Владимир Лещенко
Нарвская крепость – здесь когда-то стояла эскадра Карстена Роде.
Фото ИТАР-ТАСС
Русский флот в обыденном представлении прочно связан с именем Петра I. Хотя, как водится у нас (а особенно – в последние десятилетия), нередко слышатся голоса историков и просто «правдоискателей», оспаривающих правомерность этого мнения.
Поминали в этой связи то новгородских ушкуйников, то лихие казачьи походы «за зипунами» в Турцию, то рейды Степана Разина на Каспии, то с грехом пополам построенный при царе Алексее Михайловиче «Орел» (Степаном Разиным и сожженный). А то вообще походы князя Олега на Царьград.
Но вот один вполне реальный эпизод отечественной истории, одновременно касающийся и Дании и России, обычно не вспоминают. А он между тем этого вполне заслуживает!
...Начало этой истории связано с Ливонской войной и именем Иоанна IV, в будущем получившего прозвище Грозный.
Но на тот момент молодой государь проявил себя на диво толковым и умным правителем, сумевшим быстро преодолеть все неурядицы времен своего малолетства, когда фактически правили враждующие боярские кланы, и начать успешную внешнюю экспансию. Тут-то и подстерегала Иоанна первая ловушка, расставленная историей.
ПРОБЛЕМЫ ИВАНА ГРОЗНОГО
...После завоевания Казанского и Астраханского ханств встал вопрос: куда направить острие внешней экспансии?
Ближайшее окружение молодого царя – «Избранная Рада» в полном составе желала начать войну с последним осколком Золотой Орды – Крымским ханством. Ибо именно оно представляло главную угрозу для России.
Однако царь решил иначе: он решил покорить Ливонский орден, рассчитывая – и на первый взгляд не без основания – на легкую и быструю победу. Этот шаг Иоанна историки оправдывают необходимостью получения выхода к Балтийскому морю. При этом почему-то забывая, что на тот момент Россия уже более ста лет имела выход к Балтике: ей принадлежало побережье Финского залива между Ивангородом и Выборгом, с устьями рек Нарова, Луга и Нева и рядом городов.
Московское государство давно располагало всем, что было необходимо для развития мореплавания и внешней торговли.
Однако этот путь был достаточно долгим и непростым. Нужно было устанавливать связи с Голландией и Англией, сооружать новые гавани, развивать и укреплять старые, строить корабли, давать льготы своим и иноземным купцам...
Одним словом – заниматься делами, приличествующими «не людям, но мужикам торговым» (дословная цитата из письма Ивана Грозного Елизавете Английской). А зачем, спрашивается, когда все – и удобные порты, и корабли, и даже купцов с налаженными торговыми связями – можно легко и быстро получить путем «маленькой и победоносной» войны?
Иоанн мог без особого труда выставить порядка ста тысяч вооруженных бойцов. Ливонский орден не обладал даже приблизительно сопоставимыми силами.
Рыцарство с его замковыми дружинами и феодальными доблестями (к тому моменту, впрочем, угасшими) давно стало анахронизмом и к тому же совершенно выродилось.
Наиболее боеспособными частями, которыми располагала Ливония, были иноземные наемники. Впрочем, они были немногочисленны, а главное – по уже давно устоявшейся традиции ландскнехтов, рассматривали войну в основном как способ легального грабежа не только врага, но и собственного нанимателя.
К тому же коренные жители – эсты, ливы, летты, земгалы, превращенные в крепостных Церкви и баронов, – отнюдь не горели желанием защищать своих поработителей.
Одним словом, Ливония казалась идеальным кандидатом на поглощение. Это не Крым с его ордами в десятки тысяч всадников, за спиной которых маячила тогдашняя сверхдержава – Оттоманская империя.
В конце 1558 года армия царя Иоанна вторглась в Ливонию и уже к началу следующего лета фактически без сопротивления заняла большую ее часть. А в 1560 году в одной битве под Феллином князь Курбский разбил все ливонское войско, взяв в плен великого магистра.
И вот тут началось именно то, чего опасались к тому времени уже опальные чины «Избранной Рады»: на такой лакомый кусок, как Ливония, нашлись и другие охотники.
Первым в войну вмешалось Великое княжество Литовское, войско которого заняло Ригу и Курляндию; а один из фактических правителей Литвы – виленский воевода Николай Радзивилл провозгласил частью великого княжества уже всю Ливонию. В 1561 году польско-литовская армия заняла Ревель – одну из немногих не взятых русскими крепостей. Но внезапно высадившиеся шведы при поддержке местных жителей выбивают их из города, объявляя его собственностью стокгольмской короны. Так Россия оказалась перед лицом затяжной войны против двух сильных держав.
Из ожидаемого блицкрига война превратилась в бесконечную цепь больших и малых стычек на пространстве от Невы до Изюмского шляха.
У Иоанна IV была возможность закончить дело достаточно выгодным миром. Речь Посполита не была склонна воевать до победного конца, и в 1566 году высказала готовность отдать русским часть ливонских земель.
Но московский государь был непреклонен, и более того – потребовал у Литвы вдобавок ко всей Ливонии еще и Киев с Полоцком.
Положение осложнилось еще и тем, что если Речи Посполитой можно было нанести удар в любом месте – от Чернигова до Вильно, то Швеция была недосягаема. Так, в 1568 году Россия не смогла взять Ревель именно из-за непрерывного подвоза подкреплений и припасов по морю. К тому же шведы развернули на Балтике настоящую охоту на идущие в Россию иноземные суда.
Свою лепту внесла и Польша – не имея своего флота, король Сигизмунд-Август превратил вассальный Данциг и ливонский Пернау (ныне Пярну) в настоящие пиратские гнезда. «Нарвское мореплавание» столь заботившее Иоанна, практически прекратилось, и морская торговля начала перемещаться в Белое море.
Нужен был флот.
И вот тут начались почти неразрешимые проблемы. В Поморье и в бывших новгородских землях можно было набрать людей, знакомых с морем. Можно было и без особого труда силами московских плотников построить неплохие корабли.
Но что касается штурманов, знатоков ведения боевых действий в составе флотов и совместного эскадренного плавания – едва ли не самой сложной части тогдашней навигационной науки, – вот их взять было неоткуда.
В Москве размышляют, и быстро находят решение – вполне кстати, в духе тогдашних европейских подходов. Конкретнее – для борьбы с иноземными пиратами царь решил завести своих собственных. В этом, кстати, говоря, не было ничего удивительного – услугами каперов пользовались в то время едва ли не все европейские монархи.
ДАТСКИЙ ГОСТЬ
И тут свою роль сыграл единственный русский союзник на Балтике – Дания, видевшая в развернувшейся шведско-польско-русской войне средство вернуть себе былую гегемонию на Балтике.
Кроме того, Копенгаген все еще воспринимал Швецию во многом как взбунтовавшуюся провинцию – шведы вышли из состава Датского королевства лишь в 20-е гг. ХVI века. К тому же в отличие от Речи Посполитой, где заправлявшая всем католическая верхушка не теряла надежды распространить «истинную веру» дальше к востоку, датчан религиозные вопросы не волновали. И как только посольским чиновникам и купцам, торгующим за границей, было дано задание – найти подходящего человека, который согласился бы пиратствовать на Балтике в русских интересах, король Дании лично нашел и порекомендовал царю такого.
Это был уже знаменитый к тому времени балтийский капитан Карстен Роде. Фигура эта хотя и известная, но довольно загадочная. Неизвестны с точностью даты ни его рождения, ни его смерти. Также нет достоверных сведений о его биографии. По одним данным, он одно время командовал галерой у адмирала Дориа на Средиземном море. По другим – был датским «королевским корсаром», топившим корабли конкурентов Копенгагена на Балтике – не легальным капером с патентом, а обычным морским разбойником, однако оказывающим услуги государству, и за это не слишком усиленно разыскиваемым.
В пользу этого свидетельствуют сообщения, что Иоанну Грозному его порекомендовал лично король Дании Фредерик II.
Известно что Карстен Роде происходил из бюргеров Западной Ютландии. Он был высок ростом и очень силен, носил аккуратно подстриженную бороду и держал на корабле личного цирюльника. По свидетельству современников, он был весьма набожный человек, установивший на своем судне порядок, при котором человек, уличенный в богохульстве мог быть даже выброшен за борт, «дабы не навлечь гнев Божий на судно».
К моменту поступления на русскую службу Картен Роде уже был заочно приговорен за свои «подвиги» к смерти в Гамбурге и Киле.
Иван Грозный присваивает Роде звание «наказного капитана» и «морского отамана» и выдает жалованную грамоту – каперское свидетельство. В нем Роде наделялся всеми полномочиями на море, как настоящий царский воевода, и получал приказ: «Силой врагов взять, а их корабли огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять. А нашим воеводам и приказным людям тово отамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помошников, в наши пристанища на море и на земли в бережении и чести держати, запасу или что им надобно, как торг подымет, продать и не обидеть». Также грамота содержала строгое указание: «самим ни на кого не нападать и убытков никому не чинить». Но такие оговорки были обычными при составлении каперских патентов и предназначались вовсе не для того, чтобы наставить лихих мореходов на путь истинный, а скорее, чтобы снять ответственность за грабежи с нанимателя, переложив ее целиком на корсара. (Не зря на морском жаргоне каперский патент многозначительно именовался «фартовой грамотой».)
Карстен Роде обязался поставлять в Нарву для нужд России лучшие пушки с захваченных судов, десятую часть от всей захваченной добычи, и каждый третий взятый в плен корабль.
 Подобными пушками был вооружен первый русский флот. Фото из книги «Ливонская история» |
УДАЧА КАПИТАНА РОДЕ
Так Карстен Роде оказался на службе у русского царя. Именно он стал первым адмиралом российского флота – который правда еще предстояло создать.
В начале лета 1570 года Роде отправился на остров Эзель (Сааремаа), в порт Аренсбург, где купил на выделенное царем золото свой первый корабль. Тогда же, кроме царской грамоты, Карстен Роде ухитрился получить еще и другой каперский патент – от брата датского короля Фредерика II и вассала Ивана IV принца Магнуса, марионеточного «короля Ливонского», владыки острова Эзель.
Корабль получил имя «Веселая невеста». Здесь же были приобретены необходимые припасы и набрана команда, позже усиленная поморами, стрельцами и пушкарями. (По ряду сообщений, они должны были не только сражаться бок о бок с каперами-иностранцами, но и вести за ними «надлежащий сыск».)
Корабль был не слишком мощным – то ли царь всея Руси поскупился, то ли контрагенты оказались особенно жадными: водоизмещение судна было лишь около 40 тонн, вооружение составляли несколько пушек.
Но уже через несколько дней после выхода в море Карстен Роде атаковал первую цель – шведский военный флейт. Вражеское судно было не в пример больше и лучше вооружено, но старый морской волк вовсе не испугался. Напротив, шведы попытались бежать, завидев корабль под русским флагом. (Кстати, флаг этот был красного цвета – царское войско билось еще под воспетым в древнерусских былинах «червленным стягом».)
Роде пришлось приложить немало усилий, чтобы догнать шведский корабль. После артиллерийской дуэли ему удалось взять шведа на абордаж. Взятый корабль Роде привел на остров Борнхольм, на тот момент сданный Данией в аренду ганзейскому Любеку. Там он пополнил команду, включив в нее как вновь присланных из России людей, так и своих датских земляков, включая, например, известного корсара-норвежца Ханса Дитрихсена. (Борнхольм станет одной из многочисленных баз русской корсарской эскадры).
И уже вскоре маленькая флотилия Роде вновь вышла в море, буквально в течение двух недель захватив несколько шведских и польских торговых судов.
Затем он двинулся на юг Балтики, начав действовать на подходах к Данцигу. Только в июле его эскадра перехватила караван из пяти судов, принадлежавших данцигским купцам.
А вскоре в порт Нарвы прибыл первый корабль, предназначенный для нового флота России...
С легкой руки писателя Константина Бадигина эскадра Роде известна широкой публике как «корсары Ивана Грозного», хотя формально они были даже не каперами, а именно регулярным флотом, возглавляемым самым настоящим адмиралом, имеющим выписанный монархом патент на чин.
Первоначально базой флотилии Карстена Роде были назначены Нарва и Ивангород. Однако в окрестностях этих городов вскоре начались боевые действия, да и принадлежавшая шведам Финляндия была слишком близко. Эскадра останавливалась то в Ревеле, то на островах Моонзундского архипелага, а позже окончательно переправилась в союзную Данию.
Карстен Роде действовал весьма успешно. Русские моряки быстро освоили непривычное ремесло корсаров, были дисциплинированны и отважны.
Датский король Фредерик благосклонно относился к Карстену Роде, не реагируя ни на жалобы шведских и польских властей, ни даже на просьбы собственных купцов прекратить деятельность царского капера. Трудно сказать – то ли он действовал так из союзнических соображений, то ли, что вероятнее, дабы иметь лишний козырь в соперничестве с Варшавой и Стокгольмом. (Возможно, сыграла свою роль и материальная заинтересованность королевских адмиралов, среди которых наверняка было немало старых знакомых капера.)
Тем временем флотилия «отамана» Роде вполне оформилась как настоящая эскадра и даже как своего рода – пиратское «государство» на воде.
Будучи с одной стороны самовластным предводителем морских разбойников, с другой – находясь под покровительством могущественных монархов, Карстен Роде фактически не подчинялся никому. Захват военных кораблей он прекратил после того, как количество взятых на абордаж фрегатов достигло пяти. Трофеи эти предназначались формально для русского флота, но Роде пока не спешил отправлять их нанимателю, тем более что обстановка складывалась для России все менее благоприятно. Поэтому лишние суда просто продавались в портах Борнхольма и Дании.
Всего Роде захватил более 20 судов общей стоимостью вместе с грузами в полмиллиона иоахимсталеров серебром – и это меньше чем за год!
Шведы непрерывно бомбардировали жалобами Копенгаген, требуя выдать «московитского разбойника».
Данцигский магистрат рассылал призывы к властям всех ганзейских городов – соединенными силами покончить с русскими каперами, пока «московиты не обрели господства на море» и пока «это зло еще не успело пустить слишком глубоких корней».
А король польский Сигизмунд-Август, в конце концов, написал жалобу на Карстена Роде... в Москву, лицемерно стыдя Ивана Грозного за разбой и «бесчестные» способы ведения войны.
Одно это показывает, насколько противники России были в ужасе и ярости – причем не меньше реального ущерба раздражал их сам факт появления русского флота. Да, ситуация обстояла именно так: у русского государства впервые появился свой регулярный флот, возглавляемый настоящим адмиралом, имеющим грамоту, подписанную лично царем (сам Роде в переписке называл себя именно адмиралом). Об этом говорит также то что от российской казны морякам Роде было назначено твердое жалование – шесть талеров в месяц.
И пусть он был укомплектован по сути пиратами – тогдашние регулярные (да и торговые) флоты в большинстве стран зачастую мало чем отличались от разбойничьих. Грани между этими родами деятельности были размыты – как сказал классик: «Война, торговля и пиратство – три вида сущности одной».
Вспомним, что современник Карстена Роде сэр Френсис Дрейк, уже будучи адмиралом английского Королевского флота, в мирное время активно промышлял тем, что грабил испанские города и корабли. А полувеком позже флот Нидерландов в войне с Испанией возглавляли два вполне штатских моряка: Питер Хейн и Маартен Тромп.
Каперская флотилия русского царя увеличивалась чуть ли не каждый день, достигнув почти 17 вымпелов. Однако вдали от своего грозного нанимателя капитан Роде начал забывать о своих обязанностях, практически забросил борьбу со шведскими и польскими морскими разбойниками (не говоря уже о военных судах), зато с удвоенной силой принялся грабить мирных купцов.
КОНЕЦ АДМИРАЛЬСКОЙ КАРЬЕРЫ
Последний бой эскадра Роде приняла осенью 1571 года. Это было настоящее сражение – три шведских фрегата подстерегали Роде, следуя за торговым судном-ловушкой. Пират напал на безобидного купца и был атакован с тыла. Его эскадра понесла потери, но и все три шведских фрегата были разбиты метким огнем русских канониров и взяты на абордаж. С изрядной добычей потрепанная пиратская флотилия повернула к Дании.
Но тут ситуация радикально переменилась. Король Фредерик счел, что Карстен Роде его слишком компрометирует, а может – окончательно решил порвать с Иоанном Грозным, дела которого в Ливонии шли все хуже.
По возвращении на свою базу в проливе Скагеррак ничего не подозревавший Карстен Роде был арестован, его команды разогнаны, а корабли и имущество отобраны в казну.
Русский пират-адмирал был посажен сначала в замок города Галле, а затем отправлен в Копенгаген. Его казни или выдачи потребовали не только дворы Стокгольма и Варшавы, но и магистраты нескольких ганзейских городов.
Но ни того, ни другого не произошло – Роде просто... пропал. Ни в одном документе о нем больше нет ни слова. Позднейшие историки, как ни старались, не смогли найти никаких следов этого человека.
По одной гипотезе, удачливый корсар был вновь взят на службу под другим именем. (Как раз тогда Дания занялась заморскими экспедициями в Африку и Вест-Индию.) Возможно, он просто откупился от правосудия своими немалыми сокровищами или бежал с помощью старых друзей.
Так или иначе, о Карстене Роде, командующем первым русским флотом и первом русском капере, больше ничего не известно.
КОНЕЦ ПЕРВОГО РУССКОГО ФЛОТА
Иоанн Грозный вспомнил о своем адмирале лишь спустя пять лет, послав в Копенгаген письмо следующего содержания:
«Лет пять или более послали мы на море Карстена Роде на кораблях с воинскими людьми для разбойников, которые разбивали из Гданска на море наших гостей. И тот Карстен Роде на море тех разбойников громил... 22 корабля поимал, да и приехал к Борнгольму, и тут его съехали свейского короля люди. И те корабли, которые он поймал, да и наши корабли у него поймали, а цена тем кораблям и товару пятьсот тысяч ефимков. И тот Карстен Роде, надеясь на наше с Фредериком согласие, от свейских людей убежал в Копногов (Копенгаген. – В.Л.). И Фредерик-король велел его, поймав, посадить в тюрьму. И мы тому весьма поудивилися...»
По отрывочным сообщениям, Иван Грозный подумывал о том, чтобы вторично попробовать воссоздать свой флот. Но┘
С 1578 года военные действия окончательно приняли неблагоприятный оборот. Новый король Речи Посполитой Стефан Баторий начал одерживать непрерывные победы над ослабевшей в двадцатилетнем конфликте Русью. Воспользовавшись тем, что все силы Иоанн Грозный бросил против польско-литовских войск, нанесли удар шведы – на этот раз не с моря, а с суши, со стороны Финляндии, захватив все приморские русские крепости, включая Ивангород.
В итоге, в 1582 году было подписано Ям-Запольское перемирие с Речью Посполитой, а в 1583-м – Плюсское со Швецией. 25 лет длившаяся Ливонская война завершилась полным крахом.
Россия, потерявшая не только все приобретения, сделанные в Ливонии, но и южное побережье Финского залива с русскими городами Ям, Копорье и Ивангород, оказалась отрезана от Балтийского моря.
Под конец жизни осознавший, в какую катастрофу вверг вверенную ему державу, царь Иоанн посвятил остаток дней непрерывным молитвам и покаянию, забыв думать о каком-то там флоте.
А спустя ровно 125 лет после гибели эскадры Карстена Роде Петру I пришлось заново начинать создание русского флота – там, где Иоанн Грозный так бесславно закончил.
