«Катынь»: польская оскомина и стыдливая недоговоренность

Могильные холмики – почти вровень с землей. Фото Игоря Плугатарева

Это «расстрельное» место, когда ходишь вдоль приплюснуто-приземистых холмиков-могильников и стоишь возле них, вызывает заверть дум. Чувств тоже хватает, но все же больше – осмыслений... Проведенные в данном районе еще во второй половине 1990-х годов раскопки выявили 277 групповых захоронений, которые специалистам нетрудно было датировать 1937–1938 годами. Это местечко окрестили Долиной смерти. Об этом известно куда меньше, чем о том, что здесь увековечены имена 4413 польских военнопленных (их них два генерала), расстрелянных НКВД по прямому указанию Кремля в мае-июне 1940 года.

А год-два спустя несколько поодаль выявили еще девять точек с останками, относящимися к узаконенным убийствам конца 1920-х – начала 1930-х годов. Их и обустроили в коллективные могилы, куда перенесли и часть останков из Долины смерти. Но только в 2017-м в ходе исследовательско-эксгумационных работ, которые время от времени еще продолжаются, было выяснено, что в Долине смерти кроме захоронения тел, вывезенных из смоленских тюрем, также приводили в исполнение и смертные приговоры, вынесенные небезызвестными «тройками». К настоящему времени числится более 8 тыс. смолян, ставших здесь жертвами кровавой 58-й статьи сталинского Уголовного кодекса. 20 апреля 2018 года здесь открыли мемориал многим тысячам советских граждан, погубленным в этом месте в годы Большого террора. Один из авторов этих строк побывал здесь минувшей весной.

«РАССТРЕЛ» У СТЕНЫ ПАМЯТИ

Находится мемориал «Катынь» в 20 км на запад от Смоленска по левую колею Витебского шоссе; до одноименного поселка, что на той же трассе,  еще 7 км на запад. Поблизости, южнее на берегу Днепра, – урочище Козьи Горы, именно оно и являет собой Долину смерти; между мемориалом и Смоленском – поселок Новые Батеки, музей-заповедник Гнездовские Курганы (могильники IX–XI веков), созданный в 2011 году, и деревня Глущенки. Почему скорбное местечко назвали Катынью, неясно, вроде бы оттого, что здешний лес назывался Катынским.

Наталкивает на мысль созвучность с белорусским мемориалом «Хатынь» – горестно знаменитой на весь мир деревней, сожженной вместе с жителями украинскими коллаборационистами под началом фашистских карателей. Тем более что от Катыни до Хатыни – всего-то каких-то 280 км. Между прочим, когда на рубеже 1980-х кинорежиссер Элем Климов готовился к съемкам своего памятного фильма «Иди и смотри», он исходил из следующего: «Я тогда задумался: а ведь про Хатынь в мире не знают! Про Катынь, про расстрел польских офицеров знают. А про Белоруссию – нет. Хотя там ведь было сожжено более 600 деревень! И я решил снять фильм об этой трагедии».

Мемориальной скорбью посетителя охватывает с первых шагов пребывания в «Катыни» (кстати, насчет ударения на «а» или на «ы» у филологов и высших официальных лиц, в разные годы здесь побывавших, согласия нет). Памятное место открывает высокая стена, на которой перемежены 

Памятник «Расстрел» показывает человека в момент мгновенного угасания жизни, на первой полсекунде падения в яму. Фото Игоря Плугатарева

фамилии на русском и польском языках (полякам такой подход создателей мемориала пришелся явно не по душе). Но есть и исключительно «их» Стена Памяти, вдоль который проложена дорожка к польскому месту печали. На стене этой, ломаной и очень протяженной – плиты-таблички с именами всех погибших и краткими сведениями о них. Эти металлические прямоугольники видятся сильно заржавевшими, но темно-коричневая ржа эта – искусственная, она была разработана в Варшаве специально для мемориала под Смоленском (говорят, стоит такая технология в разы больше обыкновенного металла).

«Наша» же Стена Памяти раза в три покороче, но на латунных табличках теперь тоже значатся имена более чем 8 тыс. жертв сталинского террора. К обеим Стенам Памяти приходят еще здравствующие прямые потомки казненных – их дети, а также внуки и правнуки. Находят фамилии своих убиенных родителей, дедов и прадедов. Глядят на «ржавые» буквы. Вздыхают, всплакивают… Автор этих строк видел.

Сразу за стартом осмотра находится крупный экспонат – двухосный «Товарный вагон. Основное транспортное средство СССР для перевоза репрессированных и депортированных граждан в 1920–1950-е гг. Дар Московской железной дороги мемориалу «Катынь». В те десятилетия в таком «ГУЛАГе на колесах» перевозили до полусотни заключенных, проявляя о них заботу в том, что вагон отапливался парой буржуек, а для отправления естественных надобностей выдавалось ведро, которое можно было опорожнить только на остановках; тогда же и умерших изымали. Но, находясь рядом с экспонатом, испытываешь недоумение: он отнюдь не стилизован под «неутомимый» тюремный вагон НКВД, а выглядит под навесом от дождя чистеньким, новеньким (или очень хорошо отреставрированным, как некое обновленное и на ходу авто тех же времен). Такой его вид явно не способствует представлению о том, что испытывали и как выносили осужденные тысячекилометровый многонедельный путь на Колыму, а так: пусть в ГУЛАГ, но ведь в новенькой же теплушке! Тем более  памятуется о том, что во время войны в подобных «основных транспортных средствах СССР» на фронт и в тыл было переброшено и несметное количество войск. Что-то недодумано с этим «ГУЛАГом на колесах».

Российская часть захоронений представлена девятью могильниками, расположенными на площади 2,3 га (общий метраж Катынского мемориала – 18,5 га). Каждое всхолмие высотой ниже обычной кладбищенской могилы, и если бы оно не было обозначено – прошел бы мимо и не обратил  внимания. Это тоже знак посетителю: режим той эпохи отлично осознавал, что творит преступления, и буквально заметал свои кровавые следы. Обозначены же погребения по периметру пятью-шестью черными столбиками-брусами, которые удерживают низко протянутые между ними смоляного же цвета продолговатые жерди. Эти обрамления неправильной формы символизируют не только ямы, в которые падали убиенные (или в которых несчастных расстреливали и добивали?), но и недосказанность: доподлинно не выяснено, сколько безвинных было уничтожено в этих местах в годы немыслимого произвола.

Последнее крупное погребение внутри данного периметра было произведено 30 октября 2017 года – в День памяти жертв политических репрессий. В торжественно-траурной обстановке упокоили останки 348 человек, на кои наткнулись в ходе земляных работ по обустройству «Катыни». Установили только одно имя из этих погибших: среди останков  обнаружили личные вещи несчастных, одной из них была щетка, на которой были выцарапаны имя и фамилия – Александр (Яковлевич) Клявс-Клявин. Казненный работал директором льночесальной фабрики в Вязьме. Ему было под 50, состоял в большевистской партии. Был арестован 15 августа 1936 года, 22 ноября 1937-го осужден по трем статьям 58-й статьи к «высшей мере социальной защиты» и в тот же день расстрелян.

Среди 348 человек, разделивших участь Клявс-Клявина, были и две женщины, в ходе эксгумации были найдены их гребни для волос, кто-то в минуту казни имел при себе даже флакончик с духами… То есть и не обыскивали толком: приговор – и быстро «в расход».

От этих захоронений по деревянным настилам – к стене с фамилиями расстрелянных смолян. Вдоль сотен табличек – к центральному месту поминовения – вновь созданному памятнику «Расстрел». Изваял оный народный художник Андрей Ковальчук. «Расстрел» являет собой бронзовую мужскую фигуру в два человеческих роста на сравнительно небольшом постаменте в виде камня-валуна – неестественно согнувшуюся, как бы заваливающуюся, с головой ниже плеч. В лике, который словно прячется от смотрящего (надо подойти и заглянуть) – глубочайшая обреченность. Понимаешь, что человек показан в момент мгновенного угасания жизни, на первой полсекунде падения в яму. Признаться, композиция вызвала у автора этих строк ком в горле. Хотя ее, несомненно, удачное скульптурное решение полной правде жизни не соответствует: расстрелянный обеими руками словно пытался защититься от пули, в то время как казнимым – это показали эксгумации – руки связывали, причем за спиной. Определенный вопрос вызывает и то, что фигура одна, хотя убийства в Долине смерти  были массовыми. Однако нахождение бронзовой композиции вблизи Стены Памяти с фамилиями тысяч погибших в полной мере компенсирует этот «недостаток»...

На открытие и осмотр 20 апреля 2018 года приезжала спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. Она возложила венок к вновь созданному памятнику «Расстрел» и такую же дань памяти отдала действующему еще с 2000 года месту захоронения польских военнослужащих. Но ее присутствие носило и нескрываемый политический подтекст на фоне массового сноса монументов советским воинам-освободителям в Польше, что она явно дала понять и в произнесенной у подножия нового катынского памятника речи, хотя конкретные топонимы в ее словах упомянуты не были.

И вот что примечательно. Матвиенко процитировала и поэтессу Ольгу Берггольц («Никто не забыт и ничто не забыто»), и Авраама Линкольна («Можно обманывать часть народа все время; можно обманывать весь народ некоторое время; но нельзя все время обманывать весь народ») и решительно осудила «варварство ряда государств, ряда политических движений, которые стараются переписать историю ради нагнетания русофобских настроений». Но ни единого раза не употребила терминов «сталинизм», «сталинщина» и о «тоталитарном режиме» сказала безадресно, как будто не стояла в одной из его пиковых точек (благо уже исторических), и он был «где-то», а не в Советском Союзе, преемницей которого является Россия.

Польская сторона на скорбном мероприятии была представлена довольно скромно – послом Республики Польша (РП) в РФ Влодзимежем Марчиняком, руководителем консульского агентства РП в Смоленске Йоанной Стшельчик и сопровождавшим их старшим офицером военного атташата. От спича посол воздержался. Поляки регулярно устраивают здесь и «свои» поминовения, и в таких случаях их бывает в разы больше и речи звучат.

МАСКИРОВКА ЭПОХИ 

ТЕРРОРА МУЗЕЕМ?

Вокруг и по-над местом давней трагедии (многих людских трагедий) царит курортный антураж! Елово-сосновый лес, птичьи посвисты, воздух – не надышишься (и от этого еще «жимнее» на сердце). Недаром тут в пяти километрах и санаторий действует – «Борок» (принадлежит МВД РФ). Рассказывают, что в черные 30-е годы здесь были и дачи энкавэдэшников. И можно предположить-представить себе, как эти дачники иной раз прерывали вскопки да рассадки на личных угодьях и отлучались «на несколько минут» на «работу» – чуток пострелять из нагана в затылки приговоренных к смерти. А их коллеги и домочадцы, возможно, слышали звуки этой «беспощадной борьбы с врагами народа», особенно в 37-м и 38-м, когда этой палаческой работы было особенно много.

Поэтому скорбь скорбью, но в свое время это место было буквально переполнено зловещностью. А вот ею этот преобразованный в мемориал некогда расстрельный закуток на Смоленщине не отдает. Не чувствуется этой приправы. А надо бы! Это мы сегодня называем расстрельщиков НКВД палачами. Но в 30-е они «искренне» служили «делу великого Сталина» и «убежденно» уничтожали различного рода «диверсантов, шпионов, вредителей» и прочих «наймитов империализма». Кем были эти люди, чьими руками, собственно, и творился произвол? Мемориал еще будет «развиваться и наполняться» и, как видится, этой стороне правды тоже могло бы быть уделено внимание в ее визуальном отражении – средствами скульптуры ли, диорамы, некоего иллюстрационного ряда, шокирующей наглядной информацией.

Таковая лишь отчасти присутствует в новом музейно-выставочном центре (МВЦ). Назван же он довольно странно: «Россия и Польша. ХХ век. Страницы истории» и посвящен российско-польским отношениям в ХХ – начале XXI века. Насколько уместно именно так было называть МВЦ в «Катыни» – вопрос к Минкульту. Явно это дань нынешней политической ситуации, в коей находятся Москва и Варшава. Но правильно ли при этом в названии не допускать даже намека на годы Большого террора? Подобный подход не может не представляться некой, обозначим так, стыдливой недоговоренностью (если не сказать откровенным умалчиванием) о том периоде «черных воронков» и выстрелов в затылок в тюрьмах и многочисленных «Катынях».

«Катынь» смоленская является филиалом Музея современной истории России, и его генеральный директор Ирина Великанова убеждена, что хотя «Катынская трагедия – горькая и тяжелая страница нашей истории, но от этого она не является менее значимой, чем страница наших триумфов и наших побед». И по ее словам, «как бы ни были тяжелы события XX века, сегодня мы должны помнить о них, говорить об этом правдиво и честно – только так можно достичь мира и согласия, настоящего народного единства в нашем обществе». Но пока «Катынь» в ее полном восприятии всего этого не отражает.

Авторы этих строк предложили бы проводить в местах, подобных «Катыни», скажем, посвящения в курсанты и приведения к присяге офицеров ФСБ – наследницы ОГПУ–НКВД–МГБ–КГБ–ФСК. Да и МВД и Росгвардия тоже наследники НКВД. А если это «по понятным причинам»  невыполнимо, то организовывать сюда экскурсии офицеров названных силовых ведомств, призванных следить за всецелым соблюдением законности в отношении граждан. «Чтобы помнили…»

Это тем более очевидно, что, как следует из официальных материалов о массовых убийствах в Катыни, основанных и на показаниях свидетелей, участок Козьих Гор приглянулся чекистам для расстрелов еще в 1918-м. С 1931 года тутошнюю местность огородили и обозначили табличками за подписью НКВД: «Запретная зона. Не входить!» А в 1942 году на данное место указали гитлеровцам находящиеся под оккупацией жители деревни Козьи Горы, и геббельсовская пропаганда не преминула использовать факт массового расстрела поляков и русских в антибольшевистской «информационной войне».

Стоит заметить, что если бы не это усердие гитлеровцев, тайна Катыни, возможно, была бы и «доныне там». Немцы обследовали захоронения с привлечением медицинских специалистов Красного Креста и многократно описали ход этой работы в выходившей в оккупированном Смоленске газете «Новый путь». Констатировалось, что как польские офицеры, так и советские граждане были умерщвлены одним тем же способом – одиночным выстрелом из короткоствольного оружия в затылок, при этом руки у обреченных были связаны за спиной. Также немцы зафиксировали общий метод сокрытия ям с трупами: их зарывали, а на поверхности высаживали молодой березняк и сосняк. К слову, гитлеровцам это облюбованное ведомством Берии местечко тоже «понравилось»: они расстреляли здесь с полтысячи пленных красноармейцев, что увековечивает в «Катыни» отдельный памятный знак.

Ныне «Катынь» едва ли не самый известный в России памятник жертвам политических репрессий сталинской диктатуры. На слуху еще разве что названный патриархом Алексием II «русской Голгофой» расстрельный Бутовский полигон на юге современной Москвы: 20 765 жертв с 8 августа 1937 года по 19 октября 1938 года. И конечно, печально известные Соловки. На основе архивных данных подсчитано, что с 11 августа 1937 года по 24 декабря 1938 года выстрелом в затылок в разных местах (не только на островах, но и на материке) было убито и захоронено свыше 9,5 тыс. человек; многие из этих мест еще не установлены.

И вряд ли когда-нибудь будет подсчитано, сколько подобных больших и малых «полигонов» на территории бывшего СССР. На сегодняшний день памятными знаками таковых обозначено 1208, из которых 714 – в России. Это если верить «постоянно обновляемым данным» Российской ассоциации жертв незаконных политических репрессий (странное наименование – как будто бывают и законные политрепрессии). Надо также иметь в виду, что далеко не все они относятся к Большому террору 1937–1938 годов. А «при» некоторых, как, например, «при» Соловецком камне в сквере у Политехнического музея в столице, и вовсе не было убиений; булыжник установлен как укор нынешней «Лубянке» вместо снесенного здесь в 1991 году памятника Феликсу Дзержинскому. Имена же в той или иной «Катыни» погубленных людей также досконально не установлены.

Поэтому можно понять тех «счастливых» потомков убиенных, кто в мемориальной «Катыни» нашел фамилии своих загубленных родственников. Заговорить с кем-то из них обозреватель «НВО» не решился. Но ощущения их понятны: хоть так упокоены – пусть и неизвестно, в каком из девяти могильников…

А скажем, где та «Катынь» в Мордовии, в которой 11 августа 1937 года получил пулю в затылок дед по матери одного из авторов этих строк? Он был арестован райотделом НКВД по «расстрельной разнарядке» в районном центре Краснослободске, население которого тогда насчитывало около 6 тыс. человек. Его убили в числе нескольких сотен. Где их прах? Никто не знает. Мать искала. ФСБ – наследница НКВД – хранит тайну: не резон множить подобного рода находки, а потом и памятники на них, бросающие густую тень на неблаговидное прошлое ныне «навсегда очистившегося» от сталинщины-бериевщины ведомства...

«КАТЫНЬ» НА «КАТЫНИ»

Уникальность «Катыни» в том и заключается, что в умах далеко не только одних россиян сведения о ней отложились преимущественно, а то и вовсе о том, что «в этом месте расстреляли поляков». В 2015 году директор Российского государственного архива социально-политической истории Андрей Сорокин поведал, что несколько лет назад на сайте Росархива выложили оцифрованную «Катынскую папку»: «За два дня документы в Сети посмотрели несколько миллионов человек, и не рассчитанный на подобную нагрузку сайт попросту рухнул, не справившись с наплывом. Понятно, что тема Катыни на слуху, она чрезвычайно востребована внутри нашей страны и за ее пределами, мы помним дебаты в Госдуме, публикации, будто эти документы сфальсифицированы. Да, случай не ординарный, а топовая история, но факт повышенного внимания к ней не оспоришь».

В нагнетании и поддержании такого ажиотажа вокруг «Катыни» в течение почти уже трех десятилетий весьма стараются отечественные власти и СМИ. Но главная заслуга в этом принадлежит, конечно, «новой Польше», решительно вышедшей на рубеже 1990 года из-под влияния Москвы, а десятилетием позже вступившей в НАТО. Уже с конца 80-х Варшава изо дня в день нагнетала эту тему, размахивая «скорбным знаменем Катыни» над всей Европой и за океаном и возводя в разных городах памятники с надписью «Katyn 1940». Сегодня, как свидетельствуют сами потомки шляхтичей, едва ли не в каждой захудалой польской деревеньке имеется «катынский» памятник. Надписи на них примерно такие, как на монументе в Варшаве: «Памяти офицеров польского войска, убитых советским коммунистическим тоталитаризмом на всей территории империи зла» (причем, слово «убитых» – zamordowanych – для русскоязычного восприятия в прямом прочтении имеет куда как более эмоциональный смысл). Или в Познани: «У них отняли жизнь, чтобы убить Польшу» – и дальше поясняется, кто именно «отнял жизнь». Но это бы ладно: своя страна, свои памятники. Сменяющиеся властные польские элиты не забывали вновь и вновь перенимать друг у друга эту политическую хоругвь.

Но ведь подобные изваяния – и отнюдь не скромные, а «величественные» – в те же годы появились и, скажем, в крупнейшем канадском Торонто, и в штатовских Балтиморе, Чикаго и Нью-Джерси (совпали политинтересы проживающих здесь крупных польских диаспор и местных властей). Особенно выразительна нью-джерсийская, выгодно утвердившаяся среди небоскребов: в спину как бы спасающегося, убегающего от зла худощавого бронзового польского офицера (даже характерные шпоры на сапогах выделаны!) вонзена штыком узнаваемая советская трехлинейка. На высоком четырехгранном постаменте с одной стороны начертано «Katyn 1940», на другой – «1939 Siberia» (Сибирь). Но больше всего поражает металлическая табличка с выбитым на ней в переводе на польский стихотворением «Катынь, 1989» популярнейшего в недалеком прошлом советского (а потом российского) поэта Андрея Вознесенского (1933–2010). Найти оригинальный текст этой очевидно конъюнктурной вещи авторам не удалось («а был ли мальчик?»), в подстрочном же переводе в ней есть и такие посылы: «Катынь – это открытый чудовищный ларец. А в нем – убитый цвет польской нации… Катынь – это ларец сталинской лжи и постсталинского всеобщего залгания правительств, международных комиссий писателей – это ларец позора… Катынь – это ларец правды...»

МАЛО!

Все эти годы полякам было Катыни «мало» (как все «мало» им ее и сейчас). Им было мало того, что еще в 1990 году центральная власть СССР факт расстрела польских офицеров в урочище Козьи Горы признала преступлением сталинизма и передала Варшаве комплект документов по этому расстрелу. Мало, что в 1992 году общественности были представлены «ужасные документы», на которых стоят автографы Сталина, Ворошилова, Молотова, Берии, Микояна, а «т. Калинин» и «т. Каганович» сказали свое устное «за расстрел». Мало, что в дальнейшем Россия очень способствовала сооружению здесь Польского военного кладбища. Мало, что в те же годы Москва обнародовала сведения и обо всех других массовых захоронениях поляков, которых, согласно опубликованным документам, решено было уничтожить по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года, и во исполнении этого в апреле-мае в ряде «Катыней» на территории СССР были «пущены в расход» 21 857 польских граждан. Мало, что в 2004 году Главная военная прокуратура РФ обнародовала и данные расследования по вынесению ведомством Лаврентия Берии смертных приговоров 14 542 польским военнопленным, при этом достоверно была подтверждена смерть 1803 из них и установлены личности 22. (Напомним, военные и гражданские поляки оказались в застенках, за колючей проволокой и в трудовых лагерях НКВД в результате небезызвестного «польского похода» Красной армии в сентябре 1939 года, когда восточные земли ПР были присоединены к советским Украине, Белоруссии и Литве, а на расстрел большинство из них были свезены в Катынь.)

Мало, что в 2010 году в преддверии 70-летия катынского расстрела тогдашний глава России Дмитрий Медведев уже в который раз признал, что свершившееся в Козьих Горах – «следствие преступления лично Сталина и ряда его приспешников»: «Позиция Российского государства по этому вопросу давно сформулирована и остается неизменной». Одновременно руководивший в ту пору правительством Владимир Путин принял участие в закладке храмового комплекса в честь Воскресения Христова (через два года церковь была освящена патриархом Московским и Всея Руси Кириллом). А в ноябре того же года Госдума сочла необходимым принять заявление «О Катынской трагедии и ее жертвах», в котором также не уклонилась от прямого обвинения Сталина и других советских руководителей, давших НКВД санкцию на данные преступления.

Мало, наконец, что за эти годы на польском мемориале в «Катыни» не было зафиксировано ни единого акта вандализма. А что, скажем, в отместку за десятки поруганных памятников советским солдатам на территории ПР такое вполне могло случиться!

Казалось бы, тихо скорби и поминай, в России тому не препятствуют и даже деятельно помогают. Смиренно осознай: что случилось, то случилось, – не вернешь невинно расстрелянных, не обратишь время вспять. И спокойно в сотрудничестве с российской стороной продолжай расследование (еще не все тома сфабрикованного «Катынского дела» и столь же сфальсифицированного сталинским Кремлем расследования 1943–1944 годов рассекречены). Так нет же, польские русофобы устроили, по сути, политический подиум на костях погибших в СССР своих соплеменников и никак не уймутся в этих приплясываниях. Что уже набило хорошую оскомину в умах россиян: да сколько ж можно с этой Катынью?!

НЕ ВСТРЯХНУЛО…

В этом смысле Варшаву не встряхнула даже содрогнувшая всех катастрофа польского «борта № 1» с президентом Лехом Качиньским 10 апреля 2010 года под Смоленском, когда большая делегация под началом польского лидера летела почтить память расстрелянных по случаю 70-летия катынского преступления. Польские пилоты во исполнение приказа «приземлиться во что бы то ни стало» угробили 88 высокопоставленных лиц и восемь членов экипажа. В России в некоторых кругах хоть по-человечески и сочувствовали, но не без невольного ощущения говорили, что «это их Бог покарал». В Варшаве же случившееся вновь использовали в антироссийской истерии: и диспетчеры де специально завели Ту-154 в туман, и следы взрыва на обломках обнаружили через годы после случившегося… В свете ныне происходящих событий не исключено, что договорятся до того, что «русские траванули» экипаж, как тех Скрипалей в британском Солсбери, вот летчики и приземлились на деревья за километр до взлетной полосы.

Обратились в Европейский суд по правам человека, который в апреле 2012 года ожидаемо классифицировал катынский расстрел как военное преступление. Примерно с тех же пор – сначала более или менее робко, а потом откровенно «бульдозерно» – повсеместно стали валить памятники 600 тыс. погибшим на территории Польши советским воинам-освободителям. Объяснить этот невиданный вандализм, поощряемый официальной Варшавой, толком не может ни один политолог, ни одно ТВ-ток-шоу, ни один продвинутый остроумный телеведущий типа Владимира Соловьева. Месть за Катынь – бессмысленная, но беспощадная?

  Катынь – Москва