Майор Кун: судьба заговорщика

Иоахим Кун. Фото с сайта www.gdw-berlin.de

В Центральном архиве Федеральной службы безопасности России (ЦА ФСБ) хранится комплекс материалов, составляющих «Дело по обвинению Куна Иоахима», которое было начато 29 августа 1951 года и окончено 6 октября 1951 года. 23 декабря 1998 года Главная военная прокуратура РФ реабилитировала германского подданного Куна Иоахима, осужденного в 1951 году Военным судом Московского военного округа, «за отсутствием в его действиях состава преступления». В связи с этим документы дела Куна были рассекречены и стали доступны историкам.

О чем же рассказывает этот уникальный исторический источник?

ПЕРЕБЕЖЧИК

Через неделю после провала заговора 20 июля 1944 года в советский плен добровольно сдался участник заговора против Гитлера майор Генштаба Йоахим Кун. 2 сентября 1944 года он дал подробные «Собственноручные показания» о подготовке частью немецкой военной и политической элиты государственного переворота с целью свержения Гитлера и его клики.

Документы позволяют восстановить биографию Йоахима Куна. Он родился 2 августа 1913 года в Берлине в семье адвоката Артура Куна и его жены Хильдегард-Марии, урожденной Кустер. В 17 лет Иоахим окончил гимназию и поступил в технический институт, который не окончил. В 19 лет, в 1932 году, он был принят на службу в стотысячный рейхсвер – профессиональную армию Веймарской республики. В 1933–1934 годах Кун обучался в военных училищах в Дрездене и Мюнхене и в конце 1934 года получил специальность военного инженера.

В должности батальонного, а затем полкового адъютанта лейтенант Кун принимал участие в кампании Германии против Польши в 1939 году, командовал ротой в войне против Франции в 1940 году. За наведение понтонной переправы под огнем противника и личную храбрость был награжден Железным крестом.

Летом 1941 года, когда Германия напала на СССР, капитан Кун служил в должности 1-го адъютанта (начальника штаба) 111-й пехотной дивизии вермахта. До ноября 1941 года он был на Восточном фронте. Затем как образцовый штабист был направлен на учебу в Берлин в Академию Генерального штаба, где обучался до мая 1942 года, и окончил ее как лучший офицер своего выпуска. Так он вошел в германскую военную элиту – корпус офицеров Генерального штаба.

Для дальнейшего прохождения службы Кун, в январе 1943 года получивший чин майора, был направлен в организационный отдел Верховного командования сухопутных сил (ОКХ). Его непосредственным начальником был граф Клаус фон Штауфенберг – один из руководителей военного заговора против Гитлера. 20 июля 1944 года Штауфенберг взорвал взрывное устройство в Ставке Гитлера, но Гитлер чудом уцелел. После провала покушения Штауфенберг в ночь на 21 июля 1944 года был расстрелян в Берлине во дворе штаба ОКХ.

ТАЙНИК

17 февраля 1945 года офицеры советской военной контрразведки «Смерш» на основе показаний Куна раскопали на территории бывшей штаб-квартиры ОКХ в Мауэрвальде под Растенбугом (Восточная Пруссия) тайник, зарытый Куном осенью 1943 года по указанию Штауфенберга. В двух банках, металлической и стеклянной, была спрятана документация заговора против Гитлера 1943 года. Из тайника были извлечены: «календарь мероприятий по реализации плана смены главы германского государства и Верховного главнокомандующего», постановление о введении в рейхе чрезвычайного положения в связи со смертью Гитлера, приказы, обращения, оперативные распоряжения, подготовленные в связи с так и не состоявшимся покушением на Гитлера в 1943 году.

Как отмечал в составленной в феврале 1945 года пояснительной записке к этим документам начальник Главного управления советской военной контрразведки (ГУК) «Смерш» генерал-полковник В.С. Абакумов, «приказ верховного главнокомандующего, как показал Кун, был составлен осенью 1943 года руководителем заговора генерал-полковником Бек (застрелился) и Штауфенбергом (казнен). На пост верховного главнокомандующего и главы государства заговорщиками намечался Бек, который и должен был подписать этот приказ. Приказ об объявлении чрезвычайного военного положения в стране должен был подписать фельдмаршал Вицлебен (казнен), намечавшийся заговорщиками командующим вооруженными силами Германии».

Приведем один из этих документов в переводе, сделанном «Смерш» в феврале 1945 года с сохранением оформления, стиля, орфографии и пунктуации.

«Перевод с немецкого.

Транслировать по радио.

Приказ об объявлении чрезвычайного положения в занимаемых запасной армией имперских областях.

Фюрер Адольф Гитлер мертв.

I. Изменническая клика «СС»овских и партийных руководителей, используя серьезность положения, ударила в спину находящемуся в тяжелой борьбе Восточному фронту и пытается в целях достижения личного благополучия захватить власть.

II. Для единения всех сил нации в этот тяжелый час, для обеспечения права, спокойствия и порядка, имперское правительство поручило мне одновременно верховное командование вооруженными силами и исполнительную власть в занимаемых запасной армией имперских областях, а также распорядилось немедленно объявить чрезвычайное военное положение.

III. Исходя из этого, приказываю:

1. Исполнительную власть в имперских областях, занимаемых запасной армией, принять командующему запасной армией генерал-полковнику______

2. Исполнительную власть в военных округах немедленно принять командующим округами, им же передать полномочия имперских комиссаров обороны.

Командующим округами подчинены:

а) все находящиеся в их округах воинские учреждения и части, включая войска «СС», отряды трудовой армии и организации ТОДТ;

б) все общественные учреждения (империи, провинций и общин), в особенности вся административная полиция, а также полиция порядка, безопасности и порядка;

в) органы и подразделения НСДАП и приданные им части;

г) транспортные средства и пищевая промышленность.

3. Командующий запасной армией и находящиеся в его области командующие военными округами принимают необходимые решения и мероприятия для поддержания и восстановления права, порядка и общественной безопасности и проводят их в жизнь в случае необходимости вооруженной силой.

На все время действия чрезвычайного военного положения в имперских областях, занимаемых запасной армией, допустимы сокращения имеющихся законных границ в отношении личной свободы, собственности, права свободного выражения мнений, прав союзов и собраний, нарушения тайны почтовой и телеграфной и телефонной связи, а также приказы о домашних обысках и конфискациях.

4. Лица, выступающие против проведения приказов и распоряжений чрезвычайного военного положения или призывающие другие лица к непослушанию, будут переданы полевому суду.

Главнокомандующий вооруженными силами фельдмаршал …»

Календарный план оперативных мероприятий заговорщиков, составленный Куном совместно с генералами Штифом и Фельгибелем и полковником Штауфенбергом, был рассчитан по минутам. Момент казни Гитлера был условно обозначен знаком «X». Время до покушения обозначалось «X минус». Например, указанное в плане время «X минус 24» означало «за 24 часа до покушения». Время после покушения обозначалось «Х плюс». Например, «Х плюс 10 минут» означало «через 10 минут после убийства Гитлера».

Условная фраза «все восточные батальоны переводятся» означала, что Гитлер в результате покушения убит. Слова «половина восточных батальонов переводятся» означали, что Гитлер ранен. «Восточные батальоны остаются, следует ждать признаков разложения» – заговор раскрыт, покушение не удалось. «Восточные батальоны остаются, переорганизация не нужна» – покушение не удалось, но заговор не раскрыт.

Характерно, что В.С. Абакумов еще в феврале 1945 года предлагал опубликовать найденные с помощью Куна документы военного заговора против Гитлера, однако в нашей стране они оставались секретными до конца 1990-х годов.

РАЗГОВОРЫ ПО ДУШАМ

2 сентября 1944 года Кун, содержавшийся тогда в Москве во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, напечатал на немецкой пишущей машинке «Собственноручные показания». Изучение этого уникального источника, введенного нами в научный оборот в начале 2000-х годов, позволяет прийти к выводу, что благодаря показаниям Куна в сентябре 1944 года Сталин, Берия и Абакумов знали гораздо больше о заговоре группы немецких военных и политиков против Гитлера, чем сам Гитлер, рейхсфюрер СС Гиммлер и начальник Главного управления имперской безопасности Кальтенбруннер (он возглавлял расследование по «делу 20 июля 1944 года»), не говоря уже о лидерах западных стран – участников антигитлеровской коалиции.

Показания Куна позволили создать многогранный портрет первых лиц антигитлеровского заговора; содержались политические и личные оценки ряда высокопоставленных германских военачальников и других ответственных лиц, включая генерал-фельдмаршалов Браухича, Клюге, Манштейна, Кюхлера, Вайса, министра К. фон Нейрата.

Кун рассказывал о своей беседе с графом Штауфенбергом (фактическим военным руководителем офицерского заговора), состоявшейся в ставке Верховного главнокомандования вермахта в Виннице в августе 1942 года. Штауфенберг сказал Куну: «Утверждение Гитлера о том, что война несет переустройство Европы, является лживым… Эту войну нельзя было выиграть даже при самом искусном руководстве… Первопричину всех несчастий надо искать в личности фюрера и в его национал-социалистской теории… Если войну больше нельзя выиграть, то нужно сделать все, чтобы спасти германский народ. А это, в свою очередь, возможно лишь путем быстрого заключения мира». Кун вспоминал, что эта беседа со Штауфенбергом потрясла его до глубины души. К тому же она состоялась летом 1942 года, до Сталинграда и последующих катастроф Вермахта.

Еще один «разговор по душам» Штауфенберга и Куна состоялся 3 февраля 1943 года, накануне отъезда Штауфенберга в Тунис, куда он был направлен в качестве начальника штаба 10-й танковой дивизии. «Выход, который мы так долго искали, – это установление временной военной диктатуры», – произнес Штауфенберг.

Следующая встреча двух офицеров состоялась через три месяца, 6 мая 1943 года. Кун пришел в берлинский госпиталь к Штауфенбергу, тяжело раненному в Тунисе: он потерял глаз, правую руку и два пальца левой руки. На этот раз Штауфенбергом были произнесены слова, к которым Кун был уже морально готов: «Успешная борьба против национал-социализма, его фанатических теорий и целей, то есть путь к спасению народа, может идти только по линии устранения личности Гитлера и его ближайшего окружения».

В сентябре 1943 года генерал-майор Хельмут Штиф с группой офицеров штаба Верховного главнокомандования Вермахта (ОКВ) пытался уничтожить Гитлера в его ставке. Но бомба, установленная заговорщиками в водонапорной башне, взорвалась преждевременно. Виновных не нашли: расследование по этому делу вели офицеры Абвера, сами связанные с заговорщиками...

В то же время заговорщики продолжали обсуждать нелегкий для них вопрос об офицерской чести и верности воинской присяге. Кун писал в показаниях: «В кругах организации неоднократно подчеркивалось, что непосредственное участие в убийстве Гитлера не достойно звания офицера, но все же этот поступок может быть оправдан как казнь преступника».

Куну была поручена организация переворота и создание новой военной администрации в Восточной Пруссии, где находилась гитлеровская ставка «Волчье логово». Вот как описывал Кун непосредственную поставленную перед ним задачу: «Подготовка захвата расположенных в военном округе № 1 главных ставок Гитлера и Геринга. Мы должны были воздержаться от непосредственного захвата ставки фюрера в связи с тем, что она охранялась значительными силами охранного батальона». В район расположения главных ставок заговорщиками были стянуты части действующей армии. «Концентрация этих сил происходила под благовидным предлогом отражения возможных вражеских десантов».

После того как это покушение на Гитлера сорвалось, Кун по личному указанию Штауфенберга закопал в Мауэрвальде две банки – железную и стеклянную. В банках была спрятана секретная документация заговорщиков. Этот тайник Кун и выдал офицерам «Смерш» 17 февраля 1945 года.

В декабре 1943 года Кун побывал у фельдмаршала Вицлебена, который рассматривался заговорщиками как будущий Главнокомандующий Вооруженными силами Германии. «Я надеюсь, что все будет сделано для ускорения переворота, – заявил фельдмаршал, – так как дольше ждать нельзя».

Собрание, посвященное 20-й годовщине со дня покушения на Гитлера. Выступает директор Института новейшей истории Академии наук ГДР профессор Генрих Шеель. Фото Федерального архива Германии

20 июля 1944 года, в день покушения на Гитлера, Кун находился на фронте, в Польше, в штабе 28-й егерской дивизии. За месяц до этого рокового дня, 22 июня 1944 года, майор Генштаба Кун был назначен на должность начальника штаба этой дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Густав фон Цильберг. 27 июля 1944 года, через неделю после провала заговора, Кун добровольно сдался в плен под Белостоком наступавшим войскам Красной армии.

В «Собственноручных показаниях» Кун описывает свое пленение не как заранее подготовленный переход на сторону противника, а как вынужденное бегство с целью спасения своей жизни: он был на волосок от ареста и неминуемой казни как заговорщик. Однако в Германии как во время, так и после войны он считался перебежчиком.

Пленение Куна было сразу же замечено нацистами. 10 августа 1944 года начальник Главного управления имперской безопасности Э. Кальтенбруннер писал рейхсляйтеру М. Борману: «Не будет неожиданностью, если из-за участия в поставке заговорщикам взрывчатого вещества перебежавший к большевикам майор Кун всплывет в Национальном комитете» («Свободная Германия», далее: НКСГ. – Б.Х.).

В этой связи представляют интерес воспоминания бывшего вице-президента НКСГ, правнука князя Бисмарка графа Генриха фон Айнзиделя. В письме автору этой статьи, написанном в 2002 году, Айнзидель отмечал, что он впервые услышал о Куне 22 августа 1944 года из рапорта фронтового уполномоченного НКСГ по 2-му Белорусскому фронту лейтенанта Вильмса, сообщавшего, что Красной армией взят в плен один из участников заговора 20 июля 1944 года майор Генштаба Кун, который хочет включиться в движение «Свободная Германия» и войти в Союз немецких офицеров (СНО). Но ни в НКСГ, ни в СНО Кун не появился. На все вопросы председателя СНО генерала артиллерии В. фон Зайдлица о Куне работавшие с НКСГ и СНО советские офицеры вразумительного ответа не давали.

31 декабря 1944 года Айнзидель в качестве фронтового уполномоченного НКСГ прибыл на 2-й Белорусский фронт в районе Нарева. Там он познакомился с офицером 7-го отдела (отдел контрпропаганды и разложения войск противника) политуправления фронта Львом Копелевым. Майор Копелев спросил Айнзиделя о Куне и был очень удивлен, узнав, что в НКСГ и СНО Куна в глаза не видели. Копелев рассказал, что однажды в июле 1944 года в только что освобожденной польской деревне к нему и еще двум советским офицерам подошла крестьянка и сказала, что скрывающийся у нее немецкий офицер хочет сдаться в плен. Этим немецким офицером и был майор Кун. Кун заявил Копелеву о своем желании примкнуть к движению генерала Зайдлица. Копелев выдал Куну документ как пленному, имеющему особое значение, и выделил офицера для сопровождения в вышестоящие инстанции. Однако сначала Кун попал в обычный пересыльный лагерь для военнопленных, и уже оттуда его направили в Москву. Спустя много лет после войны, когда Айнзидель, депутат германского Бундестага, был в гостях у Копелева, знаменитого писателя и ученого-германиста, у них речь вновь зашла о Куне. Причем Копелев так и не смог объяснить, почему Куну не дали установить контакт с Зайдлицем, СНО и НКСГ.

Таким образом, немецкий лейтенант Вильмс и советский майор Копелев независимо друг от друга сообщали о желании Куна войти в СНО, глава которого генерал Зайдлиц был информирован об этом и хотел встретиться с Куном. Почему же советские инстанции не дали Куну возможности связаться с НКСГ и СНО?

ПОПАЛ НЕ В ТЕ РУКИ

Все объяснялось тем, что работавшие с военнопленными советские структуры конкурировали между собой. Кун в итоге попал не в руки «курировавших» НКСГ и СНО организаций – Главного политуправления Красной армии и Главного управления по делам военнопленных, а в объятия Главного управления контрразведки (ГУК) «Смерш»: перебежчик, к тому же офицер Генштаба, рассматривался как возможный шпион.

2 сентября 1944 года, находясь в ГУК «Смерш» в Москве на Лубянке, Кун напечатал на немецкой пишущей машинке «Собственноручные показания». На русский язык «Собственноручные показания» Куна перевел оперативный уполномоченный Даниил Копелянский. На последней странице перевода он написал: «Справка. Первый экземпляр направлен для информации ГКО (Государственный комитет обороны. – Б.Х.). Оперуполн. 2-го отдела Гл. упр. Смерша капитан Копелянский».

23 сентября 1944 года начальник ГУК «Смерш» генерал-полковник Виктор Абакумов направил члену ГКО Георгию Маленкову письмо следующего содержания: «В Берлине на процессе по делу о покушении на Гитлера, как известно из прессы, одним из активных участников заговора фигурировал майор немецкой армии Кун Иоахим, который германским судом был заочно осужден к смертной казни. Немцы также сообщили, что Кун бежал на сторону Красной армии и в связи с этим объявлен изменником родины… Будучи доставлен в Москву, в Главное управление контрразведки «Смерш» и тщательно допрошен, Кун в собственноручных показаниях изложил известное ему о заговоре против Гитлера и своем участии в нем. Особый интерес представляют показания Куна в части известных ему участников заговора либо сочувствовавших заговору, которые не были репрессированы Гитлером и до последнего времени продолжали находиться на руководящих военных постах... Большую осведомленность в делах заговора и близкие связи с высокопоставленными лицами германского военного командования Кун объясняет своим служебным положением в Генеральном штабе, прошлым своих родителей (дед был генералом от кавалерии) и тем, что начальники рассматривали его как способного и растущего офицера. Имея в виду, что Кун объявлен в Германии изменником и активным участником заговора и к тому же в показаниях несколько выпячивает свою роль в заговоре, не исключена возможность, что он под предлогом всего этого заброшен немцами на нашу сторону с какими-либо специальными целями… Об изложенном доложено товарищу Сталину. При этом представляю перевод собственноручных показаний Куна».

В конце сентября 1944 года «Собственноручные показания» Куна лежали на рабочем столе Председателя ГКО и Верховного главнокомандующего Красной армией. Таким образом, Сталин был подробно информирован о ходе подготовки германскими офицерами покушения на Гитлера.

В плену Кун, разумеется, не располагал точной информацией из Германии, касавшейся судьбы своих родственников и своей участи как участника заговора против Гитлера. Этим обстоятельством можно объяснить непреднамеренные ошибки, содержащиеся в тексте его «Собственноручных показаний».

Например, он пишет: «4. VIII. 1944 года я обратился к находившемуся в лагере г. Волковыск советскому штабному офицеру и сказал, что имею сообщить важные сведения. Много позднее я узнал, что как раз в этот день в Берлине меня приговорили к смертной казни». Но этот факт не соответствовал действительности.

В то же время сообщенная Куну советской стороной версия о том, что он 4 августа 1944 года был приговорен в Германии к смертной казни, не являлась сознательной дезинформацией с целью получения от Куна требуемых на Лубянке показаний. О том, что Кун «германским судом был заочно осужден к смертной казни», говорилось и в письме Абакумова Маленкову от 23 сентября 1944 года. Конечно же, Абакумов не собирался вводить Маленкова в заблуждение. Информация о том, что 4 августа 1944 года Куна приговорили в Третьем рейхе к смерти, была основана на справке, составленной «Смерш» по материалам Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) от 9 августа 1944 года, а ТАСС, в свою очередь, ссылалось на агентство «Трансоцеан».

В действительности же 4 августа 1944 года Кун приговорен к смерти не был: в этот день майор Генштаба ОКХ Иоахим Кун по предложению суда чести Сухопутных сил и приговору народного трибунала Третьего рейха был лишь исключен из рядов вермахта «как перебежчик и в связи с событиями 20.VII.1944 года».

Но в дальнейшем нацисты все же вынесли Куну смертный приговор. 6 февраля 1945 года 3-й Сенат имперского военного трибунала под председательством судьи Шмаусера заочно приговорил Йоахима Куна к смерти «за измену родине, боевому знамени, воинскому долгу и переход на сторону врага». 20 февраля 1945 года Гитлер лично утвердил смертный приговор Куну и потребовал «немедленно привести его в исполнение, как только преступник попадет в немецкие руки».

Возможно, что в сентябре 1944 года капитан Копелянский, так же как и его начальники, не располагал всей поступавшей из Германии информацией о Куне. Ни Копелянский, ни сам Кун тогда еще не знали, что 27 июля 1944 года, в тот же день, когда майор Кун попал в советский плен, его отец Артур и мать Хильдегард-Мария были взяты в Берлине под превентивный арест как родители перебежчика.

ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ

С 12 августа 1944 года до 1 марта 1947 года военнопленный Кун содержался во внутренней тюрьме НКГБ на Лубянке и в Бутырской тюрьме в Москве. «Из соображений оперативной необходимости» ему было дано другое имя. В тюремном деле Кун значился как Иоахим фон Маловиц.

Обращение с заключенным Маловицем и условия его содержания были относительно хорошими. В госпитале Бутырской тюрьмы ему оказывалась необходимая медицинская помощь. Все это время контрразведка «Смерш» вела с особо ценным пленным немецким офицером активную «оперативную работу».

С целью «оперативной работы» военнопленный Кун, согласно указаниям Абакумова от 15 февраля 1945 года и от 28 февраля 1947 года, дважды вывозился на «особые объекты». В 1947 году по указанию Абакумова, который в это время возглавлял МГБ, Кун был помещен на «особый объект» – подмосковную дачу, где находился с 1 марта 1947 года до 22 апреля 1948 года. На даче он не столько отдыхал, сколько готовился к репатриации в Восточную Германию в качестве будущего сотрудника новой администрации. На «особом объекте» Кун находился под наблюдением. По сообщению следившего за ним информатора, Кун «критиковал советскую власть»: в частной беседе он якобы сказал, что сыт по горло сотрудничеством с советскими властями и хочет по возвращении в Германию податься к американцам. Разумеется, что после этого о репатриации в Германию Куну пришлось забыть.

Весной 1948 года Куна вновь поместили в тюрьму. Он сидел в московских тюрьмах: в Лефортове с 22 апреля 1948 года и в Бутырке с 5 апреля 1950 года. Парадокс состоял в том, что юридически он в это время арестованным не считался. Ордер на его арест был выписан лишь 30 августа 1951 года. Капитану И.С. Мамаеву предписывалось обыскать Куна и арестовать его «по месту нахождения». Местом нахождения Куна в это время была Бутырская тюрьма.

Юридическое оформление ареста Куна последовало сразу же за июльскими событиями 1951 года: исключением из ВКП(б), снятием с должности, а затем арестом и расстрелом министра госбезопасности СССР Абакумова, которог, среди прочего обвинили в затягивании расследования особо важных преступлений. В августе 1951 года новым министром госбезопасности был назначен партийный работник С.Д. Игнатьев, который стал «наводить порядок» и готовить к передаче в судебные инстанции следственные дела на всех находившихся в распоряжении МГБ немецких военнопленных, которых, как правило, приговаривали к 25 годам лишения свободы.

Майор Кун был обвинен на основании «пункта 1 (а) статьи II Закона, № 10 Контрольного совета в Германии» и признан виновным «в подготовке и ведении агрессивной войны против СССР». 17 октября 1951 года Особое совещание при МГБ СССР приговорило Куна к 25 годам тюремного заключения, срок которого исчислялся со дня его сдачи в плен – 27 июля 1944 года.

Участие Куна в заговоре против Гитлера сталинские следователи и судьи рассматривали в качестве доказательства его вины. Как гласило обвинительное заключение, «установлено, что участники заговора имели следующую цель: уничтожение Гитлера; заключение сепаратного мира с Англией, Францией и США; продолжение войны против Советского Союза совместно с этими государствами».

ПО СТОПАМ ДЕКАБРИСТОВ

6 октября 1951 года, то есть за 11 дней до вынесения приговора по делу Куна, его следователь майор госбезопасности Кичигин принял решение: «Куна Иоахима, как военного преступника, после осуждения направить для отбытия наказания в особую тюрьму».

Особой тюрьмой, в которой сидел Кун с 1951 по 1956 год, был известный во всей России Александровский централ – каторжная тюрьма близ Иркутска. По иронии судьбы немецкий офицер, участвовавший в заговоре против Гитлера, сидел в той же тюрьме, что и русские офицеры-декабристы, участники заговора против царя в 1825 году. В тюрьме Кун страдал от недоедания – у него началась дистрофия. Офицеры МГБ предполагали также, что он заболел психически.

Хотя состояние здоровья узника Александровского централа вызывало опасения, его продолжали использовать на общих каторжных работах. Но в 1954 году появились и послабления режима: с июня 1954 года Кун получил возможность писать и получать письма и принимать посылки. В тюремном деле есть отметки о получении им 43 посылок от матери. На основании указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1955 года заключенный Йоахим Кун подлежал досрочному освобождению. Но в сентябре 1955 года его не освободили, а перевели в тюрьму г. Первоуральска, где он провел последние, самые тягостные месяцы заключения, продолжавшегося до 7 января 1956 года.

16 января 1956 года Кун был передан в распоряжение правительства ФРГ и через лагерь для перемещенных лиц Фридланд вернулся на родину. 11 лет заключения превратили его в тяжелобольного и морально надломленного человека. О своем прошлом он предпочитал не говорить. Многие в Западной Германии в те годы осуждали участников антигитлеровского заговора как людей, нарушивших воинскую присягу, хотя Конституция ФРГ и провозглашала законность неподчинения военнослужащих преступным приказам.

По свидетельству графа Айнзиделя, навестившего Куна в конце 1970-х годов, Кун жил замкнуто и одиноко в дешевом пансионе в Бад-Боклете, неподалеку от города Бад-Киссингена на реке Саале. Там он и умер, всеми забытый, 6 марта 1994 года, прожив 80 лет. Как отметил Айнзидель, говоря о личной трагедии Куна, «выжившие заговорщики о нем просто умалчивали, как будто под страхом смерти. Он же больше не имел сил (возможно, он действительно страдал шизофренией), чтобы оправдаться и рассказать свою историю, какой она была на самом деле. В ФРГ нужно было вечно стыдиться того, что ты перешел к русским. Да и после того, как с ним обращались в Чека, он не поумнел… Человека, который был так сломлен жизнью, как он, не хотели представлять в качестве борца Сопротивления. Да и то, что среди заговорщиков были люди, которые рассматривали СССР как возможного партнера, было в 50-е годы, в разгар холодной войны, запретной темой. Итак, его похоронили еще при жизни. Он пал жертвой не только Гитлера и Сталина, но и жертвой насквозь лживой исторической легенды».