Полку «гастелловцев» прибыло?

Памятный знак на месте гибели экипажа Виктора Денисова. Фото с сайта admoblkaluga.ru

7 июня 2017 года на стене одного из пятиэтажных домов довоенной постройки в Нижнем Новгороде появилась мемориальная доска. На ней под портретом обаятельно улыбающегося военного с петлицами младшего лейтенанта выгравировано (орфография и пунктуация сохранены): «В доме № 3 по улице Университетской (ныне улица Минина, 3) жил участник Великой Отечественной Войны Денисов Виктор Михайлович, совершивший «огненный таран» колонны фашистской техники». Показательно, что с ходатайством об увековечении памяти летчика Денисова в его родном городе на Волге к нижегородским властям обращался лично губернатор Калужской области Анатолий Дмитриевич Артамонов: именно здесь были найдены и идентифицированы останки героя. Таким образом, последний пополнил список пилотов советских ВВС, повторивших в годы Великой Отечественной войны подвиг Николая Гастелло. Однако число таких подвигов каждая предметно занимающаяся данной темой экспертная группа подсчитывает по своим, только ей известным методикам.

Неординарная история

Но сначала вот о чем. Надпись, при всем уважении к вывесившим памятную доску хранителям памяти о названном выше новом герое, прямо скажем, выполнена не без корявости, без глубокого должного почтения к павшему летчику. Во‑первых, подобный подвиг совершают только раз в жизни, во взрыве и пламени та жизнь неизбежно мгновенно обрывается. Поэтому при таком мемориальном увековечении принято обозначать дату гибели героя. В данном же случае нельзя отделаться и от двусмысленности: можно подумать, что фронтовик‑авиатор «жил после, восстав из пепла» (справедливости ради заметим, что известно примерно полтора десятка из сотен осуществленных в годы войны огненных таранов, когда пилоты выживали). Во‑вторых, рядом с датой стоило указать и конкретное место, где был совершен подвиг. В‑третьих, предпочтительнее было бы написать не «огненный таран» (этот термин явно вызовет вопрос у неискушенного в военной истории человека, а тем более – у ребенка), а «повторил подвиг Николая Гастелло». Разумно было бы и отметить: «на бомбардировщике Пе‑2». А также – воинское звание «гастелловца». Обычно на подобных досках обозначают, с какого по какой год жил в данном доме (а если выяснить это не представляется возможным, можно было бы указать: «жил до Великой Отечественной войны»).

Сравним, например, с мемориальной доской, установленной еще в давние советские годы в Курске: «В этом доме в 1921–1932 годах жила Екатерина Ивановна Зеленко, легендарная летчица, совершившая первый среди женщин в истории авиации таран вражеского самолета». Зеленко воевала на легком бомбардировщике Су‑2, таран «мессера» за полным израсходованием боезапаса совершила 12 сентября 1941 года в районе украинского города Ромны (Сумская область) и в том бою погибла. В 1990‑м Указом президента СССР ей было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Отмеченные замечания – не излишняя придирчивость авторов данных строк: мол, надо и без того сказать спасибо тем, кто хоть так увековечил память героя. Это станет понятным после ознакомления с историей изъятия его имени из необъятного списка пропавших без вести в годы войны. Обстоятельства гибели экипажа бомбардировщика Пе‑2 под командованием младшего лейтенанта Виктора Денисова были установлены только в марте 2015 года – почти через 75 лет после совершенного им и другими членами экипажа его крылатой «пешки» подвига. Выяснили это энтузиасты поискового дела из Калуги. История данного поиска во многом не похожа на другие.

Как поведал заместитель председателя областной военно‑патриотической общественной организации «Военный историк» Лев Марченков, поводом к тому, что занялись данным самолетом, послужило письмо, пришедшее несколько лет назад в областной краеведческий музей. Его автор, некий Павел Иванович Глухов из подмосковного Троицка, сообщал, что в далеком 1958 году при сельскохозяйственных работах на полях у деревни Космачи Бабынинского района (21 км на восток от Калуги) им были найдены десятки фрагментов листов дюралюминия. А в 1962 году при ремонте дороги в том же месте автогрейдер своим ножевым отвалом вывернул из земли пропеллер и большой агрегат, который оказался двигателем самолета.

«Военные историки» оперативно выехали на место. Опросили местных жителей, среди которых – редкий по прошествии такой череды лет случай – оказалось еще немало тех, кто помнил тот день октября 1941 года. Они утверждали, что тогда в окрестностях деревни упали сразу два советских самолета. «Пилот и штурман одного из бомбардировщиков выпрыгнули с парашютами, – излагал с их слов версию тех далеких событий Марченков. – Один был ранен, ему оказали помощь жители села. Второму дали подводу, и он на ней отправился в расположение наших частей. Называли даже его звание и фамилию – будто бы младший лейтенант Есин. Про своих товарищей из второго самолета он сообщил, что все они погибли в горящей машине. По свидетельствам некоторых старожилов Космачей, не просто погибли, а этот бомбардировщик совершил таран колонны немецкой военной техники и солдат врага».

Советские бомбардировщики на задании. Фото © РИА Новости

Местные старики из Космачей, которые тогда были ребятишками, также поведали, как они обнаружили изуродованное тело советского летчика в нескольких десятках метров от места катастрофы – вероятно, силой взрыва его выбросило из кабины. Дети успели взять его планшет и пистолет ТТ, но подоспевшие тут гитлеровцы отобрали у них оба трофея. Пацаны видели, как разозленные фашисты сбросили останки погибшего в воронку, облили бензином и подожгли.

Значит, информация пожилого дядьки из Троицка не была плодом воображения, а пришла ему из памяти, возможно, под впечатлением от соответствующего телесюжета. В последние восемь–десять лет репортажи о находках разбившихся в Великую Отечественную войну самолетов регулярно показывают по центральным и местным каналам ТВ. В свою очередь, жительница деревни Космачи Зинаида Кузьминична Кутузова (в 1941‑м ей было девять лет) указала практически точное место падения советского бомбардировщика, который с ударом о землю прихватил с собой на тот свет и несколько единиц автотехники, и группу солдат врага. Во всяком случае, из воспоминаний пожилых космачивцев вырисовывалась именно такая картина. Но ее следовало подтвердить фактически.

Уникальные раскопки, дотошные поиски

Место падения оказалось буквально в десятке метров от оживленной трассы Р‑132 Вязьма–Юхнов–Калуга, что создавало немалые организационные сложности для проведения раскопок. К тому же на старте их выяснилось, что фрагменты погибшей машины и, возможно, останки ее экипажа разбросаны от эпицентра на многие десятки метров. «Можете себе представить, – рассказывал Марченков (он в поисковом движении, можно сказать, с детства, хотя активным бойцом отряда числится с 2004 года), – ведь Пе‑2 – а мы вскоре определили, что это был именно такой самолет – нес почти тонну взрывчатки. Кроме того, в его топливных баках находилось немалое количество горючего. И когда он врезался в колонну фашистов, громыхнуло, что называется, не дай бог, взрыв перемешал и разбросал по широкой площади как наш самолет и летчиков, так и солдат противника и их вооружение».

Работать начали лопатами, но потом стало ясно, что без экскаватора не обойтись. Ковш мощного железного динозавра стал осторожно срезать грунт. Вскоре показалась серо‑голубая, необычная для здешних мест глина. Поисковикам уже было хорошо известно: такой окрас дают горюче‑смазочные материалы, сохраняющиеся на глубинах десятилетиями. Кстати, топливо и смазка порой неплохо консервируют тела погибших, с чем тоже не раз сталкивались поисковики в разных регионах, которые на месте падения бомбардировщиков и истребителей обнаруживали не только кости погибших.

Копая до четырехметровой глубины, один за другим извлекали артефакты: сразу три единицы вооружения – крупнокалиберный и два скорострельных пулемета, бронеспинку кресла пилота, части приборной панели и топливной системы бомбардировщика (ныне они являются экспонатами стенда в отделе патриотического воспитания городского досугового центра Калуги). Однако главного результата – того предмета, хотя бы одного, по которому в большинстве случаев наверняка выясняется, что это был за самолет, а значит, достоверно устанавливаются и имена находившихся в нем пилотов, – все еще не было.

Вообще групп таких находок несколько. Первая – это останки погибших, а также их документы, награды и прочие личные вещи. «Но в данном случае все это не работало, – пояснял Марченков, – потому что планшетки летчиков были растащены местной ребятней сразу после падения самолета – я даже поражаюсь, как они успели, хотя, знаете, сам был таким пострелом, в детстве мы с мальчишками в окрестных лесах находили немало оружия времен войны, родители нам запрещали копать, да разве ж нас было остановить! А останки погибшего экипажа, как мы выяснили, по приказу немцев тогда же были сожжены, идентифицировать, как вы понимаете, было нечего».

Оставалось надеяться только на то, что удастся извлечь деталь с ее серийным номером – обычно это номер самой крылатой машины либо ее двигатель. Последних было два. Однако, как уже упоминалось, в 1962 году реконструировали дорогу и один из моторов был найден. Его перевезли на Калужский турбинный завод, где он хранился некоторое время, а потом был отправлен в Москву. Не приходилось сомневаться, что искать его в столице бессмысленно, движок наверняка был утилизирован – подобных с полей былых сражений забирали тогда немало. В связи с чем, кстати, не может не удивлять, почему в ту пору никому не тюкнуло в голову, что по номеру силовой установки можно прояснить судьбу экипажа погибшего пикировщика. Случись оное – и уже в 1962 году три летчика рухнувшей «пешки» у 153‑го километра трассы Вязьма–Калуга могли бы быть вычеркнуты из обширного перечня воздушных бойцов, не вернувшихся с боевых полетных заданий.

Но все же поисковое усердие раскопщиков было вознаграждено: таки удалось найти наиболее важную часть крылатого бомбовоза, по которой представилась возможность его идентифицировать, а именно – номер второго двигателя – РА 135‑1356.

Как погибла «пешка»

Спикировавшим на направляющуюся в сторону Калуги колонну врага действительно был советский Пе‑2 № 1052. Повоевать этой грозной «пешке» довелось буквально без году неделю: выпущена она была на 22‑м авиазаводе в Казани 30 сентября 1941 года, на фронт перелетела 2 октября – за восемь дней до своей героической гибели. Но эксплуатировалась в той сложнейшей обстановке на фронте очень интенсивно: за это время бомбардировщик успел совершить шесть боевых вылетов; из последнего – не вернулся. Был приписан к базирующемуся в те дни в подмосковном Степыгине (в 30 км на юг от Подольска и в 150 км от места падения) 46‑му скоростному бомбардировочному полку 77‑й смешанной авиационной дивизии.

Прояснились подробности последнего полета «пешки». В начале октября 1941 года немецкие войска неудержимо рвались к Калуге (город был оккупирован 12 октября). 10 октября экипажи двух бомбардировщиков советских ВВС в очередной раз получили задание разбомбить вражескую колонну на дороге вблизи областного центра. Пе‑2 Денисова поднялся в воздух с аэродрома Степыгино (по другой версии – с Ладыгино, что в 14 км чуть северо‑западнее Кубинки) в 14 часов 47 минут. На подлете к цели в районе деревни Евдокимово по бомбовозам открыли огонь вражеские зенитки. Попали. Штурман экипажа был убит сразу, а стрелок‑радист получил смертельные ранения (как следует полагать, об этом, прибыв в полк, доложил командир второго экипажа младший лейтенант Есин – наверное, Денисов сообщил ему об этом по радиосвязи). Самолет вспыхнул, но какое‑то время летчику удавалось удерживать его в воздухе. Видимо, поняв, что до точки сброса бомб не дотянуть, Денисов в районе деревни Дворцы (до цели оставалось более 20 км) отклонился от маршрута и полетел к трассе Юхнов–Калуга (до нее было около 10 км). Заметив на ней войска противника, он и направил падающую, но еще поддающуюся управлению машину в немецкую автоколонну. Что и наблюдали жители деревни Космачи, находящейся менее чем в километре от трассы.

Совершившим «огненный таран» бомбардировщиком управлял 26‑летний горьковчанин младший лейтенант Виктор Денисов. Два других члена экипажа были ровесниками – 1917 года рождения: штурман младший лейтенант Иосиф Кравцов из города Лисичанска Луганской области Украинской ССР и защищавший самолет от атак вражеских истребителей с хвоста и боковых секторов стрелок‑радист сержант Николай Гришин.

Поисковики нашли родственников всех членов экипажа до обидного мало повоевавшей новенькой «пешки». Интересно, что первым обнаружился внук младшего лейтенанта Кравцова Андрей, ныне проживающий в Испании. «Он буквально каждый день в свободное время занимался поисками своего деда. В один из таких дней на просторах Интернета ему каким‑то чудом на глаза попался материал о заседании областного правительства, на котором заместитель нашего губернатора Руслан Смоленский рассказывал о поднятом поисковиками самолете и называл имена членов его экипажа», – рассказал о подробностях этого нахождения Лев Марченков. Родственникмери младшего лейтенанта Денисова продолжали жить на его малой родине – в Нижн ем Новгороде, который в советское время был Горьким: в частности, нашлась его племянница Римма Григорьевна Егорочкина – единственный на тот момент из здравствующих потомков, кто помнил его живым. Членов большой семьи сержанта Гришина искали в Томске (он там учился), в Семипалатинске (сюда писал письма сестре), а также в Санкт‑Петербурге и Новосибирске (в тогдашний Ленинград и сибирский город летчик слал письма братьям).

«До тех пор пока родственники не найдены, мы ни одного одиночного погибшего бойца не захоранивали и не захораниваем в братских могилах, – говорит Марченков. – Кроме того, наша организация не просто передает останки родственникам, пожелавшим захоронить их на родине. Бойцы отряда стараются по возможности и сами принимать участие в церемонии перезахоронения праха павших на их родине и отдать им честь там, на их родной земле».

Уже менее чем через два месяца после извлечения Пе‑2 и установления имен погибших – 9 мая 2015 года – на трассе у деревни Космачи появился памятник геройски погибшему экипажу с погрудным изображением каждого летчика (удалось найти и их фотографии). На подножье монумента вкратце рассказано о совершенном ими «огненном таране».

507‑й подвиг Гастелло?

В связи с новыми открытиями поисковиков – а за последние годы при раскопках самолетов они выяснили, что случай с экипажем младшего лейтенанта Денисова не единственный в своем роде, – возникает вопрос подсчета «огненных таранов», совершенных в годы войны. Хотя серьезные сомнения вызывает техника получения такой статистики.

В различных источниках утверждается, что Николай Гастелло был не первым, кто показал пример, как, жертвуя собой, надо уничтожать и врага. Его предтечами были сразу четверо пилотов, которые направили свои самолеты в средоточие войск вермахта уже на второй день войны – за два дня до того, как это сделал экипаж капитана Гастелло. Это отмечается во множестве источников, начиная с тех, что появились в последние годы существования СССР.

Напомним. 24 июня 1941 года под Бродами (85 км на северо‑восток от Львова) горящий бомбардировщик СБ (а возможно, это был новейший Ар‑2) направил в переправляющиеся через реку Шара вражеские танки командир авиазвена старший лейтенант Григорий Архипович Храпай (род. в 1917), служивший в 33‑м БАП. С ним погибли летчик‑наблюдатель лейтенант Василий Иванович Филатов (род. в 1915) и стрелок‑радист старший сержант Григорий Кузьмич Тихомиров (род. в 1910). Героическое деяние экипажа, командир которого успел передать по рации свое осознанное решение, столь впечатлило его однополчан, что один из них даже посвятил ему такие строки: «Умирая, колонну танков/ Поджег и развеял в пыль./ Кто сможет сравниться с ним? Данко?/ Данко – легенда. А это – быль». В тот же день на колонну автомашин врага в районе города Таураге (Литва) направил свой самолет старший политрук Саркис Михайлович Айрапетов. О котором будто бы летчик люфтваффе, некий Зелингер, написал в своих послевоенных мемуарах, что советский пилот действовал «не по правилам» и, мол, польза от такого самопожертвования нулевая.

Однако, как пишут в своем исследовании «Иду на таран!» Последний довод «сталинских соколов» (2007) М.А. Жирохов и А.П. Котлобовский, первым «огнетаранщиком», «видимо, был старший лейтенант Петр Чиркин (командир звена 62‑го ШАП) (штурмового авиаполка. – В.З., И.П.), который 22 июня 1941 года у села Лисятичи Стрыйского района Львовской области направил свою горящую «Чайку» на колонну врага». Автор статьи «Огненное возмездие» Олег Каминский заочно опровергает эту версию: «Правда, откуда взялись сведения об «огненном таране» 27‑летнего старшего лейтенанта Петра Степановича Чиркина, установить довольно затруднительно. Вполне возможно, что ради поднятия боевого духа бойцов Красной армии подобный скоропалительный вывод о таране сделал какой‑то безвестный политработник Юго‑Западного фронта». Стиль этого замечания, заметим от себя, не претендует на сдержанный тон прежде всего по отношению к подвигу, каким бы он ни был (равно как неуместен и поспешный негативный вывод в отношении «какого‑то безвестного политработника»).

А в последний раз подвиг Гастелло был повторен на самом излете войны гвардии младшим лейтенантом 2‑го гвардейского истребительного авиаполка Александром Лукичом Лиховидовым (1922 года рождения, уроженца деревни Новоселки Бешенковичского района Витебской области Белорусской ССР). В «Именном списке безвозвратных потерь офицерского состава частей 322‑й истребительной авиационной дивизии по состоянию на 29 апреля 1945 года» в графах напротив фамилии Лиховидова имеются примечательные для таких документов подробности (в прежние годы войны они обычно опускались): «24.5.45 г. Прикрыв[ал] наземные войска на с[амоле]те Ла‑7 в р[айо]не Берлина, на обратном маршруте в районе ШАНКЕНДОРФ был сбит З[енитной] А[ртиллерией] противника. Погиб». И соседней графе: «Упал в р[айо]не расположения войск противника». Подвиг 22–23‑летнего пилота не зафиксирован ни в одной мемуарной книге.

За восемь дней до этого на наземный таран пошел экипаж ленд‑лизовского среднего бомбардировщика В‑25 под командованием младшего лейтенанта Александра Григорьевича Белоусова. Эта история довольно интересна в контексте нашей темы, потому скажем о ней несколько подробнее. Вторым летчиком на этом самолете был младший лейтенант Николай Семенович Додор, штурманом – младший лейтенант Борис Самуилович Соломоник, стрелком‑радистом – старшина Леонид Владимирович Клюхин, воздушными стрелками – младшие сержанты Сергей Венедиктович Лещуков и Анатолий Михайлович Муравьев. Экипаж был очень молодым: командир воздушного корабля родился в 1923‑м, второй пилот и штурман – в 1922‑м, оборонявшие самолет от атак истребителей стрелки – в 1926‑м, то есть им было всего 18–19 лет. По какой‑то причине о Додоре как о командире говорится в мемуарах «По целям ближним и дальним» (1981) маршала авиации Николая Скрипко (1902–1987):

«16 апреля 1945 года, когда началась Берлинская наступательная операция, с боевого задания не вернулся и считался без вести пропавшим экипаж младшего лейтенанта Н.С. Додора из 341‑го дальнебомбардировочного авиаполка...

Уже после войны, в середине 70-х годов, неподалеку от Берлина (согласно архивным данным – в 1972 году вблизи города Букова, что на севере тогдашней ГДР, в 150 км от Берлина. – В.З., И.П.) были обнаружены обломки советского бомбардировщика, комсомольский билет на имя Николая Семеновича Додора, 1922 года рождения, документы других членов экипажа.

Среди граждан ГДР нашлись очевидцы подвига советского летчика и его боевых товарищей. Местные жители рассказали, что на рассвете 16 апреля 1945 года одиночный советский бомбардировщик был перехвачен и атакован группой немецких истребителей из берлинской зоны ПВО. Советский экипаж упорно продолжал полет на цель, отбивая многочисленные атаки фашистских истребителей. Но численно превосходящему противнику, атаковавшему дальний бомбардировщик с разных полусфер, в конце концов удалось поджечь самолет. Оставляя за собой шлейф дыма, бомбардировщик со снижением стал уходить на восток.

Когда советскому летчику не удалось сбить пламя, по свидетельству очевидцев, он развернулся над лесом и повел самолет в обратном направлении. Мнения сходятся на том, что летчик заметил большой склад боеприпасов гитлеровцев и устремил на него горящую машину. В нескольких десятках метров от склада бомбардировщик врезался в болотистый луг».

Воевавший штурманом звена в 10‑м гвардейском авиаполку дальнего действия Герой Советского Союза полковник в отставке Алексей Кот (1914–1997) в своей книге «Отечества крылатые сыны» (1989) дополняет: «О подвиге экипажа Николая Додора подробно рассказала газета «Красная звезда» в статье «Последняя атака» за 18 апреля 1974 года. В газете помещены фото летчика Додора и его комсомольского билета, пролежавшего в земле на месте взрыва самолета около 30 лет».

Останки экипажа тогда же были перезахоронены в братской могиле. Все шестеро были включены советскими военными историками в перечень совершивших наземные «огненные тараны».

В перечне этом, составленном на основе документов, хранящихся в архиве Министерства обороны СССР и в картотеке управления кадров ВВС, и опубликованном Воениздатом в книге «Бессмертные подвиги» (1980), значится 287 таких героев истребительной и бомбардировочной авиации Красной армии.

Аналогичный же список сайта «Авиаторы», данные которого формируются также на основе архивных данных и прочих заслуживающих доверия источников (причем со ссылками на таковые), состоит уже из 315 фамилий (впрочем, отмечается, что «информация, размещенная на сайте, получена из различных источников, в т.ч. недокументальных, поэтому не претендует на полноту и достоверность»).

При этом в «Бессмертных подвигах» «не достает» 76 имен из «Авиаторов», а в «Авиаторах» – 49 фамилий из «Бессмертных подвигов». «Авиаторы» не посчитали возможным включить в свой пантеон «огнетаранщиков», например, экипаж В‑25 Белоусова–Додора: возможно, по той причине, что летчики «малость не дотянули» до подвига – рухнули в болото, а не на вражеский склад боеприпасов, на который направляли свой горящий бомбардировщик.

Не уважил сайт и двух повторивших подвиг Гастелло летчиц – сержанта Александру Павловну Полякову (1922–1943; пилотировала У‑2) и 19‑ или 20‑летнюю Варвару Ильиничну Емельяненко (младший сержант, воздушный стрелок Ил‑2). Хотя их героические деяния были не раз описаны в прессе и мемуаристике достаточно внятно.

Ни «Авиаторы», ни «Бессмертные подвиги» не называют в числе совершивших «огненный таран» Владимира Анастасовича Микояна – сына небезызвестного сталинского наркома Анастаса Микояна. Во время Сталинградской битвы 18 сентября 1942 года 18‑летний летчик Владимир Микоян вылетел на свое третье боевое задание, с которого ему не суждено было вернуться: в районе станции Котлубань он был подбит и направил свой горящий истребитель на колонну вражеской техники.

И уж конечно, ни один из вновь открытых поисковиками «гастелловцев» не пополнил список «Авиаторов». Как и постоянно обновляющаяся «Википедия» не добавила их в таблицу с фамилиями 461 такого летчика. Как видим, критерии включения повторивших подвиг Гастелло в авторитетные списки не могут не вызывать вопросов.

В одной из публикаций (май 2015 года) на сайте «Военное обозрение» встретилось: «Советские летчики в годы войны совершили 446 огненных таранов». С какого потолка взято, не поясняется. В исследовательской книге «Иду на таран!» Последний довод «сталинских соколов» утверждается: «Всего за годы войны огненные тараны повторили около 500 советских экипажей».

Опять же «Википедия» в статье о Николае Гастелло со ссылкой на пару не вызывающих очевидного доверия источников конкретизирует: «Всего за период Великой Отечественной войны было совершено… 506 таранов самолетом наземной цели».

Таким образом, вновь найденный поисковиками экипаж бомбардировщика Пе‑2 под командованием младшего лейтенанта Виктора Денисова вполне может претендовать на то, чтобы занять некую очередную позицию в том или ином святом сонме павших «огнетаранщиков». Но в соответствующих экспертных сообществах почему‑то продолжительно размышляют над этим…