисляется в штат военных топографов с оставлением в Генеральном штабе. Казалось, карьерный трамплин спружинил и подбросил перспективного капитана Генштаба вверх.

И вдруг...

Ох уж это "вдруг"!.. Сколько человеческих судеб сломалось, разбившись об эти пять роковых букв! Ровно через неделю, 20 апреля, в судьбе офицера происходит очередной крутой поворот. Его внезапно высылают из Санкт-Петербурга и назначают начальником межевого отделения при хозяйственном правлении захолустного Оренбургского казачьего войска. Еще через неделю исключают из состава Корпуса военных топографов... Иначе как ссылкой подобный служебный поворот не назовешь.

Что же нужно было натворить за эти две недели, чтобы настолько прогневить начальство? Скорее всего, над этим вопросом ломали голову многие сослуживцы и просто знакомые Николая Дмитриевича. Что же касается турецкой разведки, она вряд ли обратила внимание на это совершенно незначительное событие в бурной жизни российской столицы.

Между тем не прошло и двух месяцев, как Артамонов вновь объявился в Стамбуле. Под испытанной личиной скромного казачьего офицера он "по Высочайшему повелению командирован в Турцию для преподнесения каталога астрономических пунктов Балканского полуострова, подробных к нему вычислений и печатного экземпляра трудов по произведенному уже градусному измерению до Измаила и сверх того для проверки географического положения некоторых пунктов". Этим последним - проверкой! - новоявленный "казак" занимался особенно усердно. Ровно полгода он разъезжал по городам и весям Болгарии, "проверяя" расположение тех самых пунктов.

Работа разведчика (хорошего разведчика) всегда окутана завесой тайны. А потому в должной мере оценить деятельность Артамонова в течение шести месяцев невозможно. Сколько было у него встреч, сколько перед ним прошло людей, сколько из них стали российскими агентами?.. Обо всем этом можно судить только по результатам, которые проявились позднее, уже во время войны.

Нет сомнения, что отчетом молодого разведчика его руководство осталось довольно. Возвращение Артамонова из данной командировки в Россию можно назвать поистине триумфальным. В течение одного месяца он получает орден Св. Владимира 4-й степени, звание подполковника и два повышения по службе. Его лично представляют Александру II.

Вскоре Николай Артамонов уже штаб-офицер, заведующий обучающимися в Николаевской академии Генерального штаба офицерами. Но в действительности - это "крыша". На самом деле он готовит будущих разведчиков, благо имеется собственный опыт, занимаясь параллельно аналитической работой по обобщению поступающих с Балкан донесений, в том числе и от созданной при его участии резидентуры. Ну а кроме того, всей душой отдается своей страсти - военной топографии и картографии.

Впрочем уже близилась война.

В конце 1876 г. началось формирование Действующей армии. Архив хранит целые тома по переписке Академии Генерального штаба с различными ведомствами Военного министерства по поводу отправки в нее офицеров, в том числе профессорско-преподавательского состава. В числе первых был подполковник Николай Артамонов. Должность его звучала так: штаб-офицер над вожатыми Полевого штаба Действующей армии. Говоря современным языком, начальник разведки (вожатыми в те времена называли разведчиков). Вскоре, правда, ему пришлось параллельно возглавить Военно-топографическое отделение Действующей армии. В этом была объективная настоятельная необходимость. Прежде всего сказалось то обстоятельство, что к тому времени Артамонов уже выдвинулся в число ведущих специалистов российской армии в вопросах военной топографии. Ну а потом (или все-таки была главная причина?) новая должность явилась великолепным прикрытием для разведывательной деятельности.

Послужной список (личное дело, по-современному) Артамонова и другие его документы подробно описывают, что он неоднократно состоял в свите его императорского высочества главнокомандующего при Никополе и под Плевной, находился в штабе в с. Царевка, с эшелоном Главной квартиры перешел Балканы у Шипки... Командировался "в Санкт-Петербург для предоставления на Высочайший осмотр всех съемок и других работ, произведенных чинами Полевого Военно-топографического отдела во время войны"... Ездил в Сан-Стефано... Скрупулезно подсчитано, что на работу Военно-топографического отдела за период войны потрачено 14888 руб. 73 коп., что его силами в войска разослано 6666 экземпляров карт различных наименований, всего 44125 листов... (Кстати, те же финансисты подсчитали и общий хозяйственный итог войны - она обошлась казне в грандиозную по тем временам сумму -

704 207 957 руб. 94 коп.).

А между этими отдельными скупыми записями - зияющие временные пробелы. В них - скрупулезная работа разведчика. Вот то немногое, что доподлинно известно о деятельности Артамонова-разведчика, что удалось "раскопать" в архивах. При этом, надо отметить, складывается впечатление, что фигура нашего героя сознательно замалчивается хронографами той войны. Уж на что подробные дневники вели адъютант великого князя Николая Николаевича генерал Орлов, полковник Полевого штаба Скалон, а ни в одном из них ни разу (!) не упоминается "обер-офицер над вожатыми".

12-15 июня 1877 г. русская артиллерия проводила массированную бомбардировку Никополя, после чего город пал. Это факт общеизвестный. Однако обращают на себя внимание то обстоятельство, что артиллерийский огонь оказался столь эффективным, что в результате были подавлены все основные очаги сопротивления турок. В чем немалая заслуга русских вожатых.

Следующий факт. Николай Артамонов несколько раз (в частности, с 18 по 25 июня) самолично предпринимал вылазки в тыл турецких войск "для развития разведывательной части". По большому счету, конечно же, подобные действия не входят в прямые обязанности начальника разведки. Однако нам сегодня трудно судить о причинах, побудивших Артамонова идти на такой риск. Очевидно, они были достаточно вескими. Нельзя не учитывать то обстоятельство, что он лично когда-то объездил эти края. Возможно, возникла необходимость встретиться со своими личными агентами (доверительный оперативный контакт, говоря по-современному). Не исключено, что он желал оценить, что за эти годы сделали турки по инженерному обеспечению театра военных действий. Можно допустить, что таким образом он продолжал обучение своих подчиненных и учеников - все же разведка как специально созданная войсковая структура делала в те времена лишь первые шаги.

Вполне вероятна и более прозаическая причина - если по каким-то обстоятельствам ход боевых действий развивался не совсем так, как хотелось бы русскому командованию (например, во время слишком затянувшегося штурма Плевны), проявлением личный отваги Артамонов отводил от возглавляемого им ведомства возможные обвинения в том, что оно не обеспечило командование необходимой информацией.

Под Плевной на первых порах русские войска и в самом деле потерпели неудачу. И тогда в ноябре 77-го года в город на переговоры к одному из лучших полководцев Порты Осман-паше в числе других офицеров был отправлен именно Артамонов - разумеется, как начальник военно-топографического отдела. Более того, приказ о его назначении на эту должность был подписан буквально за двое суток до парламентерской миссии. Любопытное совпадение, не правда ли? К этому времени Николай Дмитриевич внимательнейшим образом изучил карты Плевны и ее окрестностей, охватывающих площадь в 524 кв. мили, которые под его руководством подготовил капитан Сухомлинов. И теперь, следуя через оборонительные редуты турок, внимательный взгляд "штаб-офицера над вожатыми" подмечал многое из того, что могло ускользнуть от глаз не искушенного в разведке подчиненного. Результат подобных "переговоров" не заставил себя ждать: эффективность огня русской артиллерии и рейдов "диверсионных" отрядов настолько возросла, что Осман-паша вскорости решил оставить Плевну, несмотря на строжайший приказ султана продолжать сопротивление. За это подполковник Генерального штаба Артамонов был награжден орденом Св. Владимира 2-й степени с мечами. Данной наградой Николай Дмитриевич всю жизнь гордился больше всего.

О других операциях разведчика Артамонова автору в архивах не удалось найти почти ничего - лишь два крохотных эпизода.

6 января 1878 г. он перешел Балканы у Шипки вместе с группой офицеров. Некоторые из них оставили заметный след в истории: Рыдзевский, Поливанов, Евреинов, Хитрово. Был с ними также некто, кого сослуживцы дружески именовали "маленький Галл". В тот же день в Ески-Загру состоялась встреча генерала Орлова с Намик-пашой, который был направлен Абдул-Хамидом II из Стамбула в Главную квартиру русской Действующей армии для переговоров о заключении мира. Посланца султана сопровождал министр иностранных дел Турции Сервер-паша. У нас нет данных об участии в этой встрече нашего героя. Но доподлинно известно, что 11 февраля Николай Артамонов состоял в свите главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича во время переговоров с депутацией турок, возглавляемой Сефет-пашой, в которую входил среди прочих некий француз, состоявший на турецкой службе, по фамилии Furin, накануне безуспешно пытавшийся подкупить, адъютанта Великого князя генерала Орлова.

На имя Артамонова словно наложено табу. В то же время фамилия, скажем, его близкого приятеля и сослуживца по академии полковника Левицкого в дневнике Скалона упоминается неоднократно.

6 сентября 1878 г. Николай Артамонов вернулся на пароходе в Россию, в Одессе его участие в войне закончилось. С тех пор он ни разу не бывал на Балканах. И нет сомнения, что при всей своей прозорливости очень удивился бы, узнав, что болгарские историки заинтересуются его судьбой через 120 лет, когда, казалось бы, экономические и политические проблемы должны напрочь затмить память об иноземном разведчике.

Не мог офицер знать и еще об одном обстоятельстве. Впереди у него была еще одна страница жизни, напрямую связанная с последней Русско-турецкой войной.

После короткого отдыха (к слову, за 58 лет и 9 месяцев службы Николай Артамонов в отпусках провел всего 202 дня, то есть неполных 7 месяцев из 705!) он приступает к работе в двух должностях одновременно: штаб-офицера, заведующего обучающимися в Николаевской академии Генерального штаба офицерами, а также редактора карт при Военно-топографическом отделе ГШ. Казалось бы, активная разведывательная работа позади - осталось лишь готовить новые кадры и заниматься милой сердцу картографией.

Однако 25 октября 1879 г. по Высочайшему повелению Артамонов назначается членом Военно-исторической комиссии, которую возглавил генерал-майор Зыков. Ей, в частности, вменялось в обязанность по горячим следам всесторонне проанализировать итоги недавно закончившейся Русско-турецкой войны.

(Здесь не могу удержаться от реплики в адрес наших нынешних многозвездных военачальников. Одиннадцать лет назад завершилась афганская война, - были ли ее итоги проанализированы и обобщены должным образом?)

Впрочем, вернемся в год 1879-й.

Артамонов вновь оказывается перед выбором: какую часть правды и в каком свете излагать в официальном документе, который должен был родиться при его участии для доклада императору и общественности.

По большому счету, задачу-максимум турецкой кампанией выполнить не удалось. Ну а раз нет желаемого результата, вполне резонные вопросы возникали и к разведке. Ее вполне могли сделать одним из "стрелочников".

Однако куда больше беспокоило Артамонова то, каким образом подать в официальном документе данные о вопиющем безобразии, творившемся в тыловом обеспечении Действующей армии. Ответственные лица, понятно, находили массу объяснений перебоев с обеспечением войск продуктами и боеприпасами. Но уж кому как не ему, начальнику разведки, было известно иное - какие состояния сколачивались на военных поставках, сколько средств разбазаривалось самым бессовестным образом, какие настроения бытовали среди российских солдат и офицеров!..

Сделать упор на вопиющих недостатках в снабжении - нажить себе влиятельных врагов, которые еще и попеняют: куда, мол, лезешь не в свое дело, в этих вопросах и без тебя есть кому разобраться! Проигнорировать, закрыть на преступления глаза? Тоже не дело - государю о безобразиях и без него доложат, а потому Александр-Освободитель неведомо как расценит его молчание.

...Очевидно, вкладом Николая Дмитриевича в описание истории кампании в Зимнем дворце остались довольны - он был "всемилостивейше награжден подарком по чину".

Дальнейшая судьба Артамонова протекает более или менее гладко и спокойно. Он регулярно получает звания, продвигается по служебной лестнице: начальник Военно-топографического училища; начальник Военно-топографического управления Главного штаба с оставлением по Генеральному штабу; член Военного совета; несколько раз исполнял обязанности начальника Генерального штаба... Его мундир украшают новые и новые награды: ордена Св. Александра Невского и бриллиантовые знаки к нему, Владимира 1-й и 2-й степеней, Белого орла, Станислава, Анны... Он избирается почетным членом Русского астрономического общества; членом конференции Николаевской инженерной академии (той самой, из которой в свое время был изгнан); членом Военно-ученого комитета Главного штаба...

Но главное достижение генерала от инфантерии Артамонова, за которое его имя должно прочно войти в военную историю, он поднял военную топографию на приличествующую ей высоту. Невозможно подсчитать количество военно-топографических и военно-геодезических работ, выполненных под его руководством и отредактированных им. Вот лишь одна из записей послужного списка военачальника, сделанная в апреле 1904 г.: "Государь император обозрев в залах Зимнего дворца геодезические, топографические и чертежные работы, произведенные в 1902-1903 годах чинами Генерального штаба и Корпуса военных топографов, а также издания Генерального штаба, Николаевской Академии Генерального штаба и Военно-исторической комиссией при Главном штабе и оставшись совершенно довольным их исполнением, соизволил объявить... монаршую благодарность". Аналогичные записи датируются также маем 1906 г., апрелем 1908-го, маем 1910-го...

Финал нашей истории печален.

Один из последних указов, подписанных Николаем II, касался нашего героя. Согласно этому документу, престарелый генерал должен был служить до "истечения того года, в который закончится война". Николаю Дмитриевичу Артамонову не удалось воспользоваться царской милостью. В марте 1918-го он обратился в Народный комиссариат по военным делам с просьбой об отставке и назначении ему пенсии, 22 июня пенсию ему назначили в размере 2145 тогдашних постоянно дешевеющих рублей. В год.

На этом следы нашего героя теряются. Когда он покинул наш мир и где покоится его прах - неведомо.