Леонид Шершнев
Сперва советских солдат в Афганистане принимали как друзей.
Фото из книги "Трагедия и доблесть Афгана"
«Идем на Афган!» – впервые я услышал эти слова в декабре 1979 года в районе сосредоточения 108-й мсд под Термезом от одного пожилого узбекского «партизана» (отмобилизованная дивизия была укомплектована призывниками из запаса, в основном узбеками). Он доверительно мне рассказал, что ему 52 года, но он не может пропустить такое большое событие, как «поход за речку», а потому пообещал военкому барана, чтобы тот направил его в войсковую часть вместе с сыном.
В войсках царило приподнятое настроение в ожидании предстоящего похода, в чем я, замначальника отдела спецпропаганды Политуправления Туркестанского военного округа, мог убедиться, объезжая роту за ротой и формируя в подразделениях агитационно-пропагандистские группы на этот случай для работы с местным населением на территории Афганистана. Хотя, по обыкновению, от личного состава до последнего момента скрывали цели готовящейся операции, но мало кто сомневался в том, что действовать придется в соседней стране и что «наше дело правое, победа будет за нами». Не знаю, были ли среди генералов, офицеров и солдат те, кто ясно представлял себе, с чем он столкнется в Афганистане, как отразится афганская кампания на их судьбе и какие последствия она будет иметь для Советского Союза.
НАКАНУНЕ
Фактически подготовка к вводу войск в Афганистан, судя по мероприятиям в ТуркВО, шла по крайней мере в течение года. Конечно, частые отмобилизования, передислокации войск и другие мероприятия объяснялись необходимостью повышения боевой готовности и напрямую не связывались с Афганистаном в целях маскировки и достижения внезапности военной акции.
10 декабря нас подняли по тревоге. Я вместе с группой генералов и офицеров штаба и политуправления ТуркВО отбыл в Термез, где в спешном порядке создавалось полевое управление 40-й армии. Командующим армией назначили первого заместителя командующего войсками ТуркВО генерал-лейтенанта Ю.В.Тухаринова, начальником политотдела – первого заместителя начальника Политуправления ТуркВО генерал-майора А.В.Таскаева. Я был назначен начальником отделения спецпропаганды политотдела армии, насчитывавшего по штатам военного времени три человека. В состав отделения вошли майор Учкун Касымов и лейтенант Хусан Турдалиев, призванный из запаса. Оба офицера владели дари.
14 декабря в Термез прибыла Оперативная группа Министерства обороны СССР, возглавляемая первым заместителем начальника Генерального штаба генералом армии С.Ф.Ахромеевым. В составе Оперативной группы был представитель специального управления (спецпропаганды) Главного политического управления СА и ВМФ полковник А.М.Гмыря. У нас установились с ним хорошие деловые и доверительные отношения. Он неоднократно бывал в Афганистане, прекрасно знал эту страну, владел дари. До последнего момента Гмыря не верил, что произойдет ввод войск в Афганистан. Как заклинание, он повторял: «Неужели совершим такую глупость? Неужели война?» Конечно же, кроме меня, он ни с кем не делился своими сомнениями. В его положении это было просто недопустимо. Видя мое спокойное отношение к происходящему, он сказал: «Пойми, Леонид Иванович, Афганистан – это не Чехословакия, это другой мир, это другие люди. Там все другое. С европейскими мерками подходить к нему нельзя: вляпаемся в дерьмо обязательно».
24 декабря министром обороны СССР Д.Ф.Устиновым была подписана директива № 3121/12/001, в которой отмечалось: «С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе нескольких контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств┘»
Согласно директиве, уже на следующий день – 25 декабря – части советской 40-й армии пересекли границу Афганистана по понтонному мосту через Аму-Дарью.
НА ПУТИ К САЛАНГУ
Утром, когда уже было точно известно о скором вступлении в Афганистан и я собирался везти на переправу свежеотпечатанные в местной типографии Памятки советскому воину-интернационалисту (удалось изготовить по простой просьбе 12 тыс. экземпляров и договориться о дальнейшем тиражировании их необходимого количества), у меня неожиданно забрали выделенную в мое распоряжение на период учений легковую машину, пообещав прислать другую. Буквально через час у входа в здание остановился «УАЗ», из него вышли милиционер с водителем и офицер из военкомата. Оказалось Саша (водитель, фамилию, к сожалению, не помню) ехал по заданию своего руководителя, его остановили на посту ГАИ, забрали документы и вместе с ним прибыли в расположение полевого управления 40-й армии и только здесь ему объяснили, выдав предписание, что он призван из запаса на воинскую службу, переходит в мое подчинение. Мне повезло, он оказался замечательным парнем, опытным водителем. Милиционер пообещал мне, что съездит домой к его жене и сообщит о случившемся. Примерно через месяц Александр вернулся в Термез к семье обратным маршрутом из Кабула.
В ночь на 26 декабря я вместе с майором Касымовым и лейтенантом Турдалиевым на гражданском «уазике» с водителем Сашей в гражданской одежде (его не успели переодеть) по понтонному мосту через реку Аму-Дарью в составе колонны командного пункта 108-й мсд переправились на территорию Афганистана. С рассветом мы увидели первые признаки жизни на незнакомой афганской земле. Поразили ярко разрисованные грузовые автомашины и автобусы; люди, едущие в открытых багажниках легковых автомашин; пешеходы в необычном одеянии, не спеша и с достоинством идущие по дороге; кишлаки, обнесенные глинобитными дувалами и напоминающие чем-то древние крепости. На нас смотрели с любопытством, вполне дружелюбно, без всякой настороженности.
Первая остановка колонны произошла в Ташкургане, расположенном в 100 км от советско-афганской границы. Мы вышли на городскую площадь, где уже было довольно многолюдно. Первое впечатление, что мы оказались в другом мире, в другой эпохе. Бородатые мужчины неопределенного возраста, завернутые в одеяла, в чалмах и калошах на босую ногу, некоторые босиком, хотя было прохладно. Мы обратили внимание на небольшую группу людей, одетых почти по-европейски, двое из них были вооружены автоматами ППШ. Подумалось: наверное, местная власть. Подошли к ним, поприветствовали, оказалось не ошиблись: один из них представился как секретарь местной организации НДПА, другой – сотрудником органов безопасности. Разговорились. Выяснилось, что сами они знают о приходе советских войск, довели эту информацию жителям города и очень надеются, что уже само их присутствие положительно скажется на обстановке в Афганистане. Афганцы были очень удивлены видом и возрастом наших солдат, дескать, в кино и журналах мы видели другую Советскую армию, красивую, молодую. Пришлось объяснить, что это военнослужащие, призванные из запаса на небольшой срок и поэтому одеты в старую форму, хранившуюся на складах. Но разочарование от того, что они увидели «другую армию» было у них на лице.
Из беседы мы узнали, что в городе нет ни водопровода, ни канализации, ни света, но есть радио. Я поинтересовался: а телевидение? К моему удивлению, нам сказали, что телевизоры есть у богатых людей, работают они от движков и принимают советские передачи.
Потом собеседники помогли нам организовать первый импровизированный митинг советского контингента на афганской земле. Думается, было не меньше тысячи человек. К сожалению, у нас не было с собой даже мегафона: по штату не положено. Наши слова в переводе на дари люди как бы передавали друг другу. Речь шла о вечной советско-афганской дружбе, происках империалистов, их наемниках-бандитах, нашей всесторонней помощи. Самое трудное было объяснить, по чьей просьбе наши войска вошли в Афганистан. Мы старались не называть Амина, по многим признакам догадываясь, что его режиму осталось существовать недолго. Поэтому обычно отвечали: вошли по просьбе законного правительства ДРА или по взаимной договоренности наших руководителей на основе Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 5 декабря 1978 года. Мы также избегали говорить о временной миссии советских войск в Афганистане, поскольку сроки их пребывания в директиве министра обороны СССР не определялись.
После короткого митинга мы пошли в толпу, завязывая беседы или отвечая на вопросы. В одной из групп афганцев у нас спросили, показывая на хвост тяжелой техники: «Почему советские машины пошли той дорогой, ведь там они не пройдут?» Я достал карту, на ней указанный маршрут обозначен как дорога с твердым покрытием. Эта дорога функционировала и связывала с Кабулом до строительства туннеля Саланг. Завязалась дискуссия. И в это время прямо на площади приземлился вертолет, из которого вышел генерал-лейтенант Тухаринов. Я подошел к нему, представился, доложил о проведенном митинге и своих наблюдениях, об афганцах, которые утверждают, что колонна по намеченному ей маршруту не пройдет, так как дорога очень плохая. Командующий забеспокоился, когда увидел, что техника стоит, не движется. Он сел в вертолет, облетел участок дороги, где находилась голова колонны, убедился в правоте местных жителей и отдал команду изменить маршрут.
Это был второй случай на кабульском направлении, когда афганцы оказали прямую помощь советским войскам в их продвижении в глубь страны. Свидетелем первого я стал еще на советской земле в районе Термеза, где понтонно-мостовой полк наводил переправу через реку Аму-Дарью. Несколько раз саперы докладывали о готовности наплавного понтонного моста к эксплуатации, но спустя какое-то время сооружение оказывалось поврежденным сильным течением реки, размывавшей берега и сносившей понтоны. Саперам помогли справиться с задачей местные жители, подсказавшие им, как надо укрепить берега, используя в качестве подручного средства камыш.
Пользуясь самостоятельностью и не испытывая должной в подобных ситуациях настороженности, более того, проявляя полную беспечность, я нередко обгонял колонну и на десятки километров уходил вперед в неизвестность. На пути в Кабул было несколько эпизодов, заметно повлиявших на мои умонастроения, представления о своих войсках и их возможностях, о том, что нас может ожидать в Афганистане. К сожалению, мои записи тех дней не сохранились, где-то затерялись или были уничтожены в Ташкенте после расчленения СССР. Поэтому я не смогу точно назвать фамилии и имена людей, населенные пункты, что встречались мне на маршруте. Но многие наиболее яркие события тех дней цепко сохранились в памяти, и я постараюсь их воспроизвести, чтобы помочь читателю лучше ориентироваться в той ситуации.
На командном пункте 108-й мсд у меня произошли две совершенно случайные, но весьма примечательные встречи. Я обратил внимание на одного офицера, который, судя по манере держаться, относился скорее всего к Оперативной группе Генерального штаба ВС СССР. Он был в комбинезоне, без знаков отличия. Не имела номерных знаков и его спецмашина, оборудованная по ряду признаков засекреченной автоматической связью. Я нашел предлог познакомиться с ним, проинформировал его о своей задаче на марше, как мне она виделась, поскольку никаких конкретных указаний о действиях на территории ДРА не получал, и прочел ему 3–4 сюжета из блокнота о своих наблюдениях и выводах, касающихся поведения личного состава армии и местного населения в период ввода войск. Он чрезвычайно заинтересовался информацией, предложил подготовить текст на бумаге и пообещал его тут же передать в Москву «по предназначению». В течение суток по дороге на Кабул мне трижды удавалось находить его в колонне и отправлять с ним донесения неизвестному адресату. Позже я узнал, что наша информация оказалась самой оперативной, ценной и докладывалась министру обороны и начальнику Главного политического управления СА и ВМФ.
Там же на КП 108-й мсд возле меня остановился «УАЗ» с афганскими номерными знаками. Из него вышел славянин в костюме военного покроя, представился советским советником в 20-й пехотной дивизии афганской армии, дислоцированной в провинции Баглан, и попросил помочь ему найти старшего начальника. Советник прибыл на КП, чтобы организовать взаимодействие советских и афганских воинских частей в зоне ответственности 20-й пд.
Никого из лиц, способных принимать решения, мы не нашли, стали думать, как быть. По словам советника, личный состав афганской дивизии хотел бы торжественно встретить на маршруте продвижения советские войска, но было бы желательно согласовать хотя бы примерное время и место встречи. Я от души поблагодарил советника за столь уместную инициативу и пообещал предпринять что-нибудь в целях ее реализации. Мы обговорили некоторые технические и содержательные моменты советско-афганской встречи, с тем он и отбыл к себе в Баглан.
 Встреча с афганскими офицерами. Фото из архива автора |
Задача оказалась непростой. Никто из находившихся на КП офицеров штаба 108-й мсд не хотел брать на себя ответственность за организацию этой встречи под тем предлогом, что она не спланирована и не утверждена руководством. Тогда у меня созрело решение перехватить на маршруте движения любую колонну и, ссылаясь на командующего 40-й армии, который одобрил наши действия в Ташкургане, от его имени побудить соответствующего командира принять вместе со мной участие в готовящемся афганской стороной мероприятии, что заняло бы не более получаса. Это время без особых усилий можно было бы наверстать за счет остановки на отдых и увеличения скорости движения колонны. Определившись по карте, я отправился нагонять находившихся примерно в 50 км наши передовые подразделения.
Примерно через пару часов мы нагнали большую колонну войск, пристроились в хвост и стали размышлять, как ее остановить, чтобы договориться с командиром о проведении советско-афганского митинга боевого содружества. Судя по карте, до Баглана оставалось не более тридцати километров. И снова удача: колонна остановилась. Мы медленно проехали вдоль, пытаясь угадать машину управления старшего начальника по торчащим антеннам. Оказалось, мы натолкнулись на передовой отряд мотострелкового полка 108-й мсд. Я встретился с его командиром подполковником Степановым, ввел в обстановку, сообщил ему о решении командующего армией одной из главных задач на марше считать установление дружественных контактов с местным населением и личным составом союзнических вооруженных сил ДРА. Полку Степанова выпала честь принять участие в первом митинге боевого содружества на афганской земле в Баглане. Командир что-то пошутил о мудрости начальства, мы обсудили детали прохождения колонны, проведения митинга, формы контактов военнослужащих и согласовали время появления первой машины на окраине города, где я буду встречать ее вместе с советником. Помнится, Степанов предложил мне сопровождение, но я отказался, полагая, что моя одиночная гражданская машина будет привлекать к себе меньше внимания, да и лишнего беспокойства не хотелось.
Вскоре я уже въезжал в Баглан, на окраине которого располагался 10-й пехотный полк 20-й пд. Буквально через 300–500 м мы увидели афганских военнослужащих, выстроенных справа и слева по маршруту движения. Они выкрикивали приветствия, махали руками. По знаку советника мы остановились. БТР подполковника Степанова стал трибуной. Нас поздравил с прибытием на афганскую землю командир афганского пехотного полка. С ответным словом выступили Степанов и я. Мы разъяснили цель нашего нахождения в Афганистане и выразили надежду, что совместными усилиями мы отстоим завоевания Апрельской революции. Неожиданно мы оказались под дождем лепестков роз, которыми осыпали нас участники митинга.
Утром 27 декабря 108-я мсд двинулась дальше на Кабул. Примерно в 20.00 мы по радио услышали обращение Бабрака Кармаля к народам Афганистана, узнали о свержении президента Х.Амина и вступлении страны во второй этап революции. Сообщение ошарашило меня. Конечно, Амин, злодейски убивший Тараки, сам заслуживал смерти, но такого финала я не ожидал. Ситуация коренным образом изменилась. Я посчитал своим долгом проинформировать нового командира дивизии полковника Миронова о радиопередаче. Воспользовавшись тем, что колонна остановилась, я нашел его машину и сообщил ему о событиях в Кабуле. Во время нашего разговора полковника Миронова вызвал к телефону командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Ю.П.Максимов. В заключение недолгого разговора я услышал указание: «Скорость максимальная!» Последовала команда на совершение марша в направлении Кабула.
Днем 28 декабря мы вошли в туннель Саланг, сооруженный советскими строителями, связавший самым коротким путем центр страны и север. Его протяженность – более 5 км. Через некоторое время почувствовали резкий запах выхлопных газов. Колонна остановилась. Дышать становилось все труднее. Мы вышли из машины и пошли выяснять обстановку. Как нам показалось, все легковые, грузовые машины, бронетранспортеры, танки стояли с заведенными моторами, дымили в замкнутом пространстве. Нам встречались солдаты и офицеры в обморочном состоянии.
Быстро продвигаясь вдоль колонны, мы натолкнулись на дверь в стене. Открыв ее, увидели человек 20 афганцев, сидящих вокруг печи-буржуйки за чаем. Как выяснилось, это был обслуживающий туннель персонал, сосредоточенный в этой комнате советским подразделением, которому была поручена охрана и оборона сооружения. По моей команде старший из афганцев позвонил на вход в туннель, сообщил об угрозе отравления личного состава, сказал о необходимости немедленно включить вентиляцию (она, оказывается, была отключена) и прекратить допуск транспорта внутрь туннеля. Несколько афганцев вышли из укрытия, чтобы оказать помощь пострадавшим. Мы же бегом отправились к выходу из туннеля, до которого оставалось, как нам сказали, метров 700.
Оказалось, у выхода из него заглохли два танка и преградили путь остальной колонне. Мы нашли офицера, отвечающего за охрану и оборону туннеля, ввели его в обстановку и наметили план действий. Ценой немалых усилий удалось завести второй танк и с его помощью вытолкнуть из туннеля первый. Путь был свободен, колонна двинулась дальше. По поводу случившегося мной была написана докладная записка и передана представителю Центра, с которым мы снова встретились на маршруте. К сожалению, урок не пошел впрок. 23 февраля 1980 года и 3 ноября 1982 года в туннеле на перевале Саланг случились трагедии с массовой гибелью советских военнослужащих и гражданских лиц.
ПЕРВЫЕ ДНИ В КАБУЛЕ
Вечером 28 декабря наше отделение спецпропаганды вместе со штабом 108-й мсд прибыло в определенное для него место дислокации под Кабулом, к которому очень скоро прилипло название «Теплый Стан». Мы стали свидетелями первых потерь в Афганистане: в грузовой машине привезли четыре тела убитых советских военнослужащих. Их ремонтная мастерская отстала от колонны, и под Чарикаром они были расстреляны мятежниками. Один из них был захвачен в плен и доставлен в штаб дивизии. Допросили вместе с начальником особого отдела 108-й мсд. Пленный отрицал свое участие в нападении на наших военнослужащих. Он весь дрожал от холода (было не меньше 10 градусов мороза), дали ему одежду, накормили. 30 декабря мы решили передать его советским советникам на их решение. Выехали в Кабул, нашли резиденцию главного военного советника генерал-полковника С.К.Магометова. Меня представили ему. Уточнив цель моего прибытия, генерал распорядился, чтобы мы держали пленного у себя, сдавать его пока некому. Вместе с пленным мы вернулись в расположение штаба. Через какое-то время его забрали сотрудники службы безопасности Афганистана (ХАД).
В первые январские дни 1980 года познакомился с руководством советского посольства, руководством горкома НДПА, наладил контакты с советниками различных ведомств. Все эти связи позволили владеть информацией о происходящих процессах в ДРА, помогли в организации взаимодействия по вопросам пропагандистской работы среди афганского населения и военнослужащих, вооруженных формирований мятежников.
Нашей первой акцией в информационном противоборстве с противником стала организация съемки фильма телегруппой из Германской Демократической Республики об ограниченном контингенте советских войск в ДРА. Бытовые зарисовки фильма лучше всего раскрывали благородную, интернациональную суть его миссии в Афганистане: палатки, вода и саксаул, привезенные из Союза, афганские гости в расположении части, мулла, беседующий с советскими военнослужащими-мусульманами┘ С этой группой телеоператоров меня познакомил сотрудник посольства, который гарантировал производство правдивого, доброжелательного фильма о Советской армии в Афганистане.
Я доложил о состоявшихся съемках фильма начальнику политотдела 40-й армии генерал-майору А.В.Таскаеву как о большой информационно-пропагандистской удаче. Выслушав меня, он снял трубку и связался с начальником ГлавПУ СА и ВМФ генералом армии А.А.Епишевым. По мере разговора лицо Таскаева становилось все более бледным и руки слегка дрожали. Епишев выругал его за нашу инициативу и предупредил, чтобы больше никаких подобных контактов не было. В Афганистане ограниченный контингент войск должен оставаться незаметным для внешнего мира.
У меня в голове не укладывалось это распоряжение. Тогда я еще не знал о постановлении Политбюро ЦК КПСС, принятом 27 декабря 1979 года, «О пропагандистском обеспечении нашей акции в отношении Афганистана». Именно это постановление закрыло Афганистан от советской общественности.
На мой взгляд, этап ввода советских войск в Афганистан закончился к 1 марта 1980 года. Была решена главная задача этой кампании – свержение режима Амина и приведение к власти Кармаля, установление полного контроля над страной. Войска заняли основные ключевые районы страны, взяли на себя обеспечение охраны 21 провинциального центра, а также значительного числа уездных и волостных центров, девяти аэродромов, практически всех крупных советско-афганских предприятий. Из состава 40-й армии были выведены военнообязанные, призванные из запаса (32 тыс. сержантов и солдат), и заменены военнослужащими срочной службы. Одновременно была заменена автотранспортная техника, привлеченная из народного хозяйства на войсковую.
Первый этап действий советских войск на территории ДРА, связанный с их вводом, венчал собой конец изначальных установок советского руководства для 40-й армии – не втягиваться в борьбу с вооруженными формированиями мятежников. В конце февраля из Москвы поступило прямое указание: «Начать совместно с армией ДРА активные действия по разгрому отрядов вооруженной оппозиции┘» Это означало вступление наших войск в новую фазу афганской войны со всеми ее высокими и низменными проявлениями.
